Забытый фашизм: Ионеско, Элиаде, Чоран - Александра Ленель-Лавастин

1945, 1946,1947 годы были очень тяжелыми для автора «Нет», который уже отчаялся снова стать писателем. К тому же его просьбы, обращенные к Тудору Вяну, оказались безрезультатными. Он уже и не надеялся улучшить свое положение, как в совершенном отчаянии писал Вяну 9 февраля 1948 г.: «Вот уже три года, как я трачу остатки молодости (Ионеско скоро исполнится 40 лет. — Авт.), ожидая, что будут выполнены обещания Михая Рали, что он мне «устроит» должность (лектора во Франции или вакансию в дипломатическом представительстве и т. п.). А он мне все время говорит, что надо подождать — месяц, два, три»[820]. Однако ничего не подворачивается. Надо сказать, Ионеско сам в этом виноват. Его бухарестские друзья поставлены в затруднительное положение, чего он явно не понимает. Их смущенное молчание объясняется следующей поразительной и неприятной историей, приключившейся в 1946 г. Ее главным действующим лицом выступает сам Ионеско; ее последствия сыграют важнейшую роль в его решении остаться во Франции. Но сам драматург осознает все это много позже.

История начинается в 1946 г., когда ежемесячный журнал «Viaţa Românească» (им руководит Михай Раля, занимающий в коалиционном правительстве Петру Грозы пост министра по делам религий и искусства) публикует смелую, но исключительно резкую статью за подписью Ионеско. Как полагается настоящему левому интеллигенту, Ионеско начинает с изложения своих убеждений в том, что только «революционное действие может победить зло в политике». Далее он с необыкновенной энергией набрасывается на национализм и его представителей: «Совершенно необходимо вырвать националистическую идею с корнем. Румыния была больна национализмом. Он совершенно заразил румынскую культуру, румынскую душу. Речь идет о самом страшном моральном раке, излечить от которого способен только скальпель хирурга». Далее Ионеско настаивал на том факте, что националистическая идеология, «этот буржуазный рефлекс самообороны против прогрессивных и благородных социальных идей», в значительной мере питалась спорами интеллигентов о «национальной самобытности». Эта «навязчивая идея» (явный камешек в огород Элиаде) оказалась такой же вредоносной, как «непрерывное землетрясение, как альянс с гитлеровской Германией». В этой статье он нарисовал безжалостную картину корпораций, из которых состояло довоенное румынское общество. Армия, полиция, «буржуазные» магистраты, дипломатическая каста, «опасная не столько своей властью, сколько своим кретинизмом», духовенство, «мрачные» преподаватели, жертвой которых стало юношество, финансисты, промышленники... Все это были «самые гнусные порождения румынской нации».

Но самых «лестных» слов со стороны Ионеско удостоилась румынская армия, особенно офицеры — напомним, отличившиеся участием в массовых убийствах евреев в Бессарабии, Буковине и Трансильвании. Практически в тот самый момент, когда Элиаде восхищается «совершенно необычайной» защитой маршала Антонеску на организованном против него процессе[821].

Ионеско объясняет, что ему незнаком более постыдный представитель человеческого рода, чем румынский офицер. Он не только не является символом мужественности нации, подчеркивает парижский корреспондент «Viaţa Românească» «это уродливая, безумная, дурная и злобная баба», вся во власти «примитивного скотства». Не забывает автор и о студенте — для него это «шимпанзе Кузы» (по имени антисемитского лидера А. К. Кузы. — Авт.). Но студент — ангел в сравнении с «легионером», в чьем образе воплощено все, что Ионеско называет «буржуазной духовностью». В ней соединены одновременно скотство офицера, глупость магистрата, бестолковость Элеоноры (проститутки, ставшей в ряды легионеров. — Авт.), наглость подвыпившего выскочки — актерствующего адвоката (вполне узнаваемая фигура — его собственный отец), невежество, нетерпимость и мистика православного священника. Ионеско признается, что был убежден: там, где не было этих чудовищ, должен был царить свет. Однако, констатирует он, ему пришлось столкнуться с ними и во Франции, одетыми в форму дарнановской милиции. Как бы там ни было, объясняет он своим соотечественникам в 1946 г., «я сделал все возможное, чтобы уехать из страны». «Со мной могло случиться все: я мог умереть, заразиться, сам превратиться в собаку, в меня мог вселиться дьявол, обитавший в легионерах. Когда я уехал, у меня было чувство, что я уцелел при пожаре... На границе, завидев венгерское знамя, я чуть было не закричал «Да здравствует Венгрия!» Мне хотелось расцеловать венгерских таможенников. Я словно давным-давно не видел людей. Я пробудился после кошмара; я сбежал из ада; от солдат; от Элеоноры; от Капитана; от призрака Капитана». По мнению Ионеско, румыны должны превратиться из националистов в патриотов. Он даже считает, что такое превращение уже началось: «Румыния вновь становится моим отечеством — лучезарной страной. Тьма рассеялась». Так говорит ему разум. Однако в глубине его души сохраняется некое сомнение, неисчезающий след «упрямой глупости» и «демона садизма», обнаруженных в Румынии[822].

