Ветер перемен - Василий Владиславович Скородумов

Пробежав взглядом по свиньям, я увидел в этой визжащей толпе Дюшу. Она, похоже, тоже меня узнала, так как стала протискиваться среди груды тел ко мне поближе. Свиньи, которых расталкивала Дюша, недовольно визжали, но не более того. Она у них как бы авторитет, что ли. Никто ее не трогает, и оплодотворять ее имеет право только достойнейший из достойных.

Дюша просунула голову между рейками забора и довольно захрюкала, приветствуя меня.

– Привет, дорогуша! – поздоровался я в ответ и погладил ее за ухом. От удовольствия она закрыла глаза, вот только разве что не мурлыкала, как кошка. Затем Дюша повернулась к своим соплеменникам, видимо желая найти в их глазах хоть каплю зависти, ведь больше никого я так не ласкаю. Но свиньям было невдомек, что происходит у забора – они были очень увлечены своей возней. И уж тем более на счастье Дюши было глубоко наплевать той сладкой парочке, выполняющей демографический план. Им и самим было очень хорошо.

– Никому ты, бедняга, не нужна! – грустно промолвил я. Дюша фыркнула, раздув ноздри, ее пятачок нервно дернулся. Тем самым она как бы хотела сказать: «Да ну их всех! Я им еще устрою!». Но я ясно видел, что из края ее глаза тонкой струйкой потекла одинокая слезинка. – Не переживай, они того не стоят.

Я повернулся и пошел в сторону палаток – хотелось еще зайти в гости к Маше. Но спиной почувствовав на себе пристальный взгляд, на секунду остановился и через плечо бросил:

– Не волнуйся, я скоро приду.

Поняла меня Дюша или нет, не знаю. Наверное, поняла, она сообразительная свинка.

Сказав, что скоро вернусь, немного слукавил. Я планировал провести у Маши как можно больше времени. Неделя прошла с момента нашей последней встречи. Нужно было о многом с ней поговорить…

Вот она, палатка моей подруги. Ее не спутать с другими, на правом боку стоят две оранжевые и одна розовая заплатка. Как мне говорила сама Маша, это баловались подростки, которые резали ткань палатки, чтобы через проделанную дырку наблюдать за ее переодеванием. Они, может, наделали бы и больше прорех, если бы однажды их не подловил за этим занятием их отец и так им всыпал, что, возможно, навсегда отбил у них охоту подглядывать за женскими прелестями.

Я дернул за язычок колокольчика и стал ждать, когда ко мне выйдет Маша. По моему телу то и дело пробегали какие–то волны, толком и не объяснишь, что это. Мне рассказывали: такое случается, когда сдаешь экзамен или идешь на первое свидание. Скорее всего, это волнение. Но чего я волнуюсь? Как будто сейчас увижу Машу в первый раз.

Время шло, а из палатки никто не выходил. Я прислушался. Ни единого звука. Странно. Я позвонил еще, на всякий случай. Когда и на этот раз ответа не последовало, я поднял молнию вверх, открывая проход, и вошел внутрь. Приготовившись уже извиняться за бесцеремонное вторжение, я открыл было рот, но так и застыл, ни сказав ни слова. Маши в палатке не было.

Куда она могла подеваться?

Впрочем, я быстро взял себя в руки. Она могла зайти к соседке, Зинаиде Михайловне или к подруге Светке. Почему бы и нет? Такой вариант очень даже возможен. В конце концов, она, быть может, ушла в «дамскую комнату».

Я поспешил покинуть Машину палатку, не забыв привести молнию в ее изначальное положение. Что ж, тогда наведаюсь к Зинаиде Михайловне, моей хорошей знакомой. Если Маша там – хорошо, ну а если нет, подожду ее в компании замечательной женщины, которая для меня почти что тетя родная.

– Зинаида Михайловна, здравствуйте! – радостно приветствовал я Машину соседку, когда та вышла мне навстречу. – Рад вас видеть!

– А уж как я тебя рада видеть, Олежик! – ну вот, опять! Но разве ж я могу обижаться на нее? – Ты что–то давно ко мне не заходил, что так?

– Да дела, Зинаида Михайловна: то, се, пятое–десятое. Вы же знаете.

– Олег! – Зинаида Михайловна неожиданно враз посуровела. Уж не сморозил ли я что–нибудь лишнее? – Сколько раз я тебя просила не называть меня по имени–отчеству? Зови меня просто тетя Зина. А то что как будто не родные?

«Вообще–то так и есть. Не родня, мы с вами. Может быть, шурин моей троюродной прабабки и приходился внучатой племяннице вашего деда кем-нибудь, но история об этом умалчивает».

– Ну, поймите, не могу я вас тетей Зиной называть. Извините, конечно, но это как–то…

– Аморально, хочешь сказать?

– Да нет, ну не могу и все тут. Я еще не готов, нужно время.

– Ясно все с тобой! – улыбнулась Зинаида Михайловна, но, как мне показалось, немного натянуто. – Знаешь, ты мне сейчас напомнил саму себя в студенческие годы. Я вот под таким же предлогом отвергала ухаживания не нравившихся мне парней. Хорошие то были времена. А сколько молодых людей добивались хоть капли моего внимания…

– Зинаида Михайловна! – я чувствовал, что если не перебить мою собеседницу, то эти воспоминания могут продлиться очень долго.

– А? Что? Ой, Олежик, извини, я что-то задумалась. Да и что мы тут стоим, ты проходи, проходи.

Зинаида Михайловна отодвинула полог палатки и уже после того, как я оказался внутри, зашла сама. Ее рассеянность не ускользнула от меня, но я постарался не придавать этому значения. Все-таки ей уже перевалило за семьдесят…

– Извини, ничем не могу тебя угостить, как бы ни хотела, сам понимаешь, – виновато развела руками хозяйка.

– Да ничего страшного, я не голоден.

Тут я немного приврал, есть мне хотелось. Перед походом сюда я почему–то не удосужился хоть немного перекусить. Но я мужественно терпел, тем более что голод был не таким сильным.

– Ну, Олежик, что ж ты молчишь? Расскажи, как у вас там, на «Ладожской», все ли хорошо?

Я все сказал, как есть, но поскольку новостей было не так уж и много, то я позволил себе немного приврать. И в один момент меня так занесло, что я не мог остановиться. А Зинаида Михайловна слушала и смеялась, когда я рассказывал про какой-нибудь смешной случай, и охала, если речь шла о чем-нибудь неприятном.

– А у вас как дела? – спросил