Тайна - Питер Страуб

Том забрался на заднее сиденье, где стояли чемоданы, а фон Хайлиц уселся спереди, рядом с Тимом Трухартом.

— Ты наверняка никого не видел вблизи от дома незадолго до пожара? — спросил полицейский.

— Я не знал даже, что в доме находится Барбара Дин, — сказал Том.

— Пожар начался почти одновременно в передней и задней части дома — достаточно капли горючего и спички, чтобы такой старый дом вспыхнул, как фитиль. — Казалось, что Трухарт разговаривает с самим собой. — Таким образом мы можем сказать точно, что огонь возник не по причине небрежного обращения Тома со спичками или электроприборами. Тем более что загорание произошло вовсе не в кухне. Дом подожгли намеренно.

На секунду Тому захотелось снова оказаться в маленькой кроватке в детском саду или, на худой конец, на больничной койке с бесконечно работающим телевизором.

— Где-то в Игл-лейк или Гранд-Форкс живет человек, которому очень не везет в жизни, — начал Леймон фон Хайлиц. — Скорее всего, он сидел когда-то в тюрьме. И за деньги этот человек готов делать очень многие вещи. Он наверняка живет где-нибудь в лесу, и у него не очень много друзей. Джерри Хазек наверняка узнал его имя, обойдя местные бары и сделав несколько телефонных звонков. А значит, вы можете сделать то же самое.

— В округе не меньше полусотни парней вроде того, о ком вы говорите, — сказал Тим Трухарт. — Я — не знаменитый частный детектив, Леймон. Я всего-навсего шеф полиции маленького городка. Обычно я не играю в такие игры. К тому же, Майрон Спайчалла очень хочет заполучить мою работу.

Том, не удержавшись, зевнул.

— Но ведь у вас в тюрьме сидят Нэппи Лабарре и Робби Уинтергрин, — сказал фон Хайлиц. — Это все, что вам требуется. Наверняка один из них разговорится, если пообещать ему небольшие поблажки.

— Это в том случае, если они что-нибудь знают об этом.

— Конечно, — согласился фон Хайлиц. — Если они знают об этом. Я ведь не сообщаю вам ничего нового. И я тоже давно уже не знаменитый частный детектив. Я — ушедший от дел пожилой человек, который способен только наблюдать за событиями, откинувшись на спинку кресла.

— Наверное, именно это вы здесь и делаете, — они приближались к знаку, указывающему направление к аэропорту. Трухарт включил мигалку.

— Ну, значит, частично ушедший от дел, — сдался фон Хайлиц, и они с Тимом понимающе улыбнулись друг другу.

— Ну хорошо, — сказал Трухарт. — Но представьте, что придется пережить матери Тома, когда она узнает, что ее сын сгорел заживо. Это очень волнует меня.

— Этого не произойдет.

— Чего именно?

— Она не узнает, что Том сгорел. Ее муж уехал на несколько недель в Алабаму, а сама Глория никогда не читает газет и не смотрит телевизор. Она серьезно больна. Даже если ее отец узнает о смерти внука, он не станет говорить дочери сразу, а может быть, вообще не скажет ей о гибели сына. У него богатый опыт по части защиты Глории от неприятных новостей.

Том вдруг понял, что это правда. Если бы он действительно погиб во время пожара, все вели бы себя так, как будто он никогда и не жил на этом свете. Дедушка никогда не произносил бы его имени и запретил бы Глории упоминать его. И все бы шло так, как всегда хотелось Гленденнингу Апшоу. Она и она папа.

Тим Трухарт остановил машину возле длинного металлического ангара, и все трое вышли наружу. Желтый свет газовых фонарей пропитывал все вокруг, Руки Тома были ярко-желтыми, а фигура фон Хайлица — желто-серой. Том внес один из чемоданов старика в ангар и увидел на серо-желтом бетонном полу полуразобранный самолет. Из-под чехла торчало стекло кабины, разобранный мотор напоминал схему сложноподчиненного предложения, болты — знаки препинания, а пропеллер — восклицательный знак.

Фон Хайлиц спросил, как он себя чувствует.

— Все в порядке, — ответил Том.

Самолет Трухарта стоял в углу ангара. Они засунули чемоданы в багажный отсек через отверстие, напоминающее дверцу печи.

Чтобы забраться в кабину, надо было встать на крыло, и Том поскользнулся и чуть не упал, но Тим Трухарт вовремя подал ему руку. Том сел на единственное заднее сиденье, а фон Хайлиц устроился рядом с пилотом.

Заревел двигатель, и самолет выкатился в темноту, прежде чем подняться в еще более черное небо.

В Миннеаполисе Том прошел по длинному проходу, в который выходили двери множества магазинов, рука об руку с Леймоном фон Хайлицом. Люди, попадавшиеся навстречу, бросали на них странные взгляды, с трудом сдерживая улыбку при виде долговязого старика и идущего рядом с ним юношу без бровей, одетых так, словно они только что выступали на сцене. Оба были на голову выше обычных людей.

