«Упрямец» и другие рассказы - Орлин Василев

— Душите, сживайте со свету! — не на шутку расстроился Божья Коровка. — Коли мы единоличники, так, выходит, уж мы и не болгары, не патриоты. Вроде и не проливали кровь за эту землю. Валяй, — лязгал он лошадиной своей челюстью, — веди, веди меня к прокурору. Я у него спрошу: есть такой закон, чтобы коммунисты забижали ни в чем не повинных беспартийных граждан? Тебя ведь как раз за это, кажись, в партию принимать не хотели.

— Слушай, бай Пело!..

— Ну чего, чего опять глазами стреляешь? Ты ведь вроде богом своим коммунистическим побожился, что не будешь больше на православных замахиваться? И пора бы тебе знать, дорогой товарищ, какую пользу приносит пчеловодство. Найди я сегодня один рой — завтра у меня их пять будет. А пять ульев, по пятьдесят кил меда в каждом, — это двести пятьдесят кил. Выходит, я получше твоего соображаю, как надо помогать социализму!

Видал я нахалов, но более бесстыжей морды во всем свете не сыщешь. Поврежденное мое сердце снова зашлось от возмущения. Рассудок делал отчаянные усилия, чтоб удержать меня, а руки так и чесались, так и подмывало схватить ружье да либо его, либо себя тут же на месте и порешить.

А! А клятва-то? Клятва!

Пальцем я его не тронул, только выставил вон из лесу, а сам направился в сельсовет.

Председателем у нас товарищ Тихомир Кротев. У некоторых наших деревенских по одному прозвищу, а у этого — целых два: Размазня и Карандаш. Размазней прозвали его за характер, а Карандашом — за привычку тоненько-тоненько оттачивать карандаш и вечно записывать что-то для памяти да никогда потом не выполнять. Что с этим человеком стало, ума не приложу. В дни Сопротивления он не раз без страха смотрел смерти в лицо. Работал он тогда в селе Бели Бряг кладовщиком в районной потребкооперации. Однажды переправил партизанам пятьсот пар обуви, в другой раз — целый вагон сыру. Медикаменты раздобывал, каких нигде и не достать было по тем временам, оружие покупал, а дом его был самым надежным местом для партизанского штаба нашей зоны. А вот после победы до того загладил Тихомир все углы и уголки своего характера, что никак его не зацепишь, ничем не проймешь! В общем, размазня размазней…

Ровными и круглыми, точно дробинки, буквочками записал Кротев мою жалобу в тетрадку и опять взялся за острый свой ножичек, чтобы отточить карандаш.

— Возьму себе на заметку, вызову Божью Коровку и поговорю с ним. А ты старайся добром с людьми ладить, брось ты эти акты. Надо сплачивать население вокруг партии и народной власти. А вы что делаете? Прежний лесничий составил триста шестьдесят актов. Если прибавить еще твои — выйдет четыреста. Ну сам посуди, можем ли мы посадить за решетку четыре сотни душ трудового крестьянства? А потом погляди, как поступает начальство из министерства! Года не проходит, чтоб они не списали все прежние штрафы. Народ это знает, на это и рассчитывает. Не видал я еще в нашем селе человека, который бы уплатил штраф за незаконную порубку в лесу. Зря мы эти акты пишем, людей только против себя восстанавливаем.

— Но, товарищ председатель, — попытался я вставить словечко, — нарушения все учащаются. Опять стали скотину в лес загонять, и коз и телят. Да и с топорами суются, не стесняются! Приходите, покажу. Уверен, что, как сами увидите, и у вас сердце кровью обольется.

— Нечего мне ходить, мне и отсюда все видно, — произнес Кротев, поглядев в окно, из которого и впрямь были видны зеленые массивы наших лесов. — Мало пойти да поглазеть на порубку, надо подойти к вопросу с государственной точки зрения. Ты коммунист молодой, может еще не знаешь, что главный наш капитал — это люди. Если мы лишимся доверия людей, на что нам тогда леса? Но ты все же сообщай мне, я буду брать порубщиков на заметку и вызывать к себе. И помни: добром с ними надо, Алекси, только добром! — И Размазня поднял над головой огрызок карандаша.

Добром так добром!

Заметил я, что с того дня, как приняли меня кандидатом в члены партии, и путевой обходчик Нино расширил свое надомное производство. Сидит в своей будке, воспевает в проникновенных стихах леса и полным ходом мастерит полированные палки. Жена его чуть не каждый день поджидает проходящие поезда с тремя-четырьмя палками в руках. И хотя заламывала она по двадцать левов за штуку — среди пассажиров всегда находились любители утиных клювов и змеиных голов.

Просил я его, добром просил, как своего товарища по партии. Но ведь не пойман — не вор? Оглаживает Нино свои императорские усы да только посмеивается:

— У меня, говорит, связи с проводниками. Они мне и доставляют подходящий материал, когда из под Берковицы, когда из Лонгоза, а то и из самого Пирина!

Из Пирина — как же! В нашем, в нашем лесу срезал он сырье для своей продукции: что ни палка — то загубленный саженец. Среди всех лесных вредителей — этот был самым злостным. Он прекращал жизнь деревца глубоко под землей, обрубая все корни до единого, — так, что уже никогда никакому ростку не пробиться. Потом, чтобы замести следы, заравнивал землю и прикрывал срезанным где-нибудь в сторонке дерном. И все-таки мне удалось обнаружить некоторые из его «травонасаждений». Но как докажешь, что нарушитель не кто иной, как наш усатый поэт? Да и что толку, если даже докажешь?

Зашевелились и бунинские старушонки. Снова принялись совершать набеги на заросли айлаза, который сам, без всякой с нашей стороны помощи и забот, разросся по горным склонам и изрытым весенними потоками скатам Большого и Малого оврагов.

Айлаз, или по-научному «Айлантус гландулоза десф», принадлежит к семейству диких орехов. Это дерево как строительный материал не представляет никакой ценности, но оно поистине является пионером, отважным разведчиком — из тех, кто первыми проникают в пустыню, чтобы проложить путь другим. Не зря народ прозвал его «Божьим деревцем». Там, куда и ящерице не заползти, — айлаз растет и процветает. Стоит только семени его попасть в расщелинку между камнями, как оно приживается, жадно впитывая соки, а через год выбрасывает кверху побег высотой с метр.

Насколько ненавижу я коз, настолько люблю это мужественное деревце. Оно заглаживает преступления, совершаемые людьми против земли-матушки, которая кормит их, поит и