Po tu storonu - Chinenkov

На этот раз, выслушав его, «коллеги» промолчали. Они уже проделывали точно такие же опыты под руководством Боммера, и результаты были идентичные.

– Если вопросов ни у кого нет и высказаться никто не хочет, – продолжил Боммер, – то я ставлю перед всеми вами очень ответственную задачу! Испытуемые, а их двадцать человек, при тех же самых условиях экспериментов, как в Дахау, должны остаться не просто живыми, но и здоровыми, всем ясно?

В кабинете зависла гробовая тишина, которая через минуту разразилась настоящей бурей.

– А кто за это может поручиться? – спросил кто-то. – При тех же самых условиях, когда одни уже распростились с жизнью, другие должны остаться целыми и невредимыми?

– Только так и никак иначе, – хмуря лоб, ответил Боммер. – Все эксперименты, которыми мы сейчас занимаемся, производятся ради того, чтобы изучить, как долго могут сбитые, но выжившие офицеры люфтваффе продержаться в холодной воде! Или кто со мной не согласен?

– Мы согласны! – послышались высказывания. – Но чем лучше те, кто передох, тех, кого подыхать привезут?

– Завтра нам привезут офицеров люфтваффе, – ошарашил всех Боммер. – Теперь на них мы будем проводить эксперименты, и вся ответственность за их жизни и здоровье целиком ляжет на нас!

В кабинете стало тихо: шокированные коллеги не задавали вопросов и не спешили высказываться.

– Всё, совещание окончено, – объявил вдруг Боммер. – Идите и подумайте над моими словами, коллеги! Очень хорошо подумайте! Ваши предложения прошу подготовить к утру и высказать в столовой, сразу же после завтрака.

Когда подчинённые с понурыми лицами выходили из кабинета, Боммер окликнул Мавлюдова и Шмелёва.

– Попрошу вас остаться, коллеги, – сказал он. – С вами у меня будет отдельный разговор, господа! Работа, которая нам предстоит, больше всего лично меня и вас касается…

*

– Я внимательно изучил ваши записи, коллеги! – сказал Боммер, когда Мавлюдов и Шмелёв уселись поближе к столу. – Нет слов… нет слов! Нашими общими усилиями рождается великое открытие!

– Рождается на крови многих людей, – угрюмо буркнул Азат. – Такое «открытие» даже объявить будет страшно. Как можно будет объяснить эксперименты на людях научному сообществу?

– Ты опять за своё, нытик! – побагровел Боммер. – Предоставь это мне, понял? Я вас оставил для того, чтобы поговорить о предстоящих экспериментах!

– Работать с асами люфтваффе – это самоубийство, – вздохнул Азат. – Если за смерть военнопленных с нас никто не спросит, то за асов…

– Не заморачивайся, коллега! – остыв после вспышки гнева, заулыбался Боммер. – Благодаря нашим таёжным препаратам все они останутся живы! Вот посмотри, – он указал рукой на Дмитрия. – Как видишь, молодой человек жив и здоров! И, на мой взгляд, просто великолепно выглядит!

С таким «убийственным» доводом конечно же поспорить было нельзя, но Азат попробовал:

– Самый крепкий подопытный продержался в ледяной воде полтора часа, – сказал он задумчиво. – Самый слабый – пятьдесят минут. А сколько по времени вы собираетесь купать в ледяной воде лётчиков люфтваффе?

– Столько же и даже больше, – с ухмылкой ответил Боммер. – Никаких скидок и поблажек! Лётчиков отправили сюда по распоряжению рейхсфюрера, а не по нашей «нижайшей» просьбе, вот пусть и «купаются» ради торжества немецкой нации!

– Вижу, вам нисколько не жалко соотечественников? – хмыкнул Азат.

– Нисколько, – признал Боммер. – Но умереть я им не дам. – Он посмотрел на Шмелёва, а затем на Мавлюдова. – Мы не дадим, верно?

– Боитесь за свою карьеру? – полюбопытствовал с плохо скрываемой иронией Азат.

– Есть немного, но не так чтобы уж очень, – ответил Боммер уклончиво. – Но это не так уж важно, – подчеркнул он. – Важно то, что эксперименты с лётчиками мы несколько усложним: асы неба будут заморожены!

– Что?! – изумились Мавлюдов и Шмелёв одновременно.

– Да-да, вы не ослышались! – хохотнул Боммер, пребывая в прекрасном расположении духа. – Эксперименты будем проводить двумя способами: опускать в резервуар с ледяной водой и оставлять обнажёнными в морозильной камере!

– Чёрт возьми, да они же передохнут! – воскликнул Дмитрий. – Таких экспериментов не выдержит никто, даже выпив бутылку настойки.

