Забытый фашизм: Ионеско, Элиаде, Чоран - Александра Ленель-Лавастин

Первая встреча Ионеско с Чораном произошла вечером того дня, когда вернувшийся из Индии Элиаде выступил с лекцией, посвященной гуманизму Тагора. Их представил друг другу еще один молодой философ, Константин Нойка. Ему будет суждено сперва примкнуть к Легионерскому движению, а затем, в коммунистической Румынии времен Чаушеску, уйти в оппозицию, превратиться в апостола румынского национализма, стать одним из духовных столпов мечущейся в поисках ориентиров интеллигенции[35]. Несколько десятилетий спустя Элиаде рассказывал: «Нойка пришел послушать мою лекцию в компании соученика по университету, молодого растрепанного блондина из Сибю, что в Трансильвании. Это был Эмил Чоран»[36]. Он, как и Ионеско, уже давно относился к числу верных последователей пылкого Мирчи Элиаде. Чоран вспоминает, как в 1927—1928 годах он, тогда еще ученик выпускного класса лицея Сибиу, каждое утро в 11 часов мчался в газетный киоск, чтобы купить «Время». Особенно ему нравилась там проза Элиаде, восхищал его дар «заставить трепетать любую мысль, сделать ее заразительной, создать вокруг нее ореол истерии». По мнению юного Чорана, нигде этот дар не проявился так сильно, как в Письмах к провинциалу, первая часть которых была опубликована в виде цикла очерков в 1927—1928 годах, а вторая — в 1932 г., по возвращении Элиаде из Калькутты. «Кажется, из этих писем я не пропустили единого, я прочитал их целиком, мы все их читали от корки до корки, потому что они нас касались, они были адресованы нам. Чаще всего они призывали нас к действию, и каждый ждал своей очереди»[37].

На самом деле, хотя известность Чорана и Ионеско в те времена была гораздо меньшей, чем у третьего участника их будущей группы, они уже опубликовали свои первые серьезные статьи — соответственно в 1931 и 1928 годах. Конечно, их достижения были несопоставимы с поистине потрясающими результатами журналистской деятельности Элиаде: тот за 1925—1928 годы выпустил не менее 250 статей и как минимум еще столько же — в 1932—1933 годах (обзоры, рецензии и т. д.). В 1932 г. в активе Чорана насчитывалось около 30 работ, по форме близких к эссе, отличавшихся исключительно индивидуальным стилем. У Ионеско их насчитывалось более 60, в основном критические заметки об искусстве, литературе, поэзии. Вернее, эти весьма экстравагантные опусы, разбросанные по мночисленным молодежным журналам, следовало бы назвать «антикритическими». Еще была книжечка стихов «Элегии для крошечных существ» (1931), отмеченная влиянием поэтов-символистов и сюрреализма. Иконоборчество, полемический стиль и пылкий нигилизм обоих авторов создали им известность к концу 1920-х годов. Однако настоящая слава пришла к ним в 1934 г., с почти одновременной публикацией их эссе: «На вершинах отчаяния» Чорана и «Нет» Ионеско, который до этого слыл по преимуществу поэтом. Первая публикация и первая хитрость судьбы: этот год словно соединил их имена навеки. Оба автора одновременно стали лауреатами высокопрестижной премии Королевского института, которая была разделена между ними поровну. Их работы вызвали большой общественный резонанс.

Понятно, что благодаря столь многообщещающему началу Чорана, Элиаде, который был старше его на 4 года, также испытывал к нему определенный интерес... «Я восхищался работами Чорана, начиная с самых первых публикаций 1932 г., когда ему едва исполнился 21 год, — напишет впоследствии Элиаде, в 1930-е годы взявший на себя труд стать рецензентом всех до единой книг Чорана. — Он обладал исключительными для своего возраста философскими и литературными познаниями. Он уже прочел Гегеля и Ницше, немецких мистиков и Асвагошу [...]. Ему одинаково хорошо удавались философские эссе и необыкновенной силы памфлеты»[38].

А что же Чоран? Какого мнения он об Ионеско, чья слава уже почти равна его собственной? Отвратительного. Вот что он пишет из Мюнхена 1 июня 1934 г. Петру Комарнеску, от которого только что получил наделавшее столько шума «Нет»: «Я прочел его несколько дней назад. Должен тебе сказать, что никогда в жизни не испытывал такого омерзения при чтении книги. Столкновение с подобным интеллектуальным и моральным убожеством вызвало у меня беспредельное отвращение. В ничтожестве этого человека так мало трагического, что я не могу испытывать по отношению к нему ни жалости, ни презрения. Ты писал во Время о так называемом мифе Ионеско. Я ничего подобного не обнаруживаю; но если ты прав, это означает, что на румынскую культуру больше не приходится возлагать никаких надежд... [...]. Я заявляю о полном разрыве отношений с этим человеком»[39].