Михаил Себастьян, не покидавший родины, уже начал их замечать. «Поучающих кретинов выносить труднее, чем обычных», — записывал он 31 августа 1944 г.[823] Ионеско же, находившемуся очень далеко от Бухареста, довольно трудно оценить, что на самом деле происходит в стране, где зарождающийся террор подчиняет себе сознание людей, где на государственном уровне воцарилась ложь, где возрождается новая националистская демагогия. Социальная база коммунистов недостаточна; чтобы ее расширить, они, не колеблясь, апеллируют к националистским и антисемитским представлениям, все еще широко представленным в румынском народе. Во всяком случае, они с ними не борются, чтобы не раздражать население, и под этой сенью расцветают пышным цветом другие партии, представленные в правительственной коалиции. Красное постепенно сливается с коричневым; небывалый союз коммунизма и национализма заставляет бежать из страны многих интеллигентов. Это относится, в частности, к Исаку Шива и Сержу Московичи, которые понимают: им следует поторопиться. После длительных странствий они попадут в Париж в начале 1948 г.

Тогда, весной 1946 г., простодушный Ионеско не мог и представить, какое страшное возмущение вызовет его статья. Следует сказать, что ему еще и не повезло. Его атака против румынского офицерства была произведена по всем правилам одновременно с появлением другой статьи — в «Dreptatea», официальном органе национально-крестьянской партии «Dreptatea». Там также ставилось под сомнение возникновение «нового духа» в армии. Данная точка зрения вызвала гневную отповедь со стороны министерства обороны, опубликованную в его печатном органе, «Glasul armatei». Ее автором являлся полковник Вальтер Роман — отец Петре Романа, чья милая мордашка, безукоризненный французский язык и красный свитер приобрели популярность со времени декабрьской революции 1989 г. Министерство обороны привлекло «Dreptatea» к суду. Последняя, защищаясь, 26 марта 1946 г. напомнила господам коммунистам, «столь чувствительным к престижу институтов», что и «Viaţa Românească» тоже клеветала на армию. Михай Раля был ужасно смущен. А сотрудники национально-крестьянского органа цитировали длинные отрывки из статьи Ионеско. Они припомнили ему все: вот некий «г-н Ионеско, направленный режимом Антонеску в Виши в качестве советника по культуре, теперь отрабатывает свою синекуру, вывалив кучу пошлостей на армию, магистратуру, духовенство и все учрежденные корпорации»[824]. И это написано на страницах газеты, близкой к Румынской компартии! Михай Раля немедленно открещивается от Ионеско; в коммюнике, опубликованном уже на следующий день, он поспешно уточняет, что «по досадной случайности на страницах нашего журнала была напечатана статья Эжена Ионеско; руководство журнала ее дезавуирует». Далее Раля оправдывается, упоминая о совершенно невероятной ситуации: в типографии якобы спутали две рукописи... Он повторяет о своем «глубоком сожалении»...[825] Проще говоря, друзья-левые бросили Ионеско — а ведь он так рассчитывал на них в деле превращения Румынии в лучезарную родину!

Дело приобретает все большее звучание, Ионеско требуют призвать к ответу. Министр обороны вынужден реагировать. В ходе пресс-конференции он делает сенсационное заявление: он начинает судебный процесс по обвинению в диффамации против того, кого «Dreptatea», при всякой возможности напоминающая о службе Ионеско при режиме Виши, в выпуске от 2 апреля называет «коллаборационистом». Это тяжкое обвинение: в Бухаресте как раз идет суд над военными преступниками. Скандал продолжается в течение двух месяцев — апреля и мая. В качестве новости дня подаются то обвинительные речи, то протесты; например, статья в «Dreptatea» от 7 апреля называется «Ионесковцам и их хозяевам». Приговор, вынесенный 31 мая 1946 г., напечатан на первых полосах всех газет. «Эжен Ионеско приговорен заочно», — пишут «România liberă» и «Scînteia». «Ионеско вынесен приговор», — объявляет «Universul». Выясняется, что первый отдел Военного трибунала заочно приговорил Эжена Ионеско к 5 годам тюремного заключения за оскорбление армии и к 6 годам — за оскорбление нации. И еще на 5 лет Ионеско ждет поражение в правах. Кроме того, из заявления трибунала следует, что будет предпринят демарш по экстрадиции Ионеско из Франции в Румынию[826].