Ночь печали - Фрэнсис Шервуд

— Твой брат думает о том, чтобы занять место в новом правительстве, — мимоходом сообщила мать Малинцин, как будто это вовсе не было целью ее визита.

— Вот как? В новом правительстве?

— Ты общаешься с важными людьми, Малиналли.

С важными людьми.

Раз в год все важные люди собирались вместе и праздновали день, когда духи возвращались на землю. Кортес называл это Днем всех душ, но все остальные знали, что это День мертвых, вернее, два дня — первое и второе ноября по испанскому календарю. В эти дни они поминали Франсиско и Ботелло, умершего во время осады в своей глиняной хижине рядом с Ципактли, своей ацтекской возлюбленной. Кай и Малинцин поминали Лапу Ягуара. Кортес настаивал на том, чтобы они почтили память Исла, и потому те из них, кто жил неподалеку от Такубы, где сеньор Исла скончался, сделали для него алтарь. По традиции они должны были оставлять на алтаре еду, которую любил Исла, и небольшие сувениры. Но на самом деле никто не знал, какую еду любил Исла, и поэтому Малинцин, Кай и Нуньес укладывали на алтарь гнилые, зловонные дыни, заплесневевшие тортильи, мертвых ядовитых лягушек, горстку бобов, от которых пучило живот, и очень редкий испанский фрукт — яблоко, manzilla, с червями.

Они сделали небольшую статуэтку Исла — куклу с маленькой головой и змеиными глазами, пришитыми по бокам, словно пуговицы. Под гульфик кукле они запихнули личинок москитов, положили скорпионов между пальцами и измазали ее матерчатую голову гнилым утиным жиром со вшами. Отец Ольмедо наклеил на эту куклу небольшой клочок бумаги с цитатой из Иоанна Богослова, начинавшейся словами: «Истинно, истинно говорю я вам…»

— Ты меня слушаешь, Малиналли?

— Слушаю. — Малинцин не могла заставить себя называть матерью эту женщину, рассевшуюся в ее доме, будто она тут всегда жила.

— Твой брат думает о должности в новом правительстве. Он очень талантлив.

— Что он умеет делать?

Малинцин думала о матерях и их сыновьях, о матери юноши из Чолулы, которая хотела сделать ее своей невесткой. Она вспоминала о том, как люди в Теночтитлане слышали такие же крики каждый вечер на центральной площади. Здания в городе лежали в руинах, здесь не осталось и камня на камне, а на развалинах дворцов и храмов построили новый дворец и большую церковь.

— Твой брат очень умен. Он быстро учится. Он может научиться чему угодно. Сейчас он учит испанский.

— Вот как? ¿Habla español?[69]

Брат ничего не сказал.

— ¿Un poco, — Малинцин развела пальцы на дюйм, а затем немного сдвинула их, — poquito?[70]

Ее брат попытался улыбнуться, но это выражение лица ему явно не давалось. У него был узкий рот, и Малинцин представила, как брат поглощает пищу мелкими кусочками и лакает воду, словно животное.

— Ты могла бы по-сестрински помочь ему, но что тут скажешь. Я вырастила тебя щедрой и доброй и знаю, что могу рассчитывать на то, что ты чтишь семейные узы. Мы приехали с побережья — ты это знаешь. Нам нужно отдохнуть, так что мы останемся здесь до тех пор, пока твой брат не займет должного положения. Когда мы встанем на ноги…

— Твой сын может отнести тебя обратно, — перебила ее Малинцин. — Он молод и силен.

В конце концов, Ботелло и Аду несли Франсиско, а Альварадо перенес мать через горы на плечах.

— Отнести меня обратно? Ты, конечно же, шутишь. Отнести меня обратно на спине? — с угрозой прошипела старуха.

Встав со стула, Малинцин подошла к матери и, нагнувшись, поцеловала ее в губы.

— Вы возвращаетесь на побережье.

— Нам некуда возвращаться, Малиналли. Воины…

— Я подарю тебе дом. Тебе и твоему сыну. Но вы не будете жить рядом со мной.

— Но мы же только что приехали, Малиналли! Такой короткий визит, дочка! Бобы уже готовы, те, которые грела служанка? Нет ли у тебя гамаков, в которых мы могли бы отдохнуть? Конечно, ты не хочешь, чтобы мы уходили. Кровь людская — не водица. Я хочу пить. Ты ведь варила бобы, правда? У тебя такой большой дом и всего один сын.

— У тебя тоже есть сын.

— Ты богатая женщина, женщина со связями. Ты разговаривала со многими важными людьми.

— Я никогда не говорила своими словами. Я лишь передавала слова других. — Встав со стула, Малинцин приблизила свое лицо к лицу матери. — Сейчас я говорю своими словами, а именно: уходи. Уходи, пока я не сделала такое, о чем мы все пожалеем.

