История нравов России - Виталий Поликарпов

Именно он перенес резиденцию монарха с насиженного места в основанный им Петербург, находившийся далеко от московских святынь, под чьей сенью спокойно чувствовали себя старинные цари. В новой столице были выстроены небольшие дворцы, украшенные картинами западноевропейских художников, а также статуями, выбранными в соответствии с господствовавшими тогда эстетическими вкусами и привезенными из–за границы по заказу Петра Великого. Выше уже отмечалось, что петербургский двор был весьма прост и не очень роскошен — обычные расходы старомосковского двора, исчислявшиеся сотнями тысяч рублей, теперь не превышали 60 тысяч рублей в год. Сам царь довольствовался прислугой из 10–12 молодых дворян, в основном незнатного происхождения, которых называли денщиками; а двор с камергерами и камер–юнкерами, организованный по–новому, обслуживал его вторую царицу. В целом, двор Петра Великого приобрел черты, присущие двору немецкого государя средней величины с его веяниями в области моды (тогда подражали французским королям).

Чинные торжественные выходы московских царей и скучные парадные обеды во дворце, оглашаемые грубой местнической бранью (220; 90, гл. III), теперь сменились совсем новым придворным европейским этикетом; к тому же скрытыми мотивами служения при дворе стали стремление разбогатеть и пользоваться жизнью и ее наслаждениями нисколько не считаясь с правами и достоинствами ближнего (104, 31). Ведь новый придворный штат был незатейлив, среди фрейлин Екатерины Алексеевны почти не встречаются женщины знатного происхождения. И Петр, и Екатерина не обращали внимания на знатность, они придавали большое значение красоте и молодости. Поэтому все иноземки (русских было немного при дворе), большей частью немки и чухонки, были как на подбор хороши собой. Среди них встречались и уроды — их брали ко двору, чтобы они потешали своим безобразием и смешили своими грубыми, иногда циничными выходками. Вся эта разноплеменная и разноязычная толпа придворных, получая очень скудное жалование, своей жадностью, раболепством и грубостью не отличалась от крепостных холопов, прислуживающих барину. Государь и государыня видели в придворных рабов, расправлялись с ними дубиной и оплеухами. Нет ничего удивительного, что они и сами относились друг к другу таким же образом; они шпионили за всеми и каждым, занимались интригами, чтобы погубить друг друга в глазах своих владык.

Несколько особое положение среди придворных дам занимала леди Гамильтон, выделявшаяся своей красотой, изяществом, природной грацией, уменьем одеваться в немецкое платье и хорошими манерами. У нее был свой штат из нескольких горничных, придворные старались угодить ей лестью и «приношениями», например, генеральша Балк подарила ей красивую пленную шведку. Вместе с тем, среди придворной челяди было много недоброжелателей леди Гамильтон, и в итоге прекрасная леди, отдавшаяся царю «по долгу», а не по любви, была казнена, причем ее голова по приказу Петра была заспиртована и хранилась в Академии наук, о чем впоследствии узнала княгиня Е. П.Дашкова, возглавлявшая при Екатерине II это учреждение России.

Следует отметить, что широкая русская натура не могла удержаться в узких рамках Немецкого придворного этикета, она все время выходила из них, когда во время рождественских празднеств Петр Великий с многочисленной шумной и пьяной компанией приближенных объезжал дома вельмож и именитых купцов, когда он исполнял обязанности протодьякона на заседаниях всешутейшего и всепьянейшего собора или, когда, празднуя спуск нового корабля, он объявлял во всеуслышание, что тот бездельник, кто по такому радостному случаю не напьется допьяна (после 6-ти часового угощения участники пира сваливались под стол, откуда их выносили замертво). Однако к концу царствования такого рода широкие размахи ослабли, и Петр Великий стал находить удовольствие в увеселениях более скромного характера, к которым он и стал приучать придворное общество и высший свет.

Так как дворцовые помещения были тесны, то в летнее время придворные собрания происходили в императорском Петергофском саду, чьи дворцовые постройки, фонтаны и гроты были исполнены по планам и моделям парижских загородных строений. По отзыву Берхгольца, Петергоф^ыл очень хорошо устроен, в нем находились правильно разбитые клумбы и аллеи, грот, украшенный статуями, редкими раковинами и кораллами, с фонтанами и удивительным органом: «Так, по приказу царя, в большом гроте было поставлено несколько стеклянных колоколов, подобранных по тонам, или, как говорили тогда, колокольня, которая водою ходит. Пробочные молоточки у колоколов приводились в движение посредством особого механизма, колесом, на которое падала вода. Колокола издавали во время действия приятные и тихие аккорды, на разные тоны» (57, 25). По пушечному сигналу в 5 часов вечера к берегу сада приставала целая флотилия небольших судов, привозивших по Неве приглашенное общество. Вечер начинался прогулкой, затем бывали танцы, до которых Петр был большой охотник и в которых он брал на себя роль распорядителя, чтобы придумывать все новые и новые замысловатые фигуры, приводившие в замешательство танцоров и вызывавшие общую потеху. Угощение на этих придворных вечерах было грубовато, подавали простую водку к великому неудовольствию иностранцев и дам.

