Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том II - Дэн Абнетт

— Брат мой, — прошептал Лоргар. — Каким же ты был. Бриллиант среди волков и расточителей.

— Он всегда получал удовольствие от лести, — улыбнулся Фулгрим. — Неужто ты так быстро успел забыть, как он насмехался над тобой, Лоргар? Его пренебрежение уже исчезло из твоей памяти?

— Нет, — Несущий Слово покачал головой, словно усиливая отрицание. — Но у него было полное право считать меня ниже себя, поскольку я никогда не был завершенным. До настоящего момента.

Носящее кожу Фулгрима существо растянуло губы в улыбке, которую никогда бы не изобразил настоящий примарх.

— Ты хотел увидеть брата, избранный. Вот он.

— Это картина. Не смейся надо мной, демон. Не сейчас, когда мы, наконец, пришли к согласию.

— Ты желал взглянуть на утраченного тобой брата, — с лица Фулгрима не сходила улыбка. — Я выполнил свою часть нашего соглашения.

Лоргар уже тянулся к висевшему за спиной крозиусу.

— Успокойся, избранный, — Фулгрим поднял руки. — Картина. Посмотри дольше и глубже. Скажи, что ты видишь.

Лоргар вновь повернулся и уставился на изысканный шедевр. На этот раз он позволил глазам скользить по изображению, не выискивая деталей и просто блуждая, пока они не остановились там, где им было угодно.

Он встретился взглядом с проникновенными глазами портрета, и, в конце концов, Лоргар вздохнул с едва заметной улыбкой.

— Здравствуй, брат, — произнес он, наконец.

— Теперь ты видишь? — спросил стоявший рядом с ним демон. Какое-то мгновение, всего на три этих слова, это был совершенно не голос Фулгрима.

— Я вижу больше, чем ты понимаешь, — Несущий Слово развернулся к поработителю своего брата. — Если ты думаешь с удовольствием провести вечность в роли кукловода при теле моего брата, то однажды ночью тебя ждет смертельное разочарование.

— Это ложь отчаявшейся и глупой души.

Лоргар рассмеялся с редкой и искренней ухмылкой. Возможно, это было единственное выражение лица, нарушавшее его сходство с отцом.

— Я сохраню твою тайну, демон. Наслаждайся контролем, пока он у тебя есть.

Он дружески хлопнул Фулгрима по плечу, и, посмеиваясь, двинулся по украшенному трупами проходу к выходу из театра.

Закрыв дверь, он забрал с собой колдовской свет, оставив Фулгрима и картину во мраке.

За дверью в сопровождении почетного караула ожидал Аргел Тал. Большая часть Легиона перекрасила доспехи в такой же алый цвет, как у Гал Ворбак — очередной символ эпохи перемен. Все эти воины были облачены в красную броню предателей.

— Сир, — поприветствовал его Аргел Тал. Легионер склонил голову, и рога на шлеме опустились. Лоргар чувствовал осязаемый жар двух душ человека — одна из них была живой, другая же, словно паразит, присосалась к первой, имитируя жизнь и возмещая украденное симбиотическим потоком силы.

Гармоничный. Чистый. Божественный. Это было единство Хаоса, встреча плоти и духа.

— Сын мой, сегодня мы созываем Совет Святости, и я снова буду говорить о Калте. Затем, в последующие часы, я призову тебя и наиболее доверенных из твоих младших командиров. После того, как Совет Святости разойдется, я буду беседовать с вами не только о Калте, но и о том, что последует за ним.

Прежде, чем заговорить, воин задумался.

— Я не понимаю, повелитель.

— Знаю. Но поймешь. Аргел Тал, между славой и жертвой существует огромная разница. Иногда судьба сама заботится о себе. Тогда можно следовать зову сердца и делать то, что хочешь. Стремиться к славе, которой ищешь. А временами судьба нуждается в отваге и крови человечества, которое протолкнет ее к лучшему будущему. Пусть даже ценой страсти и мести. Даже ценой в наивысшей степени заслуженной славы. Все мы приносим жертвы, сын мой.

Аргел Тал ощетинился, хотя и попытался скрыть обиду от глаз примарха.

— Хотелось бы думать, что я уже знаю достаточно о жертвах, повелитель.

Лоргар согласно кивнул.

— Именно поэтому этим вечером я обращусь с истиной к тебе, а не к Кор Фаэрону или Эребу. Как и я, ты смотрел в глаза богов. И так же, как и у меня, у тебя останутся еще войны, даже когда система Калта запылает.