ПЕРВЫЕ ШАГИ. ПРОИСХОЖДЕНИЕ И ВОСПИТАНИЕ.

Описываемая встреча тем более примечательна, что молодые писатели происходят из весьма несходных кругов общества. Не вдаваясь в подробности их детства и отрочества, отметим несколько важных вех их внутреннего развития.

Чоран родился 8 апреля 1911 г. в горной трансильванской деревушке Разинары, что близ Сибиу, в семье православного священника. В те времена территория, где был расположен Сибиу, входила в состав Австро-Венгерской монархии, и лишь в 1918 г., с образованием Великой Румынии, включившей Валахию, Молдавию и Трансильванию, она отошла к Старому Королевству. Маленькому Эмилу тогда было 10 лет. Общая обстановка определенным образом повлияла на его формирование: до 1928 г., года окончания лицея Георгия-Лазаря в Сибиу, он жил в атмосфере, густо насыщенной национализмом. Трансильванские «коренные румыны» добились независимости своей провинции от Австро-Венгрии; и это определенным образом усложнило их отношения с представителями других национальностей. Ведь Сибиу, прежде называвшийся Германнштад, бывший город-крепость с типично немецкой архитектурой, представлял собой полиэтническое поселение, где веками соседствовали представители двух основных национальных культур: румынской и саксонской. По окончании Первой мировой войны между этим «центральноевропейским» прошлым и политикой румынских властей, нацеленной на централизацию, возникли противоречия. Трансильванские элиты, вне зависимости от их этнического происхождения, не хотели подвергаться балканизации.

В отличие от Ионеску и Элиаде, интеллектуальное становление Чорана происходило в обществе, пропитанном немецкой культурой. Его родители совершенно не говорили по-французски. Он тоже практически не знал этого языка и в полной мере ощутил свою неполноценность на первых порах своей жизни в Бухаресте, в салонах которого образованные люди изъяснялись на языке Вольтера. В Сибиу Чоран квартировал у двух старых дев немецкого происхождения, осваивал немецкий с момента приезда в город, и первые книги по философии брал в немецкой библиотеке. Библиотекарь, некто Райнер, отставной офицер австрийской армии, подружился с подростком; Чоран был едва ли не единственный румын среди посетителей. Заметки 15-летнего «книгоглотателя» — школьные тетради, заполненные сжатым почерком, — свидетельства его первых путешествий в мир философии. Он читал Шопенгауэра, Ницше, а также Кьеркегора[41]. Позже, в бытность его студентом философского факультета в Бухаресте, в 1928—1932 годах, настал черед других мыслителей. Большинство из них составляли немцы: Зиммель, Вёльфлин, Вейнигер, Шпенглер, Хайдеггер, с чьим трудом «Бытие и Время» Чоран ознакомился в 1932 г. Но были и русские, прежде всего Лев Шестов и Достоевский. Молодого человека одолевали тяжелые приступы бессонницы: именно с этих лет он на всю жизнь привык к непрерывным ночным бдениям. Мучимый ими, познавая философию бытия, философию трагедии и так называемую жизненную философию, Чоран пережил два глубоких перелома. Первый — переезд в Сибиу из Разинар. Разинары навсегда остались в его памяти неким подобием земного рая; сам он впоследствии считал этот день «самым драматическим» в своей жизни. Второй — переезд из Сибиу в столичный Бухарест[42].

Начала жизни Ионеско и Чорана во многом сходны. Детство Ионеско тоже протекало в «земном раю», в первозданном изобилии деревушки Ла-Шапель-Антенэз, в департаменте Майенн, где он посещал деревенскую школу. Аналогия с Разинарами — не единственная; Ионеско, как и Чоран, в своем развитии прошел извилистый путь, на него изначально оказывали влияние разные культуры. Ионеско родился 26 ноября 1909 г. в Слатине (а не в Сталине, как указывается в справке издательства Галлимар — весьма забавная опечатка) в Ольтене, на западе страны. Таким образом, первые 2—3 года своей жизни он провел в Румынии[43]. Его отец, который носил те же имя и фамилию, был румыном; мать, Тереза Ипкар, 1887 года рождения, не была француженкой, как это принято считать; скорее, она имела французское происхождение. Отметим малоизвестную деталь: свое франкофильство драматург унаследовал не только от матери, но и, в определенной мере, от отца. Тот защитил в Париже диссертацию в области права, которая была опубликована в 1915 г. под очень «ионесковским» названием: «О понятии несчастного случая на производстве в законе от 9 апреля 1898 г.»[44]. Но как же молодая француженка могла оказаться на границах Балкан в начале XX века? По данным Жиля Плази, автора недавно опубликованной биографии Ионеско, Тереза, по-видимому, была дочерью довольно любопытного персонажа, французского инженера родом из Пиренеев. Характер первопроходца заставил его двинуться во второй половине XIX в. в Центральную Европу и окончательно осесть в Бухаресте[45].