В эпоху «дворцовых переворотов» в императорском обиходе появляется роскошь, которая поражает иностранцев. «Роскошь двора Анны Иоанновны, — говорит Д. А.Корсаков, — поражала своим великолепием даже привычный глаз придворных виндзорского и версальского дворов. Жена английского резидента леди Рандо приходит в восторг от великолепия придворных праздников в Петербурге, переносивших ее своей волшебной обстановкой в страну фей и напоминавших ей шекспировский «Сон в летнюю ночь». Этими праздниками восхищался и избалованный маркиз двора Людовика XV, его посол в России дела Шетарди. Балы, маскарады, куртаги, рауты, итальянская опера, парадные обеды, торжественные приемы послов, военные парады, свадьбы «высоких персон», фейерверки — пестрым калейдоскопом сменяли один другой и поглощали золотой дождь червонцев, щедрой рукой падавший на них из казначейства. Достаточно бегло просмотреть наивные отметки «ка–мер–фурьерских» и «церемониальных» журналов и «Придворной конторы на знатные при дворе Е. И.В. оказии» за десять лет царствования Анны Иоанновны, чтобы убедиться, как часто повторялись подобные «оказии». Почти сплошной праздник шел целый год у императрицы (104, 134–135). Однако роскошь придворных Анны Иоанновны не отличалась изяществом, уживаясь с неряшеством и грязью.

Фельдмаршал Б. Х.Миних отмечает, что императрица Анна «любила порядок и великолепие, и никогда двор не управлялся так хорошо, как в ее царствование» (16, 58). Зимний дворец, построенный Петром, показался ей слишком тесным, и она выстроила новый, трехэтажный, в 70 комнат разной величины с тронной и театральными залами. В последние годы царствования Петра весь расход на содержание двора составлял около 186 тыс. руб.; при Анне с 1733 г. только на придворный стол тратилось 67 тыс. руб. (общая же сумма расходов на двор равнялась 260 000 руб.).

Императрица Анна была страстной охотницей и любительницей лошадей; она ловко ездила верхом и стреляла из ружья, не промахиваясь по птице на лету. Для нее был устроен обширный манеж и заведен конюшенный штат из 379 лошадей и еще большего количества состоявших при них людей (содержание придворного конюшего ведомства обходилось в 100 тыс. руб. в год). Придворная охота, совсем упраздненная при Петре, при Анне была громадна, и русские послы в Париже и Лондоне среди важных дипломатических дел должны были исполнять императорские поручения по закупке целых партий заграничных собак охотничьего типа, за которые платились тысячи рублей. Роскошь при дворе заражала и высшее общество; появилось щегольство в одежде, открытые столы, неизвестные до того времени дорогие вина (шампанское и бургундское). С растущим великолепием в придворный обиход все более проникает искусство, облекая роскошь в изящные и элегантные западноевропейские формы. В основном же, роскошь тогдашнего двора проявлялась в ярких, богатых платьях, не всегда отличавшихся изяществом, элегантностью, причем женские и мужские костюмы не отличались друг от друга. При Анне появилась при дворе итальянская опера; устраиваются и русские спектакли, в которых актерами выступают воспитанники шляхетского кадетского корпуса. Придворный балетмейстер Ланде вводит грацию и изящество в чинные и церемонные менуэты, которым с увлечением предается придворное общество; нужно иметь крепкое здоровье, чтобы выдерживать бесконечные увеселения (придворный маскарад в Москве в 1731 г. длился 10 дней).

Роскошь стала обязанностью при дворе, придворные думали только о том, как бы набить себе карманы и блеснуть великолепием. Наряду с этим, как отмечают князья М. Щербатов и П. Долгоруков, «подлость и низость развиваются необычайно», «обстоятельствами правления и примерами двора злые нравы учинили» (133, 98) Придворные, привыкшие к грубому и бесчеловечному обращению со стороны императрицы Анны и ее фаворита герцога Бирона (при нем был развит шпионаж за знаменитыми семействами, и малейшее неудовольствие всесильным фаворитом приводило к ужасным последствиям), сами становились извергами. Иностранцы, выросшие в среде с совершенно иными нравами, при дворе Анны «становились такими же варварами» (104, 136). Самым жестоким из них был граф Огтон — Густав Дуглас, бывший шведский офицер: он сек людей в своем присутствии и изодранные спины приказывал посыпать порохом и зажигать. Стоны и крики заставляли его хохотать от удовольствия; он называл это «жечь фейерверки на спинах». Тот же принц Людвиг Гессен — Гомбургский сек в своем присутствии крепостных лакеев своей жены; такого рода примеров можно привести достаточно много. Если такие деяния совершали придворные и высокопоставленные лица, то что же должны были проделывать в глухих уголках России грубые и необразованные офицеры и помещики? Наши предки считали, что все эти жестокости и грехи можно компенсировать постами, молитвами и пудовыми свечами у икон.