Авиатор: назад в СССР 10 (СИ) - Дорин Михаил

— Выруливаю, 101й, — доложил Совенко и самостоятельно начал рулить.

В кабине-то жарковато, вот и хочет побыстрее в воздух подняться. Я сам уже прилип к креслу, обильно вспотев.

Самолёт был готов занять исполнительный, но руководитель разрешение не давал. Я посмотрел по сторонам и в сектор взлёта и посадки. Никого! Чего ж тогда ждём. Чувствую, как капелька пота скатилась на кончик носа, неприятно пощекотав его.

— Лубанго, 101й, готов на полосу, — настойчиво повторил Тимур Борисович.

— 101й, вам запрет на вылет. Местные не разрешают, — грустно ответил нам руководитель.

— Причина?

— Африканский час.

Мда, известное явление. В это время суток очень жарко и никого на открытом воздухе нет. Значит, и в работе перерыв. Только не совсем понимаю, причём здесь командно-диспетчерский пункт, где дежурная смена сидит в тапочках и под кондиционером.

— 101й, разберись там, а мы пока вырулим на полосу, — сказал Тимур Борисович, и руководитель полётами принял к сведению эту информацию.

Выруливал на полосу уже я сам, выравниваясь по осевой линии. Вокруг ни души. Окрестности аэродрома — это небольшая равнина. Чуть дальше она переходит в холмы и в горный хребет.

— На радиовысотомере опасную высоту установил. Готов к взлёту, — доложил я.

— Управление передал, — сказал Совенко.

Как будто и не я сейчас выруливал, а он. Вообще, как-то уж слишком высокомерен этот полковник. Не знаю его регалий, но не думаю, что у него большой боевой опыт.

— Теперь покажи, как ты летал в Афганистане. Хочу посмотреть, — ехидно посмеялся Совенко.

Вряд ли он захочет прочувствовать все слаломы, которые мы с товарищами выполняли в Панджшере. Какие-то желания у Совенко совсем небезопасные. С другой стороны, может, перестанет хорохориться.

— Как скажете. Обороты вывожу на максимал, — доложил я и плавно перевёл рычаг управления двигателем в соответствующее положение.

МиГ-21 слегка затрясло. Обороты и температура газов двигателя на приборах вышли на соответствующие режиму значения. Я продолжал удерживать самолёт на месте.

— Взлёт. Форсаж! — сказал я.

Слабый рывок назад, и самолёт помчался по полосе. Направление выдерживал аккуратно, отслеживая нужное значение скорости. Ручку управления слегка на себя.

— Подъём, — сказал я по внутренней связи, когда скорость подошла к значению 200 км/ч.

Плавно поднял носовое колесо и жду скорости 330 км/ч. Совенко молчит, не произнося ни звука.

Отрыв и мы поднимаемся в ангольское небо. Скорость растёт, шасси убрано.

— Взлетать умеешь, но что-то есть интересное в твоём арсенале? — спросил Совенко.

Что ж, придётся показать ему пограничный режим. Ручку управления самолётом отклонил на себя, хотя шасси ещё до конца не убрались. Не страшно! Запас прочности есть. В Циолковске такое уже делал с инструктором.

МиГ пошёл выполнять полупетлю. По внутренней связи слышно, как Совенко начал тяжело дышать, но пока замечаний не делал.

Пошёл рост перегрузки. Считаю до трёх и буквально кладу самолёт «на спину». Скорость в верхней точке подошла к 150 км/ч, а МиГ даже не затрясло.

— Переворот, — произнёс я и вывел самолёт в нормальное положение. Тут же стрелка на указателе скорости пошла в правую сторону на увеличение.

Хороший самолёт, этот наш МиГ-21! Даже на таком режиме устойчив и не переходит в режим сваливания.

— Ты чего… творишь? — спросил Совенко, прерываясь на вдох.

— Полупетля на взлёте. Теперь в пилотажную зону буду запрашивать отход, — сказал я, заметив на карте нанесённый круг на севере от Лубанго, обозначенный как «Зона номер 4».

— Выходи на аэродром. Над точкой поработаем, — ответил мне Тимур Борисович и сам запросил у руководителя полётами разрешение на пилотаж над полосой.

— Прошу снижение до 20 метров и проход над полосой, — запросил я вдогонку.

— Разрешил, — с энтузиазмом сказал руководитель полётами.

Совенко, наверняка, чуть слюной не подавился сзади.