Из Миннеаполиса они полетели в Хьюстон. Проснувшись во время полета от запаха дыма, Том увидел перед собой стекло кабины пилота. На секунду ему показалось, что они возвращаются на Игл-лейк, но он тут же снова заснул.

Между Хьюстоном и Майами Том проснулся и обнаружил, что голова его лежит на плече фон Хайлица. Он выпрямился и посмотрел на своего отца, который крепко спал, склонив голову набок и открыв рот. Фон Хайлиц дышал ровно и глубоко, и лицо его в полутьме салона самолета казалось совсем молодым.

Стюардесса, напоминавшая внешне старшую сестру Сары Спенс, увидела, что Том не спит, и с улыбкой наклонилась над ним.

— Всем нашим девушкам очень любопытно, и мне тоже, — сказала она, кивая на фон Хайлица. — Он что, какая-нибудь знаменитость?

— Он был знаменит очень давно, — сказал Том. В Майами им пришлось буквально бежать к стойке, возле которой регистрировали пассажиров на следующий рейс, и спустя всего несколько минут они уже пристегивали ремни в самолете, который быстро выруливал на взлетную полосу, чтобы подняться в небо и покрыть сотни миль над океаном, отделявшие их от острова Милл Уолк. Перед ними сидели несколько монашенок. Как только пилот объявлял, что самолет пролетает над тем или иным островом, они все сдвигались к окну и наклоняли головы, стараясь разглядеть внизу Пуэрто-Рико и Виегас, черные черточки островов Святого Фомы, Тортолы и Вирджин Горды, короткие послесловия Ангвиллы, острова Святого Мартина, Монсеррат и Антигуа.

— Я буду жить с вами? — спросил Том.

Стюардесса поставила перед ними подносы с яичницей, беконом и жареным картофелем. Фон Хайлиц, поморщившись, махнул стюардессе, чтобы она унесла его поднос.

— Не надо, — попросил Том. — Я съем и вашу порцию тоже. Стюардесса снова опустила поднос и с любопытством оглядела Двух странных пассажиров.

— Мне очень нравится ваша манера одеваться, — сказала она. Том начал жадно поглощать еду.

— Нет, я думаю, тебе не стоит жить со мной, — вернулся к прерванному разговору фон Хайлиц. — Но тебе также не следует возвращаться домой.

— Тогда куда же я отправлюсь из аэропорта?

— Думаю, тебе лучше пожить немного в отеле «Сент Алвин», — фон Хайлиц улыбнулся. — В том самом, который был когда-то записан на имя Антона Гетца. Я уже заказал тебе номер. Они ждут приезда Томаса Леймона. Думаю, для тебя не составит труда запомнить свое новое имя.

— Но почему вы не хотите, чтобы я пожил у вас?

— Думаю, в другом месте ты будешь в большей безопасности. К тому же «Сент Алвин» — очень интересное место. Ты знаешь о нем что-нибудь?

— Это там произошло когда-то убийство? — Том смутно помнил слышанную в детстве историю — заголовки в газетах, которые вырвала у него мать. Кейт Редвинг тоже упоминала об этом.

— Два убийства, — уточнил фон Хайлиц. — Это были, пожалуй, самые нашумевшие убийства в истории Милл Уолк, но я не имел к расследованию никакого отношения. Писатель по имени Тимоти Андерхилл написал об этих убийствах книгу «Расколотый надвое». Ты не читал ее?

Том покачал головой.

— Я дам тебе почитать. Хорошая книга — хорошая беллетристика, если быть точным. Но Андерхилл придерживался ошибочной точки зрения на суть этих убийств, как и большинство жителей Милл Уолк. Самоубийство главного героя было воспринято как признание вины. Мы приземлимся минут через двадцать, так что я вполне успею рассказать тебе эту историю.

— Расскажите! — попросил Том.

— На аллее за зданием отеля обнаружили тело молодой проститутки. Над трупом на стене были написаны мелом два слова:

«Голубая роза».

Сидевшие впереди монахини прекратили разговор и стали тревожно оглядываться на Тома и фон Хайлица.

— А через неделю в одном из номеров отеля «Сент Алвин» нашли мертвым музыканта, работавшего в одном из городских клубов. Над кроватью, где лежал труп, были выведены печатными буквами те же два слова — «Голубая роза». Когда-то в молодости этот музыкант играл с Гленроем Брейкстоуном и группой «Таргетс» и участвовал в записи альбома с таким же названием.

Том вспомнил, что слышал мелодии этой пластинки в доме фон Хайлица. И еще их очень любила слушать его мать. Тихие звуки таксофона напоминали ему песни, которые играла мисс Гонзалес в танцклассе.