Яромира. Украденная княжна - Виктория Богачева

конунг Харальд. Неведомо, сколько он пробыл там, неведомо, сколько услышал, пока не ступил вперед, и не позволил пламени себя осветить. Неведомо, сколько уразумел, толком не зная языка.

Он назвал их княжну грубым, чужим именем, напоминавшим больше скрежет метала.

— Ярлфрид, — повторил конунг Харальд, не удостоив взглядом никого, кроме Яромиры. И сказал еще несколько слов на своем скрежещущем языке.

И она принялась что-то отвечать, и Чеслава ушам не могла поверить, что такие грубые слова вырывались изо рта их нежной княжны. Потом Яромира оборвала себя и потупилась. Прошептала что-то едва слышно и вновь повернулась к Стемиду, заговорила уже гораздо тише, чтобы не долетело до чужих ушей.

— Мой отец всегда доверял твоему суждению, воевода. Но нынче твою зоркость притупила ненависть, направленная не на того.

Яромира ушла прежде, чем кто-либо успел молвить и слово. А следом за ней, в гнетущем молчании, ступил обратно в темноту и конунг Харальд, которого проводили тяжелыми взглядами.

— Она ему люба, — Буривой шепнул Чеславе едва ли не на ухо.

Так, чтобы лишь она услышала.

Воительница прикусила язык. Негоже ей говорить чужому воеводе, что тот, верно, объелся белены.

— Твои глаза тебя обманывают, господин, — мрачно буркнула Чеслава.

— Напрочь. Это ты не видишь дальше своего носа, — он отчего-то осердился на нее, вздохнул с досадой и ушел, громко выругавшись напоследок.

Утром лагерь снялся с места. Князь отрядил три дюжины человек, чтобы вернуть Яромиру на Ладогу. Чеслава, наслушавшись чужих разговоров, скрепя сердце, сама пошла к Ярославу Мстиславичу и попросилась проводить княжну. Тот отказал. Мол, воительница нужна ему в войске, нужна ему в битве. И у нее духа не хватило поведать князю о разговоре накануне вечером. О том, что к ним вернулась совсем уже другая княжна.

Яромира уезжала одна: Крутояр оставался с отцом. В другое время Чеслава подивилась бы. И как токмо тот упросил князя? Какие слова нашел, чтобы убедить не возвращать себя на Ладогу связанного по рукам и ногам? В другое время, да. Но нынче волновало воительницу совсем иное.

Отряд, увезший княжну, отправился в путь ранним утром, едва солнце выглянуло из-за туч. Яромиру провожали немногие: большинство спешно собирало лагерь, готовясь к дальней дороге. Среди тех, кто пришел, был и конунг Харальд.

Глупые слова воеводы Буривоя не шли у Чеславы из головы, и невольно она стала пристальнее присматриваться к чужаку. И к княжне.

Они стояли поодаль друг от друга. Яромира простилась с отцом, обняла брата. И подошла к смирной кобылке, которую к ней подвел сам князь. С конунгом Харальдом она не обмолвилась и словом, но как он на нее смотрел… Пристально, жадно, провожая взглядом каждое движение, словно хотел запечатлеть ее на сердце.

Чеславе сделалось и жарко, и стыдно, и она заставила себя отвернуться.

Когда Яромира забиралась в седло, она чуть склонилась, и из-за ворота рубахи ей на грудь выскочил шнурок. Воительница ожидала увидеть на нем привычную лунницу: обереги обе княжны получили еще в далеком детстве. Но вместо полумесяца на шнурке болталось незнакомое, грубое, потемневшее от времени кольцо. И по тому, как поспешно Яромира его схватила и убрала подальше от чужих глаз, Чеслава поняла, что княжна хотела сохранить его втайне.

Когда отряд скрылся за изгибом дороги, и пришедшие проводить разошлись, Чеслава увидела кое-что еще. Словно мало ей было кольца на шее княжны… Конунг Харальд развернулся самым первым и зашагал прочь, и воительница бросила ему вслед недобрый взгляд. И застыла на месте. В старый, потрепанный шнурок, которым тот перетягивал волосы, была вплетена девичья лента.

Больше говорить было не о чем.

«Прав воевода Буривой. А я слепая, хоть и один глаз у меня сохранился», — думала Чеслава позже, когда тронувшееся в путь войско растянулось по извилистой дороге длинной змеей.

Она ехала верхом одна. И сама не хотела себе в том признаваться, но скучала. Как-то привыкла, что пришлый воевода оказывался постоянно рядом с ней. Сердилась, фыркала, бурчала, ворчала. Но привыкла, прикипела. А теперь было ей словно пусто. И давящее, нехорошее чувство скреблось в груди. Мыслила первой к нему подойти, догнать его, уехавшего далеко вперед — поближе к князю и княжичу. Но одернула саму себе. Не хотела навязываться. Да и обижалась на него самую малость.

Пошто выругал ее вчера? Да, не углядела она, что чужой конунг не сводил с княжны Яромиры алчущего взгляда! Но стоило ли злиться из-за такого пустяка? Главное, что могла она углядеть вражескую стрелу или удар меча, приметить, из какой стороны метнули копье. Могла залатать рану, могла подставить плечо, могла прикрыть спину.

Велика ли беда, что не заметила ничего? Зачем же воевода Буривой ее обидел? Сказал, что дальше своего носа Чеслава не видит! Это она-то, которая била ровно в цель лучше многих, у кого все глаза целы были. Она-то, которая на свежем снегу могла разглядеть белого зайца! Которая спиной чуяла, коли нападали тайком⁈

Это как она могла не видеть дальше собственного носа?..

Стиснув зубы, Чеслава крепче перехватила поводья. К воеводе она первой не подступится. Так решила.

Воительница подавила горестный, невеселый вздох. Застоялась на одном месте, заскучала, вот и загрустила. Вот и полезли в голову глупые, бабьи мысли. Не могла она тосковать без воеводы, которого повстречала лишь пару седмиц назад. Да и надоел он ей уже.

Нужно подождать немного. Добрый бой ей поможет. Встряхнет хорошенько. Голову освежит. Мысли дурные прогонит.

Да.

Нужно немного подождать.

Терем

— Мирошку нашу словно подменили.

Рогнеда подняла голову от шитья и посмотрела на двухродную сестру, затем — на притихших девок, рассевшихся на лавках в горнице, где княгиня Звенислава рукодельничала.

— Пошли вон, — негромко велела она.Те как раз уже навострили уши.

Выждав, пока закончатся поклоны и сбивчивые бормотания, и за последней девкой закроется дверь, Рогнеда вновь подняла взгляд на Звениславу. Та совсем недавно вернулась с подворья и пришла в горницу, чтобы взяться за прялку, но работа валилась из рук, а в голове бродили дурные мысли. С тяжелым сердцем ни шить, ни прясть не следовало. Чтобы ненароком не притянуть беду к одежде да человеку, который станет ее носить.

Княжна Яромира вернулась в терем три дня назад. Сперва все токмо радовались. Княгиня велела собрать скромный пир: со снедью они обращались рачительно, потому что урожай приходилось делить на множество ртов. Но уже на второе утро, когда княжна рассказала матери да остальным,