Призрачный театр - Мэт Осман

на борт одного старого моряка. И если ты сумеешь опять сыграть парня, то там, по крайней мере, согреешься.

Шэй покончила с мужчинами, разговорами и тесными комнатушками. Ей хотелось тишины и простора. На берегу за ними маячило знакомое здание, и она сказала:

– Ты иди куда хочешь. А мне нужно увидеть старого друга. Я найду тебя утром.

42

Широкий дымоход вел с крыши к огромному камину в медвежьей яме, и Шэй пришлось спускаться, упираясь руками и ногами в стены этой трубы. Кирпичную кладку покрывал толстый слой сажи, и под ее пальцами он начал сдвигаться и осыпаться. Ее левая рука скользнула вниз за отвалившимся черным пластом, но в итоге она все-таки смогла удержаться. Выправившись, она крепче уперлась спиной в стенку. Кирпичи царапали пальцы, но ей пришлось докопаться до надежной опоры. Она лишь вскрикнула от боли и замерла, изо всех сил упершись в стенки. Из-за падающей сажи, спускаясь дальше, она держала рот закрытым. Понемногу, упираясь руками и ногами в шершавые, как наждачка, кирпичи, она продвигалась все глубже. Дюйм за дюймом, дюйм за дюймом… По спине, между лопаток, побежала струйка крови. Дюйм за дюймом, дюйм за дюймом, но вот она уперлась в какой-то выступ и, с облегчением проехав последний фут, приземлилась в очаге. Обугленные головешки развалились под ее ногами, решетка впилась в спину, а рот наполнился пеплом. Выкатившись в яму, она кашляла и отплевывалась.

Кромешная тьма. Подавив очередной приступ кашля, она прислушалась. Тихое шуршание. Мягкое, но весомое. Чуть дальше напряженное сопение. Глухие удары лап, и Шэй уже видела их мысленным взором. Кожаные подушечки с острыми когтями. Она сидела неподвижно, воркуя по-голубиному.

Шаги остановились. Прочистив горло, она вновь попыталась издать голубиный клич, в ответ прямо перед ней раздался тихий скулеж. Продолжая ворковать, она вдруг ощутила на своей шее прикосновение мокрого носа. Мокрый кожистый нос и горячее дыхание. Сакерсон настороженно обнюхивал ее. Вену на шее, ссадины. Обнюхав голову, он спустился к промежности. Держа руки по швам, она прошептала:

– Славный мальчик, привет, дружок, ты ведь учуял на мне запах клетки?

В дымоходе она ободрала костяшки пальцев, и Сакерсон начал вылизывать их. Его язык похож на спрятанную в перчатке руку; шершавый, но мягкий. Как можно медленнее она протянула к нему руку. Способен ли он видеть в этой полутьме? Его тревожное сопение склонило ее к мысли, что не способен. Она коснулась его меха, и он зарычал, низкий рев сотряс ее с головы до ног, но не встревожил. «Что ему еще делать, как не рычать», – подумала она, поглаживая медведя по животу. Так продолжалось минуты две, его язык на ее ранах, ее руки в его шерсти, при его непрерывном рычании.

А потом он умолк. Тихо вздохнув, улегся и свернулся полумесяцем. Шэй прижалась к его животу, пытаясь немного согреться. Ее зубы невольно стучали от холода.

– Они приходят к тебе во сне, мальчик? Приходят? Ко мне тоже. Они не дают нам ни минуты побыть наедине с собой. Сегодня, однако, их внимание должно быть отвлечено. Давай спать, увидимся во сне. В какие земли мы отправимся?

В своих снах она летела, низко и стремительно, по заснеженному лесу. Толстенные деревья издалека выглядели сплошной стеной, но когда она приближалась, то всегда с легкостью пролетала между стволами. Ей даже не приходилось менять курс, просто летела дальше над снежным покрывалом под еловыми лапами, а вокруг свистел ледяной ветер. Дважды она видела уходящие вдаль цепочки медвежьих следов, но не могла остановиться. Она не могла даже оглянуться.

А потом наступило утро. Из арочных окон высоко над ямой просачивался грязный свет. Тем не менее она не знала, что там был Бесподобный, пока он не прочистил горло. Он сидел в первом ряду перед ареной, глядя вниз. Шэй никогда раньше не видела его в зрительном зале.

Он медленно хлопал.

– Какая чудная первая сцена, – заявил он, – я не смог бы сочинить лучше: «Почтеннейшая публика, мы начинаем спектакль с явления почерневшего и ободранного Воробья в объятиях могучего медведя». Я сгораю от любопытства.

Он был одет в ту же тунику, что и в первый день их знакомства, хотя с того времени она успела изрядно поблекнуть и пообтереться. Цвет его лица также поблек: кожа приобрела своеобразный сумеречный оттенок. Бутафорская корона на его голове съехала на одно ухо. Он подался вперед на кресле, сохраняя, однако, определенную дистанцию. «Как обычно, он знает, где будет выглядеть в самом выигрышном свете», – подумала Шэй.

– Итак, какой будет вторая сцена? – спросил он.

Шэй села, постаравшись не разбудить Сакерсона.

– Понятия не имею. Сценария не существует. Это ведь ты рекламируешь представление. Рекламируешь и мое выступление.

– О, прости, сожалею, – он поднял руки, – но сегодня мне чертовски нужно заполнить зал болванами, и, хотя мне больно говорить об этом, твоя личность стала весьма притягательна. О вкусах публики, естественно, не спорят. И безусловно, твоя популярность резко возросла благодаря твоему северному приключению.

– Северному приключению? – тихо произнесла Шэй. – Или, говоря прямо, моему рабству. Твоему предательству. Твоему малодушию и коварству.

– Ну, что бы то ни было, – он покачал головой, – оно пошло тебе на пользу. Ты хорошо выглядишь.

Шэй обдумывала много раз, что она скажет ему во время их следующей встречи, но здесь, сейчас, никакие слова не могли передать глубину ее переживаний.

– Откуда ты узнал, что я здесь? – если Бесподобный смог ее найти, то смогут и враги.

– Я не знал. Просто пришел за медведем. Единственная настоящая звезда из нас троих. – «Сакерсон упоминался в афише», – вспомнила Шэй.

– Ты собираешься заставить его драться?

– Господи, нет! – он взмахнул рукой. – Я собираюсь освободить его. Я собираюсь освободить его и всех городских пленников. Он сможет зайти выпить в пабе «Лебедя» или заказать молочного поросенка в таверне Эмерсона. Я дарую ему свободу в Саутуарке.

Сакерсон пошевелился. В глубине его сна огромная лапа почесала ему ухо.

– То есть свободу для всех, кроме меня?

– Святые небеса, Шэй, это же было необходимо! – раздраженно вздохнув, воскликнул он. – Этого требовала наша драма. Трагедия, – он поднялся с кресла. – Конечно же, ты понимала это, понимала с самого начала. Бесподобный и Воробей, Воробей и Бесподобный. Сказочная история! Какой богатый сюжет. Поющая девушка и предавший ее парень. Королевы и чародеи. Сокровища и измены. Но это могла быть только трагедия, должна же ты это понимать. Когда простолюдины возносятся к солнцу, судьба сжигает их.

В его убедительных объяснениях таилась опасная соблазнительность, но она устояла.

– Помнишь первую ночь в твоей келье? Мы собирались