Айсберг Тауматы - Дина Данилова

(Гаснет свет.

В ослепительных вспышках света мечется Малыш.

И в это же время - фонограмма.

Слышится раздирающий треск, хруст, отчаянный крик младенца, удары, звон бьющегося стекла, визг ребенка, мужской задыхающийся голос: "Ма-ри... Мари... Ма... ри..." Малыш во время всего этого носится по рубке. В движениях его отчаянного танца боль: он то ложится на пол, извивается, то вскакивает, снова скручивается в колобок, кружится... Женский, уже знакомый голос стонет: "Шура... Где ты? Шура... Больно как... Я ничего не вижу, помогите мне..." Стон стихает. Всхлипнул младенец и тоже затих. Малыш прерывает свой дикий танец. Все ошеломлены.)

(Торжествующе.) Так было долго. Я устал кричать. Я заснул. Когда я проснулся, было темно. Мне было холодно. Я хотел есть. Я так сильно хотел есть, и чтобы было тепло, что сделалось так.

(Каскад невообразимых звуков заполняет рубку.

Гулы, щелканье, медные удары, зудение...

И разом стихает.)

(Задыхаясь.) Нет. Так мне не рассказать. Так я буду рассказывать столько времени, сколько живу. Что делать?

Комов (ровным голосом). И тебя накормили? Согрели тебя?

Малыш. Стало так, как мне хотелось. И с тех пор всегда было так, как мне хотелось.

Комов (пробует воспроизвести услышанные звуки). А это что было?

(Пауза.)

Малыш. А, понимаю. Ты совсем не умеешь, но я тебя понял. Не могу ответить, ведь у тебя нет слова, чтобы назвать. А ты знаешь больше слов, чем я. Дай мне слова. Ты дал мне много слов, но не те.

(Пауза.)

Комов. Какого это было цвета?

Малыш. Никакого. Цвет - это когда смотришь глазами. Там нельзя смотреть глазами.

Комов. Где - там?

Малыш. У меня. Глубоко. В моем доме.

Комов. А как там на ощупь?

Малыш. Прекрасно. Удовольствие. Ч-чеширский кот! У меня лучше всего. Так было, пока не пришли люди.

Комов. Ты там спишь?

Малыш. Я там все. Сплю, ем, размышляю. Только играю я здесь, потому что люблю смотреть глазами. А там тесно играть. Как в воде, только еще теснее.

Комов. Но ведь в воде нельзя дышать.

Малыш (изумленно). Почему нельзя? Можно. И играть можно. Только тесно.

(Пауза.)

Теперь ты все обо мне узнал?

Комов (решительно). Нет. Ничего я о тебе не узнал. Ты же видишь, у нас нет общих слов. Может быть, у тебя есть свои слова?

Малыш. Слова... Это только у людей. Я знал, что есть слова, потому что помню. По бим-бом-брамселям. Что такое? Я не знаю. Было удовольствие говорить. Игра. Но теперь я знаю, зачем многие слова...

Комов. Теперь ты знаешь слово "океан", но океан ты видел и раньше. Как ты его называл?

(Пластичные движения Малыша на полу напоминают перекаты волн. Пауза.)

Я слушаю.

Малыш. Что ты слушаешь? Зачем? Я назвал. Так нельзя услышать. Это внутри.

Комов. Может быть, ты сможешь показать? У тебя есть листья, прутья...

Малыш (сердито). Листья, прутья не для того, чтобы показывать. Листья и прутья для того, чтобы размышлять. Если не знаешь, какой вопрос, - камни и прутья, если тяжелый вопрос - листья. Тут много всяких вещей. Вода, лед - он хорошо тает, поэтому... Нет слов. (Вздыхает.) Много такого, для чего нет слов. Но это там, у меня.

(Вандерхузе горестно вздыхает.)

Майка (Малышу). А когда ты танцуешь? Это что?

Малыш (смотрит на Майку, выражение его лица смягчается, нежно). Мам-ма... мам-ма... (Ровным голосом.) Это тоже для размышления. И для понимания. Не знаю... Так получается.

(Пауза.)

(Комову.) Что делать? Ты придумал?

