Градгродд. Сад времени. Седая Борода - Брайан Олдисс

Но сначала Вигелия взглянула в спокойное лицо Нормана Силверстона, как бы собираясь с силами.

— До сих пор вы оставались в неведении относительно прошлого человечества — того, которое вас учили считать будущим. Прошлое это было неизмеримо долгим — думаю, можно сравнить его с длительностью криптозойской эры, удлиненной двенадцатикратно. Сознание зародилось, окрепло и взяло верх всего на протяжении жизни двух-трех последних поколений.

Отправной точкой появления сознания явилась неизвестная ранее душевная болезнь — до этого никто не знал ни о чем подобном. Болезнь возникла из-за внезапного осознания того, что конец цивилизации недалек и приближается с каждым днем. Вы не представляете, каким могуществом могли похвалиться наши предки. Нет необходимости подробно описывать их жизнь — многому вы просто не сможете поверить. Мы были почти совершенной цивилизацией (или, как сказали бы вы, «еще будем»).

А теперь представьте себе всю горечь осознания того, что вскоре такой совершенный мир должен погибнуть, не оставив следа, — и с ним вместе исчезнет огромная система, часть которой он собой представлял! В отличие от вас мы не были обременены бесчисленными горестями и проблемами — они вообще не были нам известны. Никто не смог вынести такого удара, и страшная эпидемия крутого отклонения подсознания от истинного курса времени охватила все человечество.

И вот теперь мы убедились в том, что ваше перевернутое видение мира — величайший дар милосердия, потому что…

— Подожди! — изумленно перебил Буш. Как можешь ты называть его милосердием, когда видишь: если бы жители Всхолмья воспринимали мир верно, насколько счастливее была бы их жизнь!

Она решительно ответила:

— Я называю его милосердием потому, что ваши невзгоды — ничто по сравнению с величайшим ужасом, которого вы не знаете… Благодаря тому, что сознание защищает вас от него.

— Как ты можешь так говорить! Вспомни Герберта Буша, падающего с перерезанным горлом на траву! Какое же страдание хуже этого?

— Осознание того, что мощь и величие человечества исчезают во времени, растрачиваются поколение за поколением. Осознание того, что инженеры год от года конструируют все более простые машины, строители разрушают удобные дома, возводя вместо них менее совершенные; осознание того, что ученые-химики вырождаются в безумцев, охотящихся за «философским камнем», а хирурги забывают сложные инструменты, чтобы взять в руки пилы и ножи. Смог бы ты, Буш, вынести бремя этого знания? Ведь это неизбежно случится всего через несколько поколений после того, как вы вернетесь во чрево своих матерей. Но ужаснее всего осознавать, что мысль, светящаяся в глазах человека разумного, вскоре уступит место тупому безразличному взгляду, когда разум покинет его.

Теперь вы понимаете, какую службу сослужило вам искаженное сознание? При всем вашем цинизме неверное видение мира давало вам надежду на будущее процветание, развитие, толкало вас к постижению неизведанного.

Теперь вы видите все в правильном свете — и я сочувствую вам. Потому что процесс всеобщего вырождения необратим, при всем желании никто не в силах остановить его или повернуть вспять. И неизбежен тот момент, когда человечество, растительный и животный мир станут пеплом, на котором мы сейчас стоим. Спасения нет, надежды на спасение — тоже. Но сознание пощадило человечество, сделав его конец почти безболезненным, оградив от осознания его упадка.

IX. Всегалактический Бог

Они предали земле тело Силверстона — или, как им следовало бы это видеть, приняли от Природы его тело.

Некий сгусток энергии по мановению руки Вигелии охватил носилки с телом профессора; полупрозрачная радужная оболочка напоминала только что выдутый стеклодувом шар. Шар со своим драгоценным содержимым поплыл над кипящим океаном, потом коснулся его — и в разреженный воздух взметнулся столб пламени. Когда пламя всосалось обратно в бурлящие глубины, шар бесследно исчез.

Хауэс тихо проговорил:

— Эх, сюда бы хоть армейский рожок! Сыграть бы похоронный марш, а то как-то не по-людски…

Больше никто ничего не сказал. Все в молчании взирали на фантасмагорическую сцену. Скоро здесь все охватит огонь, и их островок — последнее напоминание о земле обетованной — исчезнет.

Ветер разорвал плотные облака, но светлее не стало.

— Ну, теперь пора домой, — нарушил молчание Хауэс. — Только вот что… я все хотел спросить тебя, Вигелия: дома нам придется туго, я знаю так скажи, если можно, как я встречу свою… нет, свое рождение?

— Вы встретите его геройски, капитан, сослужив при этом службу другим. Большего вам лучше не знать. Но теперь-то вы верите?..

— А разве у меня есть выбор? Но в чем я точно уверен, так это в своей стратегии. Вот что я сделаю по возвращении: сдамся Действующим властям, меня доставят к Глисону, и тут уж я выложу ему все… Ну, про искажающее сознание.

— Вы и вправду надеетесь его переубедить?

— Честно? Не знаю. Вообще-то звучит впечатляюще… Но если ничего не выйдет, просто пристрелю при первом удобном случае.

— Ладно, нам тоже пора действовать, — вмешалась Энн. — Только я все никак не решу, с чего мне следует начать.

— А я как раз нашел доказательство, о котором все забыли, — хвастливо заговорил Буш, торопясь оказаться в центре внимания. — Оно — и из жизни Всхолмья, и из моей собственной жизни. Помнишь, Энн, мы как-то говорили о кровосмешении? Здесь связь между сознанием и подсознанием как раз минимальная: ведь это область, где перемешиваются жизнь и смерть, рождение и смерть. Я имею в виду скорее табу, наложенное на кровосмешение человеком, ведь в среде животных нет подобного запрета. Он был изобретен для того, чтобы запретить нам оглядываться на родителей, потому что подсознанию известно — такой путь ведет к смерти, а не к жизни. Держу пари, у вас, в прошлом, кровосмешение не считается грехом, Вигелия?

— Нет. Но и самого понятия «кровосмешение» у нас как бы нет, ведь все мы все равно рано или поздно возвращаемся к своим родителям.

Хауэс вздохнул:

— Так. Похоже, мне все-таки легче будет объяснять людям все это с помощью пистолета.

— А я хоть сейчас готов начать свою святую миссию, — заявил Борроу. — У меня уже есть наметки группажей, в которых я изложу то, что не в силах выразить слова. Вот только заберу Вер из «Амниотического Яйца» и…

— А ты отправишься с нами в две тысячи девяносто третий? — спросил Буш у Вигелии.

Она отрицательно качнула головой:

— Я выполнила все предписания Верховного Союза. Моя миссия завершена, и больше мне ничего не разрешено сделать. Я еще увижу тебя и Энн, когда стану ребенком. Но мы — я и мои люди — все же проводим вас до две тысячи девяносто третьего.