— Родин, это совсем не по заданию, — спокойно сказал он.

— Товарищ полковник, а у меня и нет задания. Мне выполнять проход?

— Давай. Аккуратнее только.

Конечно! Ручку управления отклонил от себя и очень быстро снизился с 1000 метров до предельно-малой высоты.

Краем глаза увидел, как в стороне осталась гора со статуей Иисуса Христа. Интересно, а кто-нибудь пролетал над ней кубинцев как можно ниже?

Быстро пронёсся над полосой и снова потащил самолёт на полупетлю. Переворот в верхней точке, и пошёл вираж. При инструкторе Гене я выполнял эту фигуру и на меньшей скорости. Сейчас не буду рисковать.

Одна управляемая бочка, вторая, третья! Переворот и снова уход на предельно-малую. Вывод меньше чем на ста метрах. Руководитель полётами через раз повторяет команду на вывод.

Несколько таких минут потовыжималки, и я уже сам слегка подустал. Будто манёвренный бой кручу сейчас против нескольких противников.

— Крайний манёвр и на посадку, Сергей, — сказал мне Совенко, который тоже выдохся от таких манёвров.

— Понял, — отвечаю я и решаюсь на нестандартный манёвр.

Разгон на форсаже, скорость почти 800 км/ч. Ручку на три счёта на себя и МиГ резко задирает нос. Смотреть нужно на скорость сейчас, которая падает очень быстро.

210… 190… 180 и толкаю ручку от себя. Отворот влево и выход в сторону от солнца. Ещё один вираж, переворот и ухожу вниз.

Ищу глазами аэродром. Если всё верно рассчитал, должен сразу выйти в створ полосы. Так и есть!

— 101й, прошу посадку. Шасси, механизация выпущены, — доложил я, выравнивая самолёт.

— Разрешил посадку.

Несколько секунд и плавно касаюсь полосы. Длина её почти 3000 метров, а вот ширина не такая большая.

— Вылезешь, поговорим, — сказал Совенко недовольным голосом, когда я сбрасывал парашют рядом с подборщиками.

На стоянке нас уже встречали техники, а также командирский УАЗ. Рядом с самолётом уже Вениамин Бубко. Втягивается в рабочий процесс со своими коллегами. Как только открыл фонарь, он подставил мне стремянку, чтобы я вылез из самолёта.

— Как аппарат, Сергеич? — спросил он, здороваясь со мной.

— Нормально. Жарко только! — воскликнул я. — Когда кондиционеры будут уже в самолётах?

— А зачем? Лишнее место занимает. На высоте всё равно комфортно, — сказал он, но я не разделяю этой мысли.

К самолёту подъехал УАЗик. Бубко шепнул, что это за Совенко.

— Улетает сейчас советник Главкома ВВС и ПВО Анголы в Луанду, — сказал Веня и выпрямился, когда Тимур Борисович спустился на бетонку

— Товарищ полковник, разрешите получить замечания? — спросил я, поправляя на себе снаряжение и вытягиваясь в струнку.

— Нормально. Даже хорошо, — сказал Совенко и пошёл к УАЗику, вытирая лоб подшлемником.

Пройдя пару шагов, он повернулся ко мне.

— Только я тебя пристрелю, если этому же научишь ангольцев, понял?

— Так точно, — улыбнулся я, провожая взглядом нашего советника.

Со следующего дня начались полёты с нашими ангольскими товарищами. Парни они оказались смышлёные, грамотные и трудолюбивые. Всё идёт по накатанной, и вот я уже начинаю выполнять с ангольцами к полёты на сложный пилотаж.

По прошествии полутора недель, все трое привыкли к моим требованиям. Особенно они всегда ждали, когда я их соберу на лавочке за домиком высотного снаряжения.

Тут был навес и очень тихая обстановка. Никто нам тут не мешал делиться впечатлениями. А главное — всем так проще анализировать свои полёты вдали от посторонних глаз.

— Мештре Родио, что там по полётам? — спросил у меня кудрявый Мадейра.

«Каракоишь» был самым подготовленным из ребят. Вполне можно было уже и брать его на полигон летать, а там и на выполнение боевой задачи отправлять с кем-то из опытных лётчиков. Правда, очень любит похвалу. Видно, как он светился от каждого сказанного мной одобрительного слова.

— Сильно плюхаешься на посадке, на одну из сторон. Как будто у тебя одно другое перевешивает, — сказал Мадейре, когда разбирали его полёт.