Америциевый ключ - Константин Соловьев

- Либо у него свои планы на эти пробирки, и заключаются они не в продаже, - закончила за него Греттель, явственно помрачнев лицом, - Кстати, пока ты гулял по городу, папаша Арло проверил свою опись и сказал, что именно пропало.

- Дай угадаю. Возбудитель коклюша?

Греттель не улыбнулась.

- Нет. Пять крайне опасных вирусных культур. Все обладают способностью к генетической ассимиляции, все могут стать причиной потенциальной эпидемии. Очень плохие вещи. Хотя они покажутся детской шалостью, если кто-то получит доступ к фальшивому камину и всем его сокровищам.

Молчание, воцарившееся в гостиной после этих слов, показалось Ганзелю тяжелым и удушливым. Словно какая-то невидимая химическая реакция заменила все атомы кислорода иным химическим элементом, совершенно не годящимся для насыщения легких. В этом молчании они сидели несколько минут, не встречаясь глазами. Наконец Ганзель прочистил горло.

- Кхм… Слушай, сестрица…

- Слушаю.

- Мне кажется, мы очень стеснены во времени. А проще говоря, времени у нас и нет.

Геноведьма качнула головой.

- Я тоже так считаю. Пока пробирки и ключ остаются в руках Бруттино, катастрофа может произойти в любую минуту. Очень сложно прогнозировать действия существа, логику и чувства которого мы не понимаем.

- Значит, мы вынуждены действовать сообразно моменту, решительно и жестко.

Прозрачные глаза геноведьмы, сереющие в моменты наибольшей сосредоточенности, уставились на него с несвойственным им любопытством.

- Кажется, ты что-то задумал, братец. Не уверена, будто знаю, что именно, но…

«Ей это не понравится», - подумал Ганзель, делая вид, что подбирает слова.

- Глупо надеяться, что я смогу в одиночку найти деревянного разбойника. Город слишком велик, даже если шарить по самому его дну. Я думал, что смогу перехватить Бруттино сам. Пусть я не молод, зато имею немалый опыт и хорошо знаю здешние места, он же всего лишь мальчишка. Но он хитрее, чем я думал. Теперь я оцениваю свои шансы куда скромнее. Более того, допускаю, что могу целую неделю бродить по Вальтербургу, и так и не нападу на свежий след. Позволительно ли в такой ситуации рисковать и терять драгоценное время?

Греттель нахмурилась.

- Ты заходишь осторожно и издалека. Значит, собираешься предложить что-то, с чем я, скорее всего, не буду согласна. Проще говоря, прощупываешь почву.

Ганзель швырнул снятый ботфорт на пол вслед за плащом. На ковре все еще оставались пятна пыли – напоминание о беспокойном визите папаши Арло.

- Я и забыл про твою проницательность. Да, я как раз собирался предложить сделать кое-что. Немного дерзкое, немного рискованное, но, в свете наших обстоятельств, вполне разумное. Впрочем, ты все равно удивишься.

- Что же?

- Торговцы называют это перепоручением обязательств третьему лицу.

- Ах, так…

По ее лицу невозможно было понять, догадалась ли она о сути его предложения. Вполне возможно, что уже начала догадываться. Ганзель с хрустом пощелкал суставами пальцев, ощущая себя неловко.

- Я могу перекусить человека пополам, но из меня неважная ищейка. Здесь нужны другие качества, которых у меня никогда не будет – скорость, нюх, и особенное чувство города, я же вынужден бродить с завязанными глазами. Я не профессионал в деле поиска. Значит, нам нужны профессионалы. Логично?

Греттель закусила губу, взгляд ее на несколько мгновений расфокусировался.

- Я не всегда ориентируюсь в том, что ты привык называть логикой, братец. Профессионалы в поиске деревянных мальчиков?

- Людей. И у меня есть кое-кто на примете. Специалисты, которые смогут решить нашу проблему в короткий срок.

- Отчего-то мне кажется, что это неприятные люди.

- Ох, сестрица, ты даже не представляешь, сколько неприятных людей я успел узнать в этом городе. Увы, неприятная ситуация требует вмешательства неприятных людей.

- И кто это? Какие-нибудь наемные убийцы?

- Тебе приходилось слышать что-то о «Театре плачущих кукол» господина Варравы? – ответил он вопросом на вопрос.

И совершенно не удивился, когда Греттель ответила:

- Не уверена. Я редко посещаю театры, если ты заметил.

- От театра у этого заведения ничего и нет, если… если не считать сцены. По своей сути это крысиная яма, Греттель. Там опустившиеся городские мулы рвут друг другу глотки. А благодарный зритель награждает их аплодисментами. Говорят, кстати, популярное развлечение у высокой публики, среди завзятых театралов встречаются октероны и даже седецимионы. Инкогнито, разумеется.

- Что общего это имеет с театром?

