Джон Леннон, Битлз и... я - Пит Бест

Как-то вечером в «Индре» один из официантов, подававший нам на стол, сказал с видом шпиона, собирающегося продать государственную тайну:

— А знаете ли вы, что можете повидаться кое с кем из этих девушек с витрин?

— С витрин?

— Они что, манекенщицы?

— Где?! — закричали мы; наше воображение разыгралось вовсю.

— На Гербертштрассе! — многозначительно сказал он.

Название ничего нам не говорило. Это была одна из улиц, выходивших на Репербан, в пяти минутах ходьбы от Гроссе Фрайхайт. Но, выдавая по семь-восемь часов музыки каждую ночь в течение всей недели, включая воскресенье, мы не могли жуировать, как туристы — просто не было времени. Однако нужно же было взглянуть на эту улицу! Однажды утром, в подходящее время, мы решили сделать туда вылазку всем отрядом. Наконец, в необыкновенно раннюю для нас пору — было всего одиннадцать часов — мы отправились обследовать Гербертштрассе, еще больше заинтригованные таким откровением официанта:

— Вы можете, если вам это светит, разглядывать витрины хоть весь день и не потратить ни гроша, так вы будете этим заняты.

Гербертштрассе — одна из самых удивительных в мире улиц, загороженная с обоих концов высокими барьерами, наподобие экранов. Вы не можете рассмотреть улицу, не пройдя через вход, который сильно смахивает на вход в какой-нибудь старый общественный туалет в Великобритании.

Перед входом висит публичное объявление, всегда напоминающее о том, что лица, не достигшее восемнадцатилетнего возраста, не могут быть посвящены в тайны улицы. Это означало, что Джордж немедленно стал жертвой наших издевательств.

— Нет, Джордж, — измывался Леннон, загораживая рукой проход, — ты не имеешь никакого права войти вместе с нами, мужчинами!

— Ты — всего лишь младенчик! — отчитывали мы его.

В конце концов, перестав сопротивляться, мы пообещали провести его «контрабандой», и все вместе переступили порог входа.

Открывшееся нам зрелище просто ошеломляло. До самого горизонта не видно было ни одного магазина: улица, казалось, вся составлена из маленьких уютных комнат, снабженных витринами, с девочками внутри них. Единственный магазин, который можно было обнаружить на Гербертштрассе, был секс-шопом.

Девочки составляли композиции, помещаясь на уровне подоконников, чтобы всем было видно; они сидели на столах и на стульях и, принимая выразительные и сладострастные позы, демонстрировали свои прелести. И какие прелести!

Среди них не было старых бесцветностей. Имелись блондинки, брюнетки, шатенки, более или менее раздетые; одни — знойные и пышнотелые, другие — более стройные: море ног и аппетитных бюстов.

Некоторые были просто как картинки и казались ожившими фотографиями из эротических журналов. Мы застывали при виде их, как зачарованные. И, конечно же, мы узнали некоторых, посылавших нам лучезарные улыбки.

Прежде всего наше внимание привлекла витрина, в которой красовалась гигантская женщина, из чьего бюстгальтера выпирала самая пышная в мире грудь, заключенная в черный корсет и, казалось, готовая на все, лишь бы освободиться. Ее могучие ноги были обуты в высокие черные кожаные сапоги, а в руке она сжимала хлыст! Она была просто неописуема.

Мы смотрели на нее круглыми глазами, разинув рот, затем, наглядевшись, продолжили наше исследование, чтобы тут же столкнуться с одной из знакомых по «Индре».

Она воскликнула, радостно приплясывая:

— Входите же, для вас — бесплатно!

Но мы отклонили ее предложение.

Хотя еще не было и полудня, несколько мужчин на возрасте уже присматривали себе подходящее тело, словно гурманы в поисках доброго куска мяса. Кое-кто из них последовал за нами, в ответ на что мы дали им некоторое представление о том, что значит «Деляйт шоу»: бузили, скакали, растягивались на земле, приводя в полное изумление аппетитных цип с витрин.

Мы обнаружили, что эта улица находилась под строгим контролем гамбургской полиции, которая следила, между прочим, за тем, чтобы девушки регулярно проходили медицинский осмотр и защищала их от не слишком честных сутенеров. Еще и сегодня, больше 20 лет спустя, официальный туристический проспект замечает, что «…если вы ищете себе девушку… лучшим местом для этого всегда будет Гербертштрассе».

После нашего первого визита на Гербертштрассе разглядывание витрин стало для нас обычным каждодневным делом. Мы пользовались улицей, как кратчайшим путем в другие привлекательные места города: например, Миссию британских моряков на набережной, где мы могли есть, как у себя дома, и с жадностью поглощать горы корнфлекса.[8] На самом деле идти по Гербертштрассе было не ближе, чем по другим улицам, — короткая дорога была лишь отговоркой. Приятные прогулки до набережной, по правде говоря, включали галантные визиты к дамочкам с витрин. Мы называли эти экскурсии нашей «утренней растопкой».