КОНЕЦ

Крис Райт

Братство Бури

Действующие лица

Примархи

Джагатай-хан — примарх Белых Шрамов

Гор Луперкаль — примарх Лунных Волков

V Легион Белые Шрамы

Шибан-хан — братство Бури

Торгун-хан — братство Луны

Таргутай Есугэй — провидец бури

Имперские персонажи

Илья Раваллион — Департаменто Муниторум

Хериол Мирт — Департаменто Муниторум

I. ШИБАН

Даже сейчас я помню многое из того, что он сказал, но мы учились быстрее на примерах, чем со слов. Именно эта особенность была нашей сущностью — мы смотрели, и мы действовали.

Мы наслаждались скоростью. Возможно, мы зашли слишком далеко, слишком быстро, но я ни о чем не жалею. Мы хранили верность своей природе, и она спасла нас в последнем испытании.

Я многое помню о нем с того времени, когда наши инстинкты были проще. Некоторые полученные уроки, самые ценные из них, до сих пор помогают мне.

Из всего, что он сказал или якобы говорил, только одно потрясло меня. Он сказал: «Смейся, когда убиваешь».

Если бы нам был нужен девиз, если кто-нибудь спросил, что делает нас теми, кто мы есть, тогда я бы ответил именно этой фразой.

Никто никогда не спрашивал. К тому времени, как нас удосужились разыскать, все уже изменилось. Мы вдруг стали нужны, но времени подумать «почему» не было.

Я последовал его совету: убивая, смеялся. Ледяной ветер трепал мои волосы, и я чувствовал горячую кровь на своей коже. Я мчался далеко и быстро, подстегивая своих братьев, чтобы они не отставали. Я был подобен беркуту, охотничьему орлу, свободному от пут, парящему в восходящем потоке высоко над горизонтом.

Вот кем мы были тогда — Минган Касурга, братством Бури.

Это было наше имя, которое отличало нас от других.

В узком кругу нас называли «смеющимися убийцами».

Для остальной галактики мы все еще оставались неизвестными.

Мне нравился Чондакс. В отличие от покрытого корой затвердевшей магмы Фемуса и утопающего в джунглях Эпигеликона планета, давшая имя всему звездному скоплению, подходила нашему стилю войны. Ее безоблачные огромные и высокие небеса были бледно-зеленого цвета, подобно траве рейке. Мы волнами пронеслись по ней от южных пунктов высадки до экваториальной зоны. В отличие от любого другого мира, известного мне ранее и ставшего известным после, он никогда не менялся — во все стороны простиралась белая пустыня, блестевшая под мягким светом трех далеких солнц. Земля была кристаллической, как соль, и трескалась от простого нажатия рукой.

На Чондаксе ничего не росло. Мы доставляли запасы с орбиты на громоздких транспортных судах. Когда они улетали, а мы уходили, земля смыкалась над выжженными следами, разглаживая их добела.

Планета сама себя исцеляла. Наше присутствие было незначительным — мы охотились, убивали, а затем ничего не оставалось. Даже добыча — зеленокожие, которых мы называли хейны, другие — орками, кайнами или крорками — не оставляла следов. Мы понятия не имели, чем они питались. Мы уничтожили их последний примитивный космический корабль несколько месяцев назад, заставив чужих высадиться на поверхность планеты. Всякий раз, как мы вычищали их грязные логова, выжигали их и превращали землю в стекло, возвращалась белая пыль.

Однажды я долго вел эскадрон на юг. Мы покрывали по триста километров до каждого заката, возвращаясь туда, где сражались с орками в жестокой семидневной битве, окрасив землю в черный цвет крови и угля.

Когда мы прошли по месту битвы, там не было ничего, кроме белой пустыни.

Я сверился с локаторами доспеха. Джучи не поверил мне, сказав, что мы ошиблись. Он оскалился, разочарованный тем, что ничего не нашел. Брат надеялся, что некоторые спрятались и уцелели, и теперь были готовы к новому бою.

Я знал, что мы не ошиблись. И тогда я понял, что мы находились на планете, которой нельзя навредить, которая стряхивала с себя нашу кровь и ярость и возвращалась в первоначальное состояние после нашего ухода.

Это наблюдение стало основой моей симпатии к Чондаксу. Позднее я объяснил это братьям, когда мы сидели под звездами и грели руки у костра, как делали наши отцы на Чогорисе. Братья согласились, что Чондакс — хороший мир, на котором можно вести добрую войну.

Пока я говорил, Джучи терпеливо улыбался, а Бату качал покрытой шрамами головой, но я не возражал. Мои братья знали, что у их хана поэтический характер, но это не вызывало презрения у чогорийцев, которое, я слышал, было свойственно другим Легионам.