Я, президент и чемпион мира - Лали Морошкина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А что, никто не поможет, а? — спросила Марикуна.
— Кто, Вахо? Он же натуральный лоботряс, жди от него помощи. И отца вот уже полгода никто не видел. Говорят, он с кем-то спутался в Волгограде и теперь живет с ней. И чего она рожала троих? — рассуждала я.
Интересно, а сколько детей будет у нас? Я, например, хочу троих. Только ясно, что у моих детей не будет приложения в виде такого папаши, как у Вахо, — сказала Кети и захохотала.
— Да, мужем Кети станет пухленький, низенький профессор-очкарик, который будет ее постоянно возить на симпозиумы, — смеялась Марикуна, указывая на Кети.
— А я подожду принца, он прилетит на собственном самолете и заберет меня с собой. Я рожу ему двух или трех златовласиков, а он, как это бывает в сказках, подарит мне дворец, фаэтон и полцарства! — Марикуна так ярко иллюстрировала сказанное жестикуляцией, что мы покатились со смеху.
— Я и вправду не знаю, к тому же о родах такое рассказывают, мало не покажется. Наверное, я вообще не буду думать о замужестве. Знаете, отец сказал мне, что после школы отправит меня в Москву, во второй медицинский, у меня там дядя Ильюша — самый крутой онколог в Союзе. Здорово, не правда ли?
— Ведь говорила, что завидую Морошкиной, у всех по одному отцу, а у нее сразу два, и второй сейчас активизировался! — продолжала смеяться Марикуна.
— А, кстати, отец тебя с сестрами познакомил? — спросила Кети.
— Да, очень милые девочки, маленькие, беленькие и голубоглазые, но, кажется, мы совсем не похожи друг на друга. К тому же они немного ревнуют и даже не вышли из комнаты, когда я у них гостила, — сказала я и замолчала. Просто не хотелось говорить на эту тему.
— Ну всё, разошлись. Завтра на том же месте, в тот же час? — шутливо спросила Марикуна.
— Я — пас. Завтра иду в школу, а то совсем отстану от программы. Когда вспоминаю первое сентября и Джонджолу, сразу умереть хочется, но ведь не могу же я прятаться до конца дней своих? — вздохнула я.
— Ну и ладно, мы и без тебя потусуемся, правда? — сказала Марикуна с издёвкой и посмотрела на Кети. — Пусть эта верийка уходит к своим.
— Да, точно, почувствуй разницу, — ответила Кети и многозначительно посмотрела на подъем Саирме.
— Ладно, девчонки, не дуйтесь, просто так надо! — Мы разошлись по домам.
Ночь я провела в кошмарах. То мне снилось, что Нукри и Джонджола убивают друг друга из-за меня, то выплеснувшийся из школы грязный поток уносит полученный при крещении крестик, то будто я зависаю над собственным телом сверху и кричу, но тщетно…
— Почему ты плачешь, Лалико, девочка моя? — послышался встревоженный голос мамы, которая, по всей видимости, долго ждала моего пробуждения.
— Ты знаешь, мне приснились какие-то ужасы. Драка, затем потеря крестика, а потом я не чувствовала себя, совсем не чувствовала, — хныкала я. Окончательно обмякшая рука машинально потянулась к шее, и вдруг я вспомнила, что мой крестик в августе в Сочи унесла внезапно набежавшая волна…
— Значит, все это мне не снилось? Нет, снилось только это — правда. А если сбудется и остальное? — посмотрела я на маму мокрыми глазами.
— Не бойся, детка, это всего лишь сон, ты тогда так перенервничала из-за крестика, что это глубоко засело в твоём подсознании, а теперь вырвалось во сне. Ничего плохого не произойдет, — успокаивала мама. — Пойдем в церковь к батюшке Ростому и освятим новый крестик.
Ложиться спать было плохой идеей, все равно через час вставать. К тому же я боялась возвращения недоброго сна.
— Ма, выпей со мной чаю, пожалуйста… всё равно не уснуть.
Не помню такого случая в жизни, чтобы мама оставила без реагирования хотя бы одну мою просьбу. Вот я, порядочно напуганная, на рассвете, как на духу, и выплеснула все, что происходило вокруг меня. Последним аккордом было трехдневное «шатало», но, как видно, маму озадачило совсем другое из моего рассказа.
— Лалико, постарайся примирить мальчиков. Ты будешь нравиться многим и должна вести себя так, как это подобает настоящей женщине, не позволяй им столкнуться друг с другом, не доведи до драки! Твоя сила в примирении, а не наоборот!
— Что ты мне предлагаешь, бегать с белым платком? (В старину женщины в Грузии бросали между враждующими белый платок, что приводило к прекращению битвы. — Л.М.) — спросила я, уже полностью освобожденная от страха, скинувшая с плеч тяжесть ночи.
— Нет, Лалико, этого никто не требует, но, мамочка, сделай так, чтобы ты никогда не была причиной драки! И больше никаких «шатало» в парке! Обещаешь?
— Да, мама, никогда в жизни, но если я все-таки пропущу урок, то приду домой, не подводить же класс, ну в общем обещаю! — сказала я, чмокнула маму, перекинула через плечо ранец и направилась к остановке автобуса.
С каждой новой остановкой, приближающей меня к школе, усиливалось и мое волнение. Вот уже видна филармония. Чтоб мне провалиться!
Перед школой, как всегда, собралась «биржа». Джонджолу не было видно, и я свободно вздохнула. Первым уроком была грузинская литература, которую преподавала опытный педагог Клара Чхаидзе. Она так преподносила нам гениального Важа-Пшавела, как будто провела всю жизнь с его героями и знала их лично. «Зачем воевать с плохим, хорошее вечно враждебно». — «Ва, какие клёвые слова, этим многое объясняется», — комментировала я мысленно слова Важа. Этот метод оказался весьма подходящим для меня и в будущем. Ведь и вправду здорово, когда классика укрепляет тыл?
До звонка на перемену оставалось около пяти минут, когда в класс ввалился взволнованный в вытащенной из-за пояса рубашке Джонджола.
— Простите, масц, — сказал он, опустив голову, и присел рядом со мной. Джонджола не отличался почтительностью и сладкоречивостью, но Клара Чхаидзе была редким исключением в педколлективе: она пользовалась авторитетом не только среди коллег, но и у строптивых учеников.
Джонджола же принадлежал к той категории учащихся, которые долго остаются в памяти школы. Между ним и педагогом протянулись невидимые нити уважения и доверия.
— Все в порядке, Георгий? — спросила учительница.
— Да, масц, ничего особенного, так, небольшие неприятности, но сейчас все в порядке!
— Очень хорошо, что нам и требуется. До четверга, — попрощалась Клара масц в унисон с прозвучавшим звонком и вышла из класса.
— Лали, постой, не уходи, я что-то хочу сказать тебе, что-то очень важное. Не выходи из класса, прошу тебя.
— Не дури, Георгий, посмотри, какая погода. Немножечко погреюсь на осеннем солнышке, или я «мзетунахави»? (Игра слов: слово «мзетунахави» обозначает не виденную солнцем принцессу, или «красавицу». — Л.М.), — дразнила я, мне нравилось, что самый крутой парень в школе практически был в моём подчинении.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});