- Долго объяснять. И не уверен, что у меня есть желание. Да и к разговору это не относится. В общем, схема проста, как мир. Одни люди убивают друг друга, а другие платят за это деньги.

Греттель кивнула – то ли машинально, то ли давала ему знак, что все поняла и вопросов не последует.

- Должно быть, непросто найти желающих выступить на сцене.

- В театре Варравы бойцов называют «куклами». И не случайно. Ты когда-нибудь слышала, чтоб мнение куклы кто-то спрашивал? «Куклами» становятся не по своей воле. Люди Варравы денно и нощно рыщут по улицам, выискивая тех, чьи таланты могут раскрыться на сцене. Проще говоря, хладнокровных головорезов всех мастей. После чего обманом или подкупом затягивают их в труппу. Часто, когда клиент отличается упрямством, не чураются и силой.

- Мне уже не нравится этот театр, - решила Греттель, тряхнув волосами.

- Между прочим, очень известное и респектабельное заведение. И так случилось, что я лично знаком с его директором, уважаемым господином, которого зовут Карраб Варрава.

Греттель поморщилась. Как если бы во рту у нее оказался несвежий кусок пищи.

- Не имела удовольствия познакомиться с ним.

- Все удовольствие с лихвой досталось мне, - криво усмехнулся Ганзель, - Он заведует «Театром плачущих кукол». Его бессменный директор, режиссер и антрепренер.

- Я начинаю догадываться, к чему ты ведешь, братец. Но лучше скажи сам.

Ганзель вдохнул.

- Агенты Варравы имеют множество ушей и скользких щупалец. Они отлично умеют выслеживать дичь и как никто ориентируются в городе. Профессиональные охотники за живым товаром. Их интересуют все достаточно сильные и уродливые мулы города.

- Диминуция хроматина! – выругалась Греттель. В ее устах даже самые черные ругательства звучали блекло и невыразительно, как-то профессионально, - Ты хочешь, чтоб люди Варравы нашли для нас Бруттино?

- Не для нас. Для себя. Нам нужны специалисты – они лучшие специалисты в городе.

- Они головорезы.

Ганзель досадливо щелкнул пальцами.

- Можно подумать, наш Бруттино – милый домашний мальчик! Он грабитель и убийца. И едва ли совесть будет глодать меня до конца моих дней, если я натравлю на него ловчих Варравы. А я уверен, что Варрава проявит интерес к подающему надежды мальчишке. Ему нравятся такие. Молодые, дерзкие, хищные, лишенные жалости, из таких получаются наилучшие «куклы» для его театра. Более того, он сможет сделать там неплохую карьеру. Я слышал, некоторые «куклы», годами работающие в театре, пользуются немалой славой, становятся любимцами публики…

- Уверена, Бруттино будет очень благодарен, тебе и Варраве, за подобную карьеру, - пробормотала Греттель.

- Мне плевать на обоих. Меня интересует не деревянный паскудник, а то, что у него в карманах – ключ и пробирки. И я получу их, даже если для этого придется обращаться к старому пауку вроде Варравы. Я просто свяжусь с ним и сообщу о подающем надежды юном даровании, которое отлично будет смотреться на сцене его театра. А взамен попрошу все то, что при нем окажется. Ключ и пробирки. Разумная сделка – обе стороны в выгоде.

Греттель некоторое время думала, бессмысленно теребя ворот халата.

- Это плохой план, - наконец сказала она.

- Вот уж не думал, что геноведьм мучает совесть! – не выдержал Ганзель. Поднявшись, он сделал несколько коротких раздраженных шагов по комнате, - Да, согласен, объявлять охоту на мальчишку, пусть и деревянного, да еще и для того, чтоб он до конца своих дней забавлял толпу, пуская кровь на сцене – дрянное дело. Но взглянем правде в глаза – есть ли у нас альтернатива?

Прозрачно-серые, как рассвет, глаза геноведьмы быстро заставили его остановиться, обдав легким и не совсем приятным холодком.

- Меня мучает не голос совести, братец, а голос разума. Выбранный тобой способ кажется мне… ненадежным. Сейчас пробирки и ключ находятся в руках деревянного мальчишки. Но если его поймают люди Варравы и отправят в театр, это значит, что пробирки и ключ окажутся у их владельца. Ты уверен, что ему можно доверять?

Ну конечно. Ему следовало бы догадаться, что Греттель совершенно равнодушна к тому, что люди называют моралью, да и к деревянному мальчишке тоже. Она мыслила рационально и последовательно, руководствуясь лишь целесообразностью и вероятностью, но никак не человеческими чувствами.

Возможно, из-за этого разговор с Греттель часто вызывал у Ганзеля необъяснимый, странный осадок, вроде той мути, что остается в лабораторной посуде после опытов. Даже спустя многие годы он так и не привык в полной мере к тому, что его сестра – геноведьма, существо куда более сложное, равнодушное и циничное, чем любой человек.