Мы открыли улицу Рори Сторму, который был ошарашен. Однажды утром мы пригласили его всего-навсего составить нам компанию, чтобы поесть в Миссии моряков. Мы привели его на Гербертштрассе с равнодушным видом, не предупредив о том, что его там ждет.

Рори бросилась в голову кровь. Чтобы пройти мимо первой витрины ему понадобилось 20 долгих минут.

— Давай, пошли, — торопили мы его, — корнфлекс остынет!

Одному Богу известно, что бы подумали наши ливерпульские друзья, если б могли нас видеть. У большинства из нас был внушительный разговор перед отъездом. Но ни наши родители, ни опекунша Джона, тетушка Мими, не могли себе и на секунду представить, что за жизнь мы будем вести. Наши родители, конечно, допускали кое-какие приключения, без сомнения, в присутствии Аллана Уильямса в качестве компаньона. Однако ему оставалось не так много времени до возвращения в Мерсисайд, и я сомневаюсь, чтобы ему улыбалось сопровождать нас в похождениях, напоминавших истории из «Тысяча и одной ночи».

Поскольку мы стали завсегдатаями Гербертштрассе, многие проститутки приходили нас навестить в «Индре», а потом и в «Кайзеркеллере». Они всегда ясно давали понять, чего хотят: их широкие познания для БИТЛЗ всегда были бесплатными. Я еще помню имена некоторых из них: Грета, Гризельда, Хильда, Бетси, Рут… Все — очаровательные молодые женщины. Мы привыкли видеть их почти совершенно раздетыми на витринах, но когда они отправлялись в найт-клабы после закрытия своих собственных заведений, они были разодеты в пух и прах, точно парижские манекенщицы, гораздо более красивые, чем первые битловские групиз, но тоже преисполненные желания в любой момент забраться к нам в постель.

Девушки с Гербертштрассе имели обыкновение прийти посидеть в баре, чтобы заказать по стаканчику для музыкантов. Официанты приносили их нам со словами: «От Греты», или кто там сделал заказ, и приказывали выпить за девушку прямо посреди песни под угрозой ее высочайшего гнева. После того, как мы осушали стаканы, она поднимала руку в изящном и милом жесте благодарности. Девушки сердились, если мы не находили времени с ними поболтать. Если такое случалось, то на следующий день они опускали шторы на своих окнах, видя, как мы фланируем по Гербертштрассе.

Во время наших экскурсий на Гербертштрассе гигантская дама с пышным бюстом и хлыстом стала нашей любимицей. Она всегда вставала при появлении БИТЛЗ. Мы приклеивались к витрине, словно дети, увидевшие леденец, корча самые ужасные рожи. Она грозила нам кнутом, делая вид, что хочет нас побить. Но все это было шуткой, и вполне возможно, что наша клоунада на Гербертштрассе поднимала настроение тамошним обитательницам.

Издевательства над Джорджем за его неподходящий возраст стали ритуалом. Иногда, чтобы его помучить, мы оставляли его перед входом на несколько минут, пока кто-нибудь из нас не возвращался и не провожал «малыша».

Нас часто приглашали на вечеринки, которые устраивали девушки, по большей части в своих собственных квартирах, далеко от Гербертштрассе. Случалось, они просили нас сопровождать их на праздник к какому-нибудь богатому клиенту. Это было для нас большой удачей, — на таких вечеринках вино лилось рекой, словно накануне принятия сухого закона. Была удобная возможность получить одновременно выпивку и любовь и притом бесплатно! (Как только Бруно Кошмайдер выплачивал нам наши гроши, он немедленно удалялся, покуривая.)

Наряду с сексом нашим вторым времяпрепровождением была выпивка. В музей мы не часто захаживали.

С тех пор, как мы осознали, что есть девушки, готовые на все, лишь бы доставить нам удовольствие, мы начали соображать, куда их можно привести, чтобы переспать, если у них не было своего собственного подходящего места. Как можно было водить девочек в наши жуткие каморки по соседству с писсуаром, темные и сырые, словно сточная канава, и столь же привлекательные? Тем не менее, мы это делали, и ни одна девочка ни разу не отказалась. Временами наше обиталище позади «Бамби Кино» превращалось в место ночных оргий, ставших привычным делом для Леннона, МакКартни, Харрисона и Беста, за исключением Стью Сатклиффа, который больше с нами не жил. По прошествии нескольких недель с нашего приезда в Гамбург, он повстречал прекрасную немку, которую звали Астрид, и в которую он влюбился. Ей тоже предстояло сыграть важную роль в судьбе БИТЛЗ. Родители Астрид предоставили в распоряжение Стью комнату в своем доме, и Джордж покинул свой гнусный диван, получив в наследство кровать рядом с Джоном. Через два месяца Стью и Астрид поженились.