Эмоционально-нравственная сфера пожилых людей (опыт психологического исследования) - Татьяна Сахарова

Особый интерес, на наш взгляд, представляют идеи Э. Эриксона. Он предложил свой подход к пониманию старости, исходя из эпигенетической концепции стадий жизни, которые представляются как прохождение серии критических точек от рождения до смерти[110]. Каждая стадия воплощает индивидуальный «кризис», или задачу развития (критическую точку). Успех или полнота выполнения задачи зависит от того, как были усвоены и преодолены предыдущие стадии. Наиболее полезным способом решения вопроса о том, что в целом происходит с пожилыми людьми, может быть понимание значимости пожилого возраста как стадии развития, хотя и последней (именно в этом и состоит ее значимость). Развернутая Э. Эриксоном модель развития личности отмечает привлекательные и позитивные аспекты старения[111].

В пожилом возрасте существует конфликт между целостностью, то есть эго-интеграцией (позитивная сила), и отчаянием (негативная сила). Задача – пройти этот этап и закончить жизнь с преобладанием эго-интеграции, чувства цельности. Достижение этого – залог благополучной старости. Тем не менее, как и на предыдущих этапах, человек не застрахован от кризиса, который является результатом неизбежных биологических, психологических и социальных воздействий.

Характеристики эго-интеграции в пожилом возрасте по Э. Эриксону состоят в следующих внутренних достижениях, которые, на наш взгляд, можно трактовать как новообразования: 1) осознание того, что жизнь имеет цель и дает чувства, а то, что происходило, было неизбежным, и могло произойти только тогда и там, когда и где это произошло; 2) убеждение в том, что весь жизненный опыт имеет ценность, а сам опыт приобретается с каждым произошедшим событием. Оглядываясь назад, человек видит, как он вырос психологически, преодолевая все взлеты и падения, удачи и неуспех, благополучные и кризисные периоды. Оценка человеком своих родителей в новом свете и получение возможности лучше понять их, так как он прошел через свою собственную зрелость, вырастил своих собственных детей[112].

Для описания задач зрелого возраста Э. Эриксон вводит понятие продуктивность (генеративность), когда человек может, хочет и способен передать свой опыт последующим поколениям, а для описания зрелого возраста (старости) ученый использует категорию «интегрированность» (целостность) как способность переоценить и принять свой опыт. Кризис последней, восьмой, стадии (в известной периодизации) знаменует собой завершение предшествующего жизненного пути, а разрешение его зависит от того, как этот путь был пройден с точки зрения человека, переживающего кризис. Наиболее важным является то, как данный кризис будет преодолен. Таким образом, задача поздней зрелости – оценка прожитой жизни, переосмысление ее, принятие ее такой, какая она есть, достижение чувства полноты и полезности прожитого[113].

По мнению Э. Эриксона, основная задача развития на этой стадии – достижение целостности, осознание и принятие прожитой жизни и людей, с которыми она проходила, как внутренне необходимой и единственной возможной. Цельность основывается на понимании того, что жизнь состоялась, и в ней уже ничего нельзя изменить. Мудрость состоит в принятии собственной жизни целиком, со всеми ее взлетами и падениями. В противном случае неизбежно отчаяние, горечь по поводу неправильно прожитой жизни, невозможности начать все сначала.

Поэтому основная проблема пожилого возраста – это понимание и принятие пожилым и старым человеком своего «Я» во всех его проявлениях. Они осуществляются благодаря решению задач развития, которые относятся к социальным взаимодействиям. Это принятие Э. Эриксон называет генеративностью. Затем, когда предыдущие задачи развития решены, пожилые люди способны продвигаться к следующей задаче, каковой является развитие эго-интеграции, включающей в себя рефлексию и самопроявление. Если результаты этого процесса позитивны, то все «Я»-компоненты могут быть приняты как интегрированные, то есть эго-интеграция завершилась. А если они негативны, то в результате наступает депрессия, отчаяние[114].

Неудачная эго-интеграция выражается в страхе смерти, который является наиболее ярким симптомом отчаяния, когда человек чувствует, что уже слишком поздно что-то изменить в прошлом и пытаться повернуть время вспять, чтобы исправить ошибки или сделать то, что не сделано. Жизнь – не репетиция, каждому предоставляется лишь один шанс. В отношении приспособления к старению Э. Эриксон считал, что человек должен пересмотреть свое прошлое, все вспомнить и научиться с ним жить, поддерживать контакты с обществом и признать конечность жизни.

