На день погребения моего - Томас Пинчон

и притворялись ужасно разозленными. Фотография подписана: «Скорее человек с ружьем, с теплом, Док».

— После той бомбы на Хеймаркете, — объяснял Нейт, — у нас было больше работы, чем мы могли справиться, и у нас прибавится еще больше беспокойств, если губернатор решит помиловать ту банду анархистов-убийц. Одному Богу известно, кому это развяжет руки в Чикаго, особенно на Ярмарке.

 Защита от террористов необходима здесь больше, чем обычно. А у вас, мальчики, есть угол обзора, о котором мы в сообществе «наблюдателей» только мечтаем — взгляд сверху. Мы не можем платить вам столько же, как Пинкертон, но, может быть, мы смогли бы договориться об отсрочке оплаты, маленький процент от прибылей со временем вместо наличных прямо сейчас. Не говоря о чаевых или других неофициальных доходах, которые вы можете получить.

 — Улаживайте это с Национальным офисом, — предложил Рэндольф. — На уровне Подразделения сумма нашей оплаты не может превышать обоснованные расходы.

— Звучит безумно. Но мы попросим наших юристов набросать условия сотрудничества?

Теперь он смотрел на Рэндольфа с той смесью презрения и жалости, которую «Друзья» рано или поздно вызывали при контактах с жителями земной поверхности. Рэндольф привык к этому, но был полон решимости действовать профессионально.

  — В чем именно будет заключаться наша работа?

  — У вас на борту есть место для еще одного пассажира?

— Мы перевозили до дюжины упитанных взрослых без ощутимой потери высоты, — ответил Рэндольф, невольно задержав взгляд на тучном мистере Приветте.

— Возьмете нашего человека в одно-два коротких путешествия, туда, куда будет необходимо, — лицо филера, кажется, стало немного хитрее. — На Ярмарку, может быть, на Склады, пара пустяков.

 Прогуливаясь на следующее утро среди аэростатов, под куполом неба, в котором постепенно становилось всё меньше свободного места, поскольку различные летательные аппараты поднимались в небеса, возобновляя знакомство со многими, в чьей компании, хорошо это или плохо, им придется переживать приключения, «Друзья» увидели, что к ним приближается пара, в которой они сразу узнали фотографа и модель, подвергшихся их непреднамеренной бомбардировке прошлым вечером.

Веселый труженик объектива представился Мерлем Ридо.

— А моя белокурая спутница... дайте мне минуту…

 — Болван.

Молодая женщина наградила его грациозным шлепком, не лишенным симпатии, и сказала:

— Я - Шевролетт Макаду, и я невероятно рада вас встретить, парни, даже если у вас под рукой мешок с песком, как вчера.

Полностью одетая, она, казалось, только что сошла со страниц дамского журнала, ее утренний наряд был сшит по последней летней моде, в результате возвращения рукавов, пышных в плечах и сужающихся от локтя к запястью, вокруг наблюдалось изобилие английских блузок с полупрозрачными плечами, «большими, как воздушные шары, по всему городу», как сказал бы Чик Заднелет, преданный наблюдатель женских форм, в случае мисс Макаду — яркого цвета фуксии, ансамбль дополняло длинное боа из страусиных перьев того же оттенка. А ее шляпа, шаловливо скошенная набекрень, с эгреткой, колыхавшейся каждый раз, когда она поворачивала голову, очаровала бы даже наиболее ревностных консерваторов среди любителей птиц.

  — Хороший ансамбль, — восхищенно кивнул Чик.

— А вы еще не видели, какую роль она исполняла в Павильоне южных морей, — галантно объявил Мерль Ридо. — В ее исполнении маленькая египтянка выглядела прихожанкой церкви.

  — Вы актриса, мисс Макаду?

  — Я исполняю танец Лава-Лава, богини вулкана, — ответила она.

  — Я обожаю музыку этого региона', - сказал Майлз, - 'особенно укулеле'.

 — В моем оркестре несколько человек играют на укулеле, — сказала мисс Макаду, — тенор, баритон и сопрано.

  — И это аутентичная национальная музыка?

 — Думаю, скорее попурри, включающее гавайские и филиппинские мотивы, а в конце — исполненная вкуса адаптация «Вакханок» месье Сен-Санса, недавно представленных в Парижской опере.

 Конечно, я всего лишь любитель, — скромно сказал Майлз, давний член престижной Международной академии укулелистов, — иногда путаюсь. Но если я пообещаю вернуться к тонике и подождать, как вы думаете, они разрешат мне зайти и посидеть?

  — Я, конечно, замолвлю за вас словечко, — ответила Шевролетт.

 Мерль Ридо принес с собой портативную камеру и делал «снимки» летательных аппаратов, парящих в небе и припаркованных на земле, они непрерывно приземлялись и взлетали, никакой передышки не намечалось.

— Настоящая вечеринка, не так ли! Тут летают настоящие профессора летного дела отсюда до Тимбукту, вот как это выглядит.

 Духмяный дым от костров, на которых готовили завтрак, поднимался в небо. Раздавался полный жалоб и в то же время радости плач младенцев. Ветер приносил издалека шум поездов и лодок с озера. В полете через Озеро против солнца крылья отбрасывали длинные тени, кончики крыльев блестели от росы. Здесь были пароходы, судна на электричестве, станки для вихревой обработки Максима, поршневые компрессоры нитрованного хлопка, судна с двигателями на сыром бензине и электрические подъемные домкраты странного гиперболоидного дизайна для ввинчивания в воздух, и крылатые аэростаты обтекаемой формы, и машущие крыльями чудеса орнитургии. В итоге у парней разбегались глаза…

—Па! — хорошенькая девочка четырех или пяти лет с пламенеющими рыжими волосами неслась к ним. — Послушай, па! Я хочу пить!

— Далли, маленькая ты проныра, — поприветствовал ее Мерль, — боюсь, кукурузный ликер закончился, тебе придется вернуться к старому доброму молоку, мне правда жаль, — рассматривая фирменный судок, наполненный льдом. Тем временем дитя заметило «Друзей» в летних униформах, девочка смотрела на них широко раскрытыми глазами, словно решая, насколько хорошо ей нужно себя вести.

— Вы травите этого беззащитного ангела крепкими напитками? —воскликнул Линдси Ноузворт.

— Сэр, я протестую!

Заинтригованная Далли подбежала, встала перед ним и начала сверлить его взглядом, словно ожидая продолжения какой-то тонкой шутки.

 Линдси заморгал.

— Этого не может быть, — прошептал он. — Маленькие дети меня ненавидят.

 — Очаровательная маленькая девочка, сэр, — добродушно сказал Рэндольф. —Вы, конечно, гордитесь своей внучкой.

 — Ха-ха! Ты слышала, Морковная голова? Он думает, что я — твой дедушка. Спасибо, парень, но это — моя дочь Далия, с гордостью говорю. Ее мать, увы…