Записки бывшего милиционера - Эдуард Скляров

Показное рвение и подобострастие перед местным представителем президента РФ обусловили публичное высказывание последнего о Бурденко как об очень грамотном и умелом руководителе. Хотя достаточно было один раз поприсутствовать, например, на совещании, которое вёл Бурденко, чтобы получить совершенно иное представление о нем, его личностных и деловых качествах.

А мнение у работников УВД было своё, и его ничто не могло поколебать — ни неискренние публичные высказывания о Бурденко личного представителя президента РФ, ни награждение его орденом «За мужество» (неизвестно где проявленное), ни его «преданность» демократии, проявленную в известные дни ельцинского государственного переворота 1993 года. Многие были свидетелями того, как выскочили руководители региональных ведомств, в том числе правоохранительных органов, с одного из совещаний, проведенного главой администрации по этим событиям. Всех тогда поразило лицо Бурденко, полное растерянности, его трясущиеся руки и губы, мечущийся взгляд. Даже стало жаль этого человека, видя, как он боится не угадать, ошибиться, не зная, на чью сторону встать.

Как закрепляются прозвища за тем или иным человеком? Почему из нескольких прозвищ одного человека в конце концов остаётся одно, которое становится почти вторым именем? Ответ, возможно, знают учёные-специалисты, а для меня это загадка. Как загадка и то, почему за Бурденко закрепилось прозвище Начальник вытрезвителя. Представляете, генерал по званию, а по прозвищу Начальник вытрезвителя. Может быть, Бурденко был когда-то начальником вытрезвителя? Может быть…

Тем не менее Бурденко довольно долгое время занимал должность начальника УВД региона, что ещё раз подтверждает его способность к приспособленчеству. Ради генеральских погон ему пришлось даже изменить образ жизни. Так, пристрастие к спиртному довело «начвытрезвителя» до первого инфаркта, но уже после второго он практически перестал пить, хотя незадолго до этого его можно было видеть посреди улицы, у дома, где он жил, стоящим в обнимку с каким-нибудь приятелем-собутыльником. Приходилось видеть, например, и такую сценку: его пьяное прощание на крыльце УВД с армейским генералом и падение этого генерала с крыльца в дождевую лужу на глазах прохожих.

Патологическое самолюбие долго не позволяло Бурденко уйти на пенсию и после второго инфаркта. Опасность ненужности и незначительности его личности для окружающих в случае неизбежных проводов на пенсию была для него страшнее, чем третий инфаркт. Власть над тысячами подчинённых, которые если не уважали, то хотя бы побаивались его, несколько служебных «личных» автомашин, огромный кабинет и интимная комната отдыха при кабинете — ему этого было достаточно, чтобы чувствовать себя царьком. Конечно, не вечным, но оттянуть конец этого «царствования» было возможно, что Бурденко и использовал, пока МВД не предложило ему уволиться.

При этом его совершенно не смущало, что своих врагов он увольняет в связи с заболеваниями, которых у тех никогда не было. С таким же успехом он использовал для увольнения неугодных достижение ими пенсионного возраста, выражая при этом притворное сожаление о том, что сотруднику уже так много лет, а он так нужен милиции. А когда один из дотошных журналистов в одном из интервью спросил, почему продолжает служить в милиции его жена, давно достигшая пенсионного возраста, он ответил, что она здорова и нужна милиции. Прочитав это интервью, работники УВД только посмеялись.

Время шло, но вопреки ожидаемому, сановным прогнозам и обещаниям, в России в начале 90-х как бы наступил период нового застоя — застоя разрухи и обнищания как народа, так и государственных структур, лишившихся достаточного финансирования.

Видимо, и следующие главные милиционеры будут соответствовать своему времени, но об этом расскажут уже их современники.

11. О моей карьере и о немилицейском

12 ноября 1984 года начальник УВД В. Н. Вдовин внезапно собрал членов коллегии УВД, пригласив всех отраслевых руководителей, и зачитал письмо К. У. Черненко, который к этому времени уже стал Генеральным секретарём ЦК КПСС.

В своём письме Черненко, адресуясь к коммунистам, очень необычно и открыто осветил сложившуюся в стране систему кадровой работы, которая, по сути, заключалась в выдвижении и назначении на должности в основном по принципам кумовства, родства и блата. Плюс к этому получила распространение торговля должностями за взятки.

Черненко предложил и кардинальные меры по борьбе с этим злом. Помню, я тогда ещё подумал, что наконец-то опомнились наверху, но не окажется ли это очередной, как сейчас говорят, популистской мерой? Вдовин, подводя итоги коллегии, заверил, что буквально с завтрашнего дня в УВД начнется работа по практической реализации требований Генсека.

В этом аспекте стали доходить слухи из МВД о том, что Федорчук (министр внутренних дел), назначенец ещё Ю. Андропова, выдал всем главкам количественные предписания по замене работников аппарата министерства на работников из регионов страны.

Через несколько дней из МВД приехал работник нашего главка и заявил, что имеет предложение для отбора кандидатов для перевода в министерство, а всего главку для замены предписали 30 единиц.

Единственным подходящим по требуемым параметрам для главка оказался я, и, конечно, я дал согласие. 24 декабря 1984 года мне позвонили помощник начальника главка по кадрам и Н. Л. Метляев — начальник одного из отделов этого же главка, с которым у меня сложились дружеские отношения во время его приездов к нам в Архангельскую область. Здесь у него были родственники, и я помогал ему с проездными билетами и гостиницами. Оба предупредили, чтобы я никуда не уезжал, ждал вызова в министерство на утверждение. Буквально через день из штаба МВД позвонил В. Т. Казача (мой однокурсник по академии) и спросил, согласен ли я на перевод в штаб министерства. Естественно, что я и тут дал согласие. Не знаю, как в штабе проходила моя кандидатура, но по главку она прошла все согласования, и я уже ждал последнего акта — вызова в министерство для собеседования и включения меня в приказ.

Чем всё это закончилось, я расскажу чуть позже, упоминая Бурцева и его приезд в Архангельск в связи с побегом арестованных из-под конвоя в Онеге.

8 июня 1987 года мне стукнуло 45 лет, из которых 9 лет я на должности начальника отдела ООП областного УВД. А 45 лет означают, что через 5 лет меня могут отправить на пенсию. Это не могло не послужить поводом для того, чтобы задуматься о дальнейшей жизни.

Конечно, далеко не каждый в этом возрасте имеет уже 9-летний стаж руководства одной из областных милицейских служб, но я был уверен, что это далеко не предел моих сил, опыта и знаний, их у меня было на более высокий статус, чем моя должность. Но отсутствие «мохнатой» руки, неумение и нежелание быть нужным человеком для своих начальников в личном плане, невозможность и нежелание делать подношения да плюс к этому огромная подверженность моей службы различным чрезвычайным происшествиям, несомненно, сказались негативно на моём карьерном росте. Согласитесь, что в несколько раз большее (чем в других службах) количество личного состава, патрульно-постовая служба с её милиционерами, конвоирование и охрана задержанных и арестованных, у которых только одно на уме — как бы сбежать, разрешительная система с её опасными объектами и сотней тысяч только зарегистрированного оружия (не говоря о «мётлах», которые тоже «раз в год стреляют») и т. п. объективно должны изобиловать различными происшествиями, и каждое из них, при чьей-то заинтересованности, — это повод для отрицательной оценки моей работы как руководителя.