Эмоциональная жизнь мозга - Ричард Дэвидсон

И малыши не подвели нас. Когда они видели запись, на которой актриса смеялась, они улыбались – и левая лобная область их мозга «потрескивала» от электрической активности. Когда они смотрели ролик, в котором актриса рыдала, в наших руках немедленно оказывались угрюмые младенцы (некоторые даже вопили, приводя этим в ужас матерей), и активность в их правой префронтальной области становилась более оживленной. Это выглядело так, будто образцы лево- и правосторонней активности, лежащие в основе положительных и отрицательных эмоций, существуют уже на ранних стадиях жизни. Исследование было опубликовано в «Science», и этим в области аффективной неврологии был дан старт изучению мозга как основы эмоций. Теперь, увидев эти шаблоны («левое равно положительным эмоциям» и «правое равно отрицательным эмоциям») у десятимесячного ребенка, мы заинтересовались, существовали ли они с рождения или развились в первые десять месяцев жизни. Чтобы окончательно решить этот вопрос, мы должны были изучить новорожденных. К счастью, лаборатория Натана в больнице Рузвельта располагалась буквально в двадцати пяти шагах от предродовых и послеродовых палат. Поэтому мы крались по коридорам, «нападали из засады» на свежеиспеченных родителей (я подходил к отцу, пришедшему для посещения, или к матери, делающей какое-нибудь упражнение, и спрашивал, не заинтересованы ли они в том, чтобы принять участие в нашем исследовании). К моему удивлению, мы без проблем нашли тридцать три семьи, согласные на эксперимент.

Мы не могли показывать видео новорожденным: ни их зрение, ни их внимание не были готовы к той работе, которая требуется для наблюдения. Нам было нужно что-то другое, что вызвало бы четкий положительный или четкий отрицательный эмоциональный отклик. И тогда я вспомнил о Дарвине. В своей работе «Выражение эмоций у человека и животных» он утверждал, что чувство отвращения берет свое начало в отторжении вредных веществ изо рта. Я понял, что мы должны использовать вкусовые ощущения. Так что, после того как ребенок был накормлен в яслях (это происходило еще тогда, когда новорожденные находились в яслях – за этими большими стеклянными окнами, которые вы можете увидеть в старых фильмах) и был тихим, хотя и настороженным, мы устремлялись к нему и приносили его в близлежащую лабораторию Натана. Мы быстро прикрепляли электроды к шапочкам размером как раз для новорожденного и одну за другой капали на его маленький язычок несколько капель дистиллированной воды, затем воды, подслащенной сахаром, а затем лимонный сок.

Результаты были почти комичными. Простая вода вызывала небольшой отклик, но сахарная вода будто озаряла детские лица и приводила к тому, что, вполне вероятно, было их первой усмешкой. Лимонный сок заставлял их морщиться, их глаза щурились, а уголки рта опускались. И, к нашей радости, результаты ЭЭГ совпадали с этим: большая левосторонняя префронтальная активность в ответ на сахарную воду, большая правосторонняя активность в ответ на лимонный сок. Хотя префронтальная кора у новорожденных развита еще недостаточно, это показывает функциональные различия, связанные с положительными и отрицательными эмоциями с самого начала жизни.

Вы, вероятно, задаетесь вопросом, имеют ли эти различные уровни активности мозга – между левой и правой префронтальной областью у одного человека, между активностью левой (или правой) префронтальной области одного человека и другого – что-то общее с реальным миром и с тем, как люди себя ведут? Хороший вопрос. Всякий раз, когда вы проводите психологический эксперимент в лаборатории, вас беспокоит то, что ситуация настолько искусственная и совершенно не соответствует тому, как люди ведут себя в реальной жизни. Кроме того, вы думаете о том, что добровольцы могут заметить ваши попытки провести измерения и каким-либо образом воздействовать на результаты. Например, если они думают, что вы пытаетесь определить, какие аспекты личности влияют на поведение в духе доброго самаритянина, участники эксперимента могут начать вести себя как мать Тереза. Или же они просто могут соврать вам. Может быть, они говорят, что их вдохновил ролик с речью Мартина Лютера

Кинга «У меня есть мечта», который вы им только что показали, и поэтому вы соотносите активность их мозга с чувством вдохновения… но на самом деле запись показалась им скучной. Сами того не зная, вы только что обнаружили нейронный коррелят скуки и ошибочно обозначили его как нейронный коррелят вдохновения.

