Отцы ваши – где они? Да и пророки, будут ли они вечно жить? - Дэйв Эггерс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Допустим. Я тебя помню.
– Значит, вы помните, что́ вы мне в тот день сказали?
– Нет, сынок. Сомневаюсь.
– Вы сказали, что надо играть по правилам.
– Допустим. Я такое многим говорил.
– И я так и делал. И что со мной стало?
– Так это формула как-то подвела? Что ты не достиг того, на что рассчитывал? И что твой астронавт не на «Шаттле»? Это как-то ставит под сомнение всю структуру?
– Да, сэр, таков мой тезис.
– Ну, должен сказать, несуразный это тезис. Все равно что утверждать, будто если проиграл какой-то футбольный матч, сам спорт ущербный. Сынок, не всякому удается выиграть. Некоторые играют скверно. Кое-кто бросает. Кто-то даже в схему игры не смотрит. А какие-то люди рассчитывают, что в зачетную зону их внесет вся остальная команда.
– Нет. Я утверждаю то, что вы передвинули зачетную зону. И траву на поле превратили в грязь.
– Я не знаю, что на все это ответить.
– Вы поменяли правила.
– Мы не меняли правил.
– Все просто кажется беспорядочным.
– Ты считаешь, что все стало беспорядочнее, чем… когда? В дни, блядь, Дикого Запада? Тогда все было изумительно организовано, парнишка? Когда люди спали на сене и жрали белочек?
– Нет. Но во времена постиндустриального…
– Пост-, к дьяволу, чего? Когда нужно было месяц копить на радиоприемник? Когда канализация в доме служила признаком того, что ты достиг? Господи боже, сынок, худшее, что для вас, мудачье молодое, сделали ваши предшественники, – они преуспели. Мы всё так облегчили, что вы бросаетесь рыдать, когда у вас камешек на тропинке возникает.
– Ладно, тогда хотя бы вот что скажите мне: всё это те же деньги?
– Что «это те же деньги»?
– Деньги, какие могли бы спасти «Шаттл», и деньги, которые мы шлем в случайные страны, пускаем на то, чтобы переделать неизменные страны в тысячах миль от нас.
– Те же самые ли это деньги?
– Ну да, те же? То есть, вы, ребята, жалуетесь на то, что нет денег на школы, на здравоохранение, что все разрушено, и у нас правительство прекращает действовать, и еще что не, блин, а потом глядь – и вы тратите 150 миллионов на кондиционирование воздуха в Ираке.
– Слушай, ты тут проповедуешь обращенным.
– Не желаю я проповедовать. Я спрашиваю. Я не знаю, как оно устроено. Откуда деньги поступают? Вы, ребята, воюете за пенни на «Улице Сезам»[8], а потом кто-то поддерживает сделку, чтоб вывалить триллион долларов в пустыню.
– Так ты спрашиваешь, откуда поступают деньги, которые финансируют войны?
– Да.
– Сам умный, чтобы такое понимать. Мы эти деньги создаем. Это не обычная часть годового бюджета. Строки на войну в бюджете нет.
– Значит правда, что мы, по сути, занимаем деньги у китайцев, чтобы эти войны финансировать?
– Ох блин. Нет. Но мы создаем и продаем облигации, и люди здесь и где угодно, например, в Китае, видят в этих облигациях хорошее капиталовложение. И, несомненно, китайцам нравится сознавать, какой рычаг у них в руках – держать столько американского долга.
– Но мы б не могли разве просто продавать облигации, чтобы оплачивать социальное страхование, образование для всех, колледжи для всех? То есть, все заламывают руки насчет сокращения или спасения какой-нибудь микроскопической правительственной программы, и Где, о где же мы возьмем деньги? – но затем мы оглядываемся, а там миллиард долларов на афганских боевиков. То есть, понятно, что я дурак, раз такого не понимаю, но я не понимаю.
– Беда со всем тем, о чем ты толкуешь, с образованием и всяким яким, в том, что эти проблемы – хронические, в отличие от проблем острых. Мы финансируем то, что срочно, вокруг чего все могут митинговать или о чем более-менее соглашаться. А о том, что нужно финансировать войска, размещенные за границей, все сходятся во мнении. Сперва даешь деньги кое-каким советникам, затем дюйм за дюймом продвигаешь их к более активному участию, и вот уж никто не желает быть тем, кто отказывает в бронежилетах нашей молодежи в военной форме. Поэтому мы изыскиваем средства. Продаем облигации, занимаем деньги. Но наберем ли мы такой же разгон, чтобы занять у Китая денег на оплату реформы национального образования? Нет. Это не острая проблема. Если завтра случится вторжение инопланетян, и единственный способ их победить – это финансировать «Рывок вперед»[9], – то, конечно, мы б нашли такие деньги.
– Значит, дело не в возможности, а в желании?
– Что-что?
– В желании.
– Конечно. Все сводится к желанию.
– Моя мама всегда так говорила.
– Ну, она была права.
– Не часто.
– Сынок, ты меня сюда привез о твоей маме разговаривать?
– Но вы разве не думаете, что для таких людей, как я, должен существовать план, для парней, о которых вы говорили, о ветеранах, у кого мозги сбоят?
– Что за план?
– Вы не думаете…
– Что, сынок?
– Вы не думаете, что в огромном большинстве своем хаос в мире вызван относительно небольшой группой разочарованных мужиков?
–
–
– Не знаю. Возможно.
– Мужиков, кому не досталось работы, которую они надеялись получить. Тех, кому не дали повышения, на какое они рассчитывали. Тех, кого сбросили в джунгли или пустыню, а они ждали видеоигру, и достались им обыденность, распущенность и друзья, что мрут, как животные. Этих мужиков нельзя оставлять так, чтобы они якшались с остальным обществом. Вечно случается что-то плохое.
– Что-то плохое вроде вот такого. Вроде того, что ты меня сюда привез. Согласен.
– Когда я вижу эти бойни в торговых центрах или конторах, я думаю: как вдоль Озера Божья иду я.
– Милость Божия.
– Что такое?
– Там «Кабы не милость Божия, шел бы так и я»[10].
– Нет. Там «вдоль Озера Божья».
– Там «милость Божья».
– Не может быть.
– Сынок. Так есть.
– У меня всегда в уме была эта картинка – Озеро Божье. И ты мимо него идешь.
– Нет никакого Озера Божья.
– Такое громадное подземное озеро, и оно было темным, и прохладным, и мирным, и можно было спуститься и поплавать в нем, и тебе все простится.
– Не знаю, что тебе сказать, сынок. Я преподавал Библию тридцать восемь лет, и в этой книге нет никакого Озера Божья. Есть Озеро Огненное[11], но мне кажется, ты не его себе представлял.
– Видите, даже это.
– Даже