Комов. Придумал. Ты возьмешь меня с собой, я посмотрю и сразу многое узнаю. Может быть, даже - все.

Малыш (делает несколько движений, резких, взволнованных. Возвращается к Комову). Об этом я размышлял. Я знаю, что ты хочешь ко мне. Я тоже хочу, но я не могу. Это вопрос! Когда я хочу, я все могу. Только не про людей. Я не хочу, чтобы они были, а они есть. Я хочу, чтобы ты пришел ко мне, но не могу. Люди - это беда.

Комов. Понимаю. Тогда я возьму тебя к себе. Хочешь?

Малыш. Куда? (Забирается с ногами в кресло.)

Комов. К себе. Туда, откуда я пришел. На Землю, где живут все люди. Там я тоже, могу узнать о тебе все.

Малыш. Но ведь это далеко? Или я тебя не понял? (Спрыгивает на пол.)

Комов. Да, это очень далеко. Но мой корабль...

Малыш (снова возбужденно мечется. Застывает). Нет! Я не могу далеко. Один раз я играл на льдине. Заснул. Проснулся от страха. Большой, огромный страх. Фрагмент! Я даже закричал. Льдина уплыла в океан, и я видел только верхушки гор, я подумал, что океан проглотил остров. Я очень захотел вернуться, и льдина сразу пошла обратно к берегу. Теперь я знаю, мне нельзя далеко. Мне было худо, как от голода. Хуже, чем от голода. Я не могу даже просто далеко и уже совсем не могу очень далеко. (Садится на пол. Сидит неподвижно. Слышится мелодия, затем песенка Малыша.)

Тебе нельзя ко мне,

А к тебе мне

Беда...

Вот какая смешная

Получается игра,

Простая шарада,

Как дважды два.

Есть остров у меня,

У тебя

Острова...

Вот какая смешная

Получается игра...

(вскакивает на ноги, подходит к Комову.) Нет. К тебе я не могу.

Комов (натужно-весело). Ну, хорошо. Я знаю, ты любишь задавать вопросы. Задавай, я буду отвечать.

Малыш (идет к разбросанным на полу прутьям и камням. Садится на пол, хочет взять один из прутьев и не берет. Комову). Нет. У меня много вопросов к тебе. Почему падает камень? Почему пальцев десять, а чтобы считать, нужен всего один? Почему я весь день живу, а вечером перестаю жить. Ведь, когда я засыпаю, я перестаю жить? Да? Много вопросов. Но я не буду сейчас спрашивать. Сейчас плохо.

(Пауза. Где-то слышна мелодия песенки.)

(Комову.) Я прошу тебя, думай, что делать. Если сам не можешь быстро думать, пусть думают твои машины в миллион раз быстрее, потому что мне хуже, чем вчера. А вчера было хуже, чем позавчера.

(Вандерхузе опять протяжно вздыхает. Малыш быстро подбирает в корзину камни и исчезает. Пауза. Песенка стихает.)

Комов. Ничего не поделаешь. (К Вандерхузе.) Яков, прошу тебя, дай радиограмму в Центр, пусть доставят сюда ментоскоп, я вижу, мне без него не обойтись.

Вандерхузе. Хорошо... Но я бы хотел обратить ваше внимание, Геннадий... За весь разговор на индикаторе ни разу не зажегся зеленый огонь...

Комов. Я видел.

Вандерхузе. Но это не просто отрицательные эмоции, Геннадий. Это ярко выраженные отрицательные эмоции...

Комов. Да, Яков, ярко выраженные... Но - не Малыша. Мы мешаем не Малышу, мы мешаем аборигенам. Вы же видели, сам Малыш не в состоянии объяснить, чем, собственно, ему мешают люди.

Вандерхузе. Вы хотите сказать, Геннадий, что аборигены...

Комов. ...создали между собой и нервной системой Малыша устойчивую внутреннюю связь. Вы помните, он испугался на льдине, и они тут же вернули его к берегу, он хотел есть, и они тут же его накормили... И теперь через Малыша они ясно дают нам понять, что не желают нас, поэтому с нашим появлением Малыш находится в таком сильном возбуждении.