Рассматривая социальное положение пожилых людей, Э. Эриксон считает, что издержки организации социальной помощи старикам обусловлены не столько индустриальным «культом молодых», сколько более общим процессом углубления взаимной изоляции поколений, который Э. Эриксон связывал с отсутствием концепции жизненной целостности в самой западной цивилизации[115].

Стоит отметить, что в поисках оснований для периодизации жизненного цикла и осмысления уникальности каждой из его ступеней геронтологи, как правило, обращаются к психоаналитической традиции – к теориям 3. Фрейда, К. Юнга, Э. Эриксона и др. При этом концепции Э. Эриксона нередко отдают предпочтение.

Среди фундаментальных работ о старости особой глубиной и комплексностью выделяется труд Симоны де Бовуар «Старость». Выявляя психологические особенности пожилых людей, характер их восприятия и оценки самих себя, С. Де Бовуар пришла к выводу, что в старости человек сталкивается с ограниченным будущим и застывшим прошлым. «В старости движение времени ускоряется: по мере того как удлиняется прошлое, настоящее сокращается»[116]. Такая жизненная ситуация, считает С. де Бовуар, парализует активность стариков, ибо они обнаруживают завершенность своих жизненных программ и планов, а тем самым, и завершенность самой жизни[117].

Как отмечает С. де Бовуар, «…часто осознание своего возраста происходит только тогда, когда вас однажды называют стариком, и это осознание бывает неожиданным и мучительным. Затем наступает период, в течение которого необходимо примириться с очевидным и признать свою старость. Внешне похожая на подростковый кризис, старость намного трагичнее. Подросток ощущает внутренние физические и душевные преобразования своего существа и воспринимает их как переходный период к более совершенному, привлекательному для него образу взрослого человека. Стареющий человек испытывает давление окружающих, навязывающих ему новый образ, не соответствующий его внутренним ощущениям, чужеродный, непреодолимый и бесперспективный. Сопротивляясь безнадежному будущему, теряя ориентацию, старики «просто перестают понимать, кто же они есть на самом деле»[118].

Физическое состояние стариков в значительной степени зависит от их психологического самочувствия: оптимистически настроенные, погруженные в свои дела старики чувствуют себя намного лучше, чем отчаявшиеся, мнительные, сосредоточенные на своих несчастьях люди среднего возраста. Безусловно, творческие люди легче переживают старение – с ними остается любимое дело, накопленный опыт, приобретенная мудрость. История знает немало примеров активности писателей, поэтов, художников, музыкантов, доживших до глубокой старости и сохранивших ясность ума, вкус к жизни, творческие способности даже вопреки физической немощи или болезням. Бетховен, Вольтер, Верди, Гёте, Жид, Микеланджело, Моне, Папини, Ренуар, Свифт, Л. Толстой черпали силы для борьбы со старостью в безмерной увлеченности своим делом; другие же, менее известные, но также вызывающие уважение, держатся из чувства собственного достоинства.

Эти случаи, по мнению С. Де Бовуар, служат примером того, каковы практические возможности старого человека, если для него сохраняются условия самореализации. В основном же пожилым и старым людям свойственно самоуглубление, интровертированность, себялюбие, эгоизм. Им присущи специфические возрастные слабости: честолюбие и властолюбие, стремление к тирании и преследованию окружающих. Опыт показывает, что образ мудрого старика далек от реальности. Доктор Раверси, наблюдавший своих пожилых пациентов, отмечал: «Счастливая старость – это плод воображения писателей, талантливо или бездарно изображающих ее»[119].

Характерной особенностью психологического состояния в старости является постоянно действующее подсознательное предчувствие близкой кончины. Сопоставляя описания смерти с античных времен до наших дней, авторы выделяют общие возрастные черты. Ребенка страшит сама мысль о смерти; юноша презирает смерть и готов вступить с ней в единоборство; человек среднего возраста более осторожен – его привязывают к жизни профессиональные занятия, семья, планы на будущее. В старости смерть теряет свой неопределенный и абстрактный характер и становится близким и глубоко личным явлением[120].