— Полно тебе, ты должна признать, что рабство пошло тебе на пользу. Ты многому научилась. Где бы ты сейчас была, если бы я тебя не продала? Подумай, кого тебе удалось повстречать, чего ты достигла. У тебя мягкие руки и обувь на ногах. Мой муж предупреждал меня, неблагодарная! Ты…

— Мария, выведи наших гостей и позови Хуана. Возможно, тебе понадобится помощь.

— Но ты ведь сказала, что подаришь нам дом. Дом на побережье с несколькими комнатами и садом. Да, садом, а еще животными. Старой женщине нужна помощь, раб…

— Мария…

— Да, мадам?

— Вышвырни их отсюда.

Кетцалькоатль спал под раскидистой сейбой, прислонившись спиной к стволу. Ветви дерева спускались до самой земли, переплетясь с корнями, закручиваясь спиралью, так что дерево казалось целым лесом. Кетцалькоатль спал, и ему снился сон, столь же реальный, как детские кошмары Малинцин, вот только сон его не был населен демонами подземного мира. Кетцалькоатлю снились возвращение Кортеса и мощная осада Теночтитлана в год 1521-й по христианскому летоисчислению. Индейские носильщики под предводительством Кортеса покорно транспортировали части новеньких бригантин, которые можно было легко собрать на берегу озера Тескоко. Испанцы пришли с катапультами и пушками, стрелявшими каменными ядрами, лавой, которой можно было стрелять из пращи, мехами, раздувавшими огонь, небольшими мушкетами, не нуждавшимися в подставке, и порохом из серы с жерла вулкана Попокатепетль. Этого оружия было более чем достаточно для захвата столицы. Кроме того, к Кортесу присоединились воины из враждебных Мешико городов-государств, убежденных в том, что так они смогут положить конец гнету империи.

После нескольких стычек и ожесточенных боев в окрестных городах Кортес перекрыл мешика поставки воды из Чапультепека и заблокировал ввоз пищи по трем мостам. Оспа уже начала косить население столицы. От этого заболевания умер и брат Моктецумы Куитлауак, пробывший императором совсем недолго. Оставшихся в зоопарке животных съели, растения в садах увяли и погибли. В Теночтитлане бушевал голод, и на улицах, словно тростинки, лежали тела мертвецов. Выжившие питались пылью, землей и корнями сухих растений, которые они выковыривали из щелей между иссохшими камнями. Придя в отчаяние, новый император Куаутемок переодел женщин в костюмы воинов, выдав им оружие. Он хотел, чтобы испанцы ошиблись при подсчете численности ацтекского войска. Осада продлилась девяносто три дня. Город официально сдался утром 13 августа 1521 года.

Некоторые считали, что Кетцалькоатль может менять форму и, словно ануалли, кунандаро, то есть тот, кто меняет облик, становиться чем угодно — пернатым змеем, птицей кетцаль, первозмеей земли коатлем, драконом, перерождавшимся каждый год, меняя кожу. Возможно, Кетцалькоатль был ягуаром ольмеков со шкурой, усеянной пятнами, словно звездное небо. Мог ли он расправить свои крылья, словно великая птица мира, восставшая из пепла и взлетевшая на небеса?

Этот сон мог присниться Кетцалькоатлю в два часа дня, если бы Нуньес взглянул на новообретенные часы, поднятые со дна озера и очищенные от ила. Этот сон мог присниться Кетцалькоатлю в любой день, тогда и теперь, там и здесь, в точке времени и пространства, сжавшейся до одного вечного мгновения.

Благодарности

Мне хотелось бы искренне поблагодарить Фредерика Слански, который сделал возможным написание этой книги. Я благодарна помощи Джил Биалоски и Люси Чайлдс. Кроме того, я в долгу перед Эваном Карвером, Альфредом Гийомом, Майклом Курубетисом, Сересом Маду, Леандер Маду, Стивеном Данном из Общества Восточной Границы, Лилианой Куинтеро, Эми Роббинс и Линном Уильямсом.

От автора

В то время когда я работала над книгой «Ночь печали», однажды в Веракрусе вышло так, что я ехала в такси с молодой мексиканкой. Эта девушка училась в Национальном независимом университете Мексики. Все ее тело покрывали татуировки, в ушах были диски, а на голове — черный панковский ирокез. Я рассказала ей о том, что меня интересует Малинче, ацтекская переводчица Кортеса. Студентка поправила меня, сказав: «Не называйте ее Малинче — так ее звали захватчики. Ее имя Малинцин, она ацтекская принцесса».

Итак, Малинцин была ацтекской принцессой, собственная мать продала ее в рабство, впоследствии она стала переводчицей при конкистадоре Эрнане Кортесе в 1519 году, а также его любовницей. Малинцин родила ему сына. Считается, что этот мальчик был первым метисом, ребенком, в котором смешалась кровь индейцев и испанцев. После смерти Малинцин ее поносили как предательницу своего народа, до сих пор в Мексике в ходу термин «малинчизм», означающий приверженность чужим богам.