Но дети не способны понять истинную цель вашего эксперимента и слишком невинны, чтобы солгать о том, что испытывают. Я упоминал наше первое исследование младенцев, во время которого мы с Натаном Фоксом обнаружили повышение активности левой префронтальной области, когда испытуемые смотрели на смеющуюся актрису, и повышение активности правой префронтальной области, когда они смотрели, как актриса плачет. Я предположил, что дети действительно чувствуют себя счастливыми или печальными. Но, конечно, они не могли нам об этом рассказать. Просто чтобы убедиться в том, что мои выводы были верны, я решил посмотреть, как дети ведут себя на самом деле.

К тому времени я работал в Висконсинском университете в Мэдисоне, куда я успел перебраться (я скоро расскажу об этом подробнее), и мое исследование вступало в новую фазу. Вместо того чтобы сосредоточиваться на общих закономерностях деятельности мозга, сопровождающей эмоции, я начал пытаться оценить невральную основу индивидуальных различий. До сих пор я искал схемы, которые применимы к каждому. Но, как я сказал в главе 1, люди очень различаются в том, как они испытывают и выражают эмоции. Я хотел узнать, смогу ли обнаружить основу этих различий, заложенную в мозге, начиная с младенцев.

Чтобы набрать детей десятимесячного возраста, мы использовали регистрационную запись младенцев, рожденных в этом районе, основанную на объявлениях о рождении в газетах. Объекты исследования появлялись в моей лаборатории один за другим, и, после того как я объяснял ситуацию каждой матери, я надевал на голову ребенка шапочку с электродами и измерял базовую активность мозга. После этого просил мать усадить ребенка в детское креслице и расположиться за ним. Когда дети успокаивались, я говорил матери, что примерно на десятой минуте эксперимента я подам ей знак (в виде вспышки света), который будет виден только ей. Это будет значить, что ей надо встать и выйти из комнаты. Именно тогда мы начинали снимать на видео покинутого ребенка. Меня интересовало, способны ли базовые показатели активности мозга, которые мы зафиксировали, спрогнозировать поведение детей в результате ухода матери.

К счастью для нас, дети не очень-то творчески реагировали на уход своих матерей: они либо почти сразу же начинали реветь, либо становились очень любопытными и оглядывали комнату, несколько огорченные. Показания активности мозга прогнозировали эти реакции идеально. У плачущих детей были более высокие базовые уровни активности правой префронтальной области, нежели у детей, которые сразу приняли тот факт, что их покинули. Это убедило меня в том, что базовые показатели активности мозга отражали нечто настолько реальное, что выражалось в различиях поведения.

Депрессивный мозг

Вспомните, как пациенты Гайнотти с их поврежденными левыми префронтальными областями были склонны к аффективному плачу, а также имели некоторые классические признаки депрессии. Это приводит к очевидному вопросу: уменьшается ли активность левой префронтальной коры у пациентов, страдающих депрессией? Чтобы выяснить это, я провел мое первое исследование того, что впоследствии станет длинной серией экспериментов, касающихся депрессии и мозга. Еще в государственном университете штата Нью-Йорк в Перчейзе, в ранние 80-е, я набрал шесть человек с депрессией и девять здоровых добровольцев для небольшого пилотного исследования. Я решил записать базовую активность мозга («базовую», то есть при отсутствии какого-либо стимула), во время которой добровольцам не было дано указаний делать что-либо определенное, к примеру смотреть видеозапись, нужно было просто «отдыхать», открывая и закрывая глаза в определенные моменты. Вуаля: у людей с депрессивными симптомами обнаружилась значительно меньшая активность левой лобной области в сравнении с участниками, не страдающими депрессией.

Вы были бы правы, скептически отнесясь к изучению всего лишь пятнадцати человек, и, если результаты появились из ниоткуда и физиологически не имеют смысла (например, утверждение, что люди, страдающие депрессией, имеют очень низкую активность зрительной коры головного мозга), ваш скептицизм был бы вполне оправдан. Но несмотря на некоторые ограничения, это исследование было важно по нескольким причинам. Во-первых, оно подтвердило на анатомически здоровых людях (без повреждений мозга) выводы насчет пациентов с повреждениями мозга (пациенты Гайнотти, перенесшие инсульт): в каждом случае низкий уровень активности в левой лобной области мозга был связан с депрессией или аффективным плачем. Во-вторых, это предполагает, что левая префронтальная область привносит что-то совершенно особенное в нашу эмоциональную жизнь, а именно: позитивные эмоции, способность удерживать в уме желаемые цели и умение формировать план действий для их достижения. Отсутствие этих двух компонентов является явным признаком депрессии: многие пациенты сообщают, что отсутствие радости даже более болезненно, чем присутствие печали, а неспособность участвовать в целенаправленной деятельности – одно из наиболее критических проявлений заболевания.