За гранью Разлома - Алиса Мак

живём сейчас, вовсе не в войне. Это не война и не мир, это нечто среднее, и ты ошибаешься, думая, что если ты выбрал путь войны, остальные должны сделать так же. Я уже говорила тебе, Сестра не знала, что значит быть слабым человеком. Раньше её слова вели меня за собой, но теперь, потеряв силу, я поняла цену слабости и узнала, что лежит за гранью отчаяния. А ты толкаешь на смерть и страдания тех, кто хотел бы просто спокойно прожить свою жизнь. Кровь каждого, кто тебя послушает, будет на твоих руках, Чтец.

Насколько сильно его на самом деле раздражает происходящее, Макс понял, когда у него дёрнулся глаз. Медленно вдохнув и выдохнув, аккуратно, будто обращаясь к напуганному ребёнку, Чтец повторил попытку достичь примирения:

– Мира, я правда хочу извиниться перед тобой. Я слишком долго не понимал твоего положения, хотя сам находился в похожем. Я только что очень хорошо прочувствовал, каково потерять силу и получить её назад. И я могу тебе сказать, что не все слабые опускают руки. Даже потеряв то, что считал основной силой, можно продолжать как-то сражаться. Не пойми меня неверно, я не собираюсь тебя осуждать. Я понимаю, что ты сильно пострадала, и мне искренне тебя жаль. – Он действительно находил в себе жалость, стоило только представить себя: навсегда лишённого не только книги, но и возможности пользоваться печатями вовсе. – Конечно же, тяжело жить, видя мир таким, каким его видишь ты. Прости, что был резок к тебе. Нам предстоит жить вместе ещё долго, так что давай не будем устраивать войну хотя бы здесь?

Она слушала молча, опустив голову. Длинные грязные волосы скрывали лицо, и Макс, немного постояв в неловкой тишине, попытался пройти мимо, когда вдруг услышал странный звук.

Он не сразу понял, что это. На один короткий миг Чтецу показалось, что у Миры припадок, но она приподняла голову и Макс с удивлением понял, что спутница Бессмертного смеётся, вернее, хохочет, тихо и злобно.

– Я ненавижу тебя, Чтец! – звонко проговорила она и вдруг вскинула голову, заглянув ему прямо в глаза. Глаза Миры были светлыми, ясными и счастливыми, иначе говоря, она выглядела совершенно безумной. – Я ненавижу твой дар и твою книгу, я ненавижу твою самонадеянность и твою жалость, я ненавижу твою речь. Ты жалок, Чтец, такой беспомощный и озлобленный без книги, такой показательно благородный с ней. Я не считаю тебя виноватым, но никогда не прощу.

Она развернулась и стремительно забралась к себе за занавеску.

В очередной раз убедившись, что разговаривать с полоумной бесполезно, Макс мрачно приблизился к её спальному месту.

– Мира. – Он старался сдержать рвущееся наружу раздражение, но получалось не очень. – Мира, мне тебя жаль, но не надо вымещать на мне свои…

Чувствуя, что говорит с пустотой, Чтец потянул зелёную занавеску в сторону и тут же отпрянул, уворачиваясь от тонкой руки с длинными пальцами, мелькнувшей у самых его глаз.

– Уйди! Уйди, уйди!!!

Убежище Миры оказалось больше, чем он ожидал. Здесь нашлось место для нескольких тёплых одеял и по меньшей мере трёх подушек. У изголовья спального места расположилась полка с книгами и бутылкой воды, на обувной коробке возле окна стоял обмотанный проводами наушников и зарядки ноутбук. Сразу стало понятно, как полоумной удавалось целыми днями безвылазно сидеть в своей норе, но Макс не успел додумать эту мысль, наткнувшись взглядом на яркую красную тряпку.

Она свисала из-под книг и была изорвана в клочья, но, едва только опознав в одном из обрывков рукав, Чтец понял, что это. Балахон одного из Кровавых. Задержав на нём взгляд, Макс заметил ещё одну особенность жилища Миры. Стена была исцарапана так, что от узоров, несомненно покрывавших её в прошлом, почти ничего не осталось. Должно быть, тут тоже были печати, но, потеряв возможность колдовать, несчастная девушка безжалостно расправилась с ними.

Макс отшатнулся и задвинул занавеску назад, кажется, задев лицо Миры рукой. Она прорычала что-то злое и нечленораздельное, пробудив в памяти Макса образ из давешнего кошмара.

– Всё в порядке? – громко поинтересовался Миша.

Ему никто не ответил.

Глава 11

Своё место

В день, когда Рада увидела Пермь, шёл дождь. Он шёл уже вторые сутки, был холодным и пах осенью. Шлёпая по собирающимся между шпалами лужам, Рада мечтала о крыше над головой, пуховом одеяле и тёплом чае. Изорванная майка неприятно липла к телу, промокшая обувь чудовищно натирала, но снять её снова Рада не могла: босые ноги резал засыпанный вокруг железной дороги щебень, а сил бодро прыгать по шпалам, как она делала это раньше, уже не хватало.

Казалось, дождь вымывает последние силы. Ночью, спрятавшись под протекающей крышей заброшенного служебного помещения, Рада никак не могла заснуть, чувствуя, как холод иголками вонзается в её тело. Даже с помощью пришедшего на зов повязанной лешачонка она не смогла активировать ни согревающую печать, ни ту, которая разводила огонь. Короткий сон не принёс облегчения, и теперь, почти безразлично глядя на город, к которому она так стремилась, Рада хотела лишь одного – в тепло, в кровать. Туда, где можно лежать и больше не заботиться ни о чём, туда, где скребущая боль в горле не будет пугать так сильно.

С каждым шагом заброшенные здания всё плотнее обступали железную дорогу, вытесняя зарастающие молодым лесом поля. Забираться в Пермь Рада не хотела: полагала, что там могут водиться существа пострашнее нечисти. Ещё вчера она наметила себе маршрут, надеясь обойти город стороной и вдоль реки выбраться прямо к родному поселению. Теперь, задумчиво разглядывая тёмное пасмурное небо и сырой неприветливый лес, виднеющийся вдалеке, Рада пыталась решить: выступить ей в сторону дома сейчас или переждать ночь в одном из заброшенных домов, а утром с новыми силами тронуться в путь.

Рада тяжело сглотнула, и горло отдалось болью. Холодные воспоминания о прошлой ночи сменились другими, давними и смутными. Ей было лет десять, не больше, когда она свалилась с ангиной. Чудовищная боль в горле не давала уснуть, от жара, казалось, начинали плавиться кости. Ноги не держали её, а перед глазами всё плыло. Раде тогда казалось, что она умирает. Она даже пыталась передать маме свою последнюю волю, но не сумела сказать ни слова. А всё началось совсем как сейчас, с лёгкого першения в горле.

Рада ощупала свой лоб. Он показался ей горячим, болезненно горячим. Сейчас она могла идти, но кто мог бы поручиться, что завтра она сможет встать?

Леший не отзывался. Рада не