– Я бы, может, согласился с твоими опасениями, коллега, и не стал бы рисковать, – вздохнул Боммер. – Но… Доктор Рашер, а следовательно, и я вместе с ним, получили приказ на эти эксперименты от самого рейхсфюрера! Гиммлер не сомневается, что доблестным немецким люфтваффе скоро придётся совершать вынужденные посадки в водах Северного Ледовитого океана, приземляться на закованных льдами и трескучими морозами берегах Норвегии, Финляндии или Северной России! Так вот, «замороженных» асов мы должны научиться возвращать к жизни!

– Нет, я отказываюсь верить в эту чистой воды глупость! – возмутился Азат. – Рейхсфюрер не мог дать такой приказ, не посоветовавшись со специалистами.

– Рейхсфюрер может всё! – погрозил ему пальцем Боммер. – А особенно Гиммлер! И наше дело не рассуждать, а исполнять, чтобы самим не оказаться в барокамере…

*

Дону Диего потребовалось прожить в замке две недели, чтобы понять ритм жизни его обитателей. Каждый день был полностью подчинён планам коменданта Герды Штерн, одобренным и утверждённым доктором Боммером.

Иногда дону Диего приказывали оставаться в комнате, и он понимал, что в это время в лабораториях проводятся опыты. Урсула приносила ему в комнату завтрак и обед, у двери, в коридоре, выставлялся часовой.

Где бы он ни находился, дон Диего был невидим, по крайней мере для обитателей замка, игнорировавших его. Встречаясь с ними в столовой, он видел на их лицах одно выражение: озабоченность, беспокойство. Но это никоим образом не задевало его. Уничтожение этого «волчьего логова» стало главной целью дона Диего.

Время, проведенное в замке, не прошло даром. Невзирая на явное пренебрежение к собственной персоне, дон Диего внимательно присматривался к окружавшим его людям. Лучше всего получалось это делать конечно же в столовой. С помощью Урсулы он узнал имена и профессии «спецов», но особое внимание привлёк крепкий молодой человек, заметно выделявшийся высоким ростом и богатырской статью. Его фигура и лицо напоминали одного человека, о котором дон Диего помнил всегда.

«Кто он и откуда? – размышлял дон Диего, глядя на молодого человека. – Немец? Вряд ли… Его внешность больше славянская, чем немецкая или англо-саксонская. Он может быть поляком, венгром, украинцем, белоруссом, кем угодно! Поговорить бы с ним? Но как?..»

Прогуляться по тайным переходам дон Диего решил спустя неделю после своего приезда. Он узнал о них у старого слуги-смотрителя во время покупки замка, и сейчас эти знания были как нельзя кстати.

После ужина в столовой дон Диего вернулся в свою комнату и стал ждать Урсулу, которая должна была заглянуть со «свежими» новостями. Девушка почему-то задерживалась. Вскоре одиночество стало невыносимым. Тогда он накинул на плечи плащ, запер дверь и подошёл к камину. Отыскав хорошо замаскированный рычаг, он надавил на него. Левый угол камина и часть стены пришли в движение, и перед доном Диего появился проход, через который мог проникнуть даже человек крупного телосложения.

Замок затих, слившись с наступившей темнотой. Включив фонарь, дон Диего решительно вошёл в проход и заставил «дверь» закрыться при помощи другого рычага.

«Пожалуй, схожу-ка я сначала к столовой, – подумал он и взглянул на часы. – Сейчас Боммер должен проводить там совещание, и неплохо было бы послушать, о чём он собирается говорить!»

Освещая путь фонарём, дон Диего попетлял несколько минут по узким переходам и безошибочно остановился у стены, за которой располагалось помещение столовой. Открыв слуховое оконце, он замер, пытаясь вникнуть в суть услышанного.

Передовые лица медицинской науки легко и просто обговаривали такие страшные вещи, от которых кровь стыла в жилах.

К счастью, совещание закончилось быстро, и присутствующие стали выходить из столовой. Дон Диего уже собрался было закрыть оконце и вернуться в комнату обдумывать полученные сведения, как вдруг… Боммер попросил Мавлюдова и Шмелёва остаться.

«Кого? Шмелёва? – оторопел дон Диего. – Выходит, что…»

Он припал к оконцу. Увиденное поразило его. Тот самый молодой богатырь, которого он выделял среди подчинённых Боммера, оказался «носителем» русской фамилии!

– Чёрт возьми, я даже знаю, кто он, и уверен в этом, – прошептал взволнованно под нос дон Диего, не отрывая от лица молодого человека восторженного взгляда. – Да ты не кто иной, как…

Он был вынужден унять бушующие внутри страсти, чтобы не пропустить ни одного слова в разговоре. С вытянутым лицом и не веря своим ушам, с замирающим сердцем, он внимательно слушал и запоминал всё, о чём говорили собеседники. На прощание Боммер сказал: