Последняя тайна Патриарха - Святослав Моисеенко

– Сын мой, известно ли тебе, что у Святейшего был один такой простенький перстень… с синим камешком? Вещица сама по себе чепуховая, но древняя… Среди описи числился, а среди найденных на месте престу… – Дамиан опять осекся, – … в опочивальне, его не нашли. Все, хоть и вповалку, да на месте, а перстня нет. Тебе, как доверенному лицу, могу сказать: есть тягостные подозрения, что кто-то до прибытия наших людей побывал в резиденции и что-то там искал. Что тебе известно по этому поводу? Говорил ли тебе что-то об этой реликвии Святейший? Тебя не могли найти в тот день, что крайне прискорбно… Кто мог интересоваться драгоценностями Церкви?  – Его Высокопреосвященство снова перешел на задумчивый, отеческий тон – он увидел, как напряглось и посуровело лицо Никиты.

– Не знаю. Сам ничего понять не могу… Тяжело мне, очень тяжело, – голос сорвался: тут Никита не соврал ни капельки. – Если бы я там был, то, может, ничего бы и не случилось… В смысле, «скорую» бы вызвали вовремя! А я, как на грех, с девушкой своей завис… гулял то есть! Никогда себе не прощу! А про кольцо это… Нет, я его и не видал никогда, да меня в подробности сокровищ ризницы и не посвящал никто…

Опять потупился, машинально взглянув на свой сжатый кулак – костяшки побелели! Перстень сейчас выглядел на руке как простое обручальное кольцо. Но вроде бы Кирилл ничего не заметил, или сделал вид… Нет! Конечно, не заметил, иначе беседа приняла бы совсем другой оборот!

Митрополит стал прощаться, обронив, что дело-то оно, конечно, молодое, но… Вновь пообещал подумать о судьбе Никиты. Намекнул, что его надежность и преданность теперь нуждаются в серьезном подтверждении. И вдруг, скользнув проницательным взглядом по руке Никиты, спросил:

– А что, сын мой, никак ты женился? Вижу – кольцо у тебя…

– Это… так, обручились мы… Да и пора, мне уж тридцатник скоро стукнет… Свадьба не за горами, – ставший пунцовым парень попытался улыбнуться. Но не от смущения он покраснел, а от волнения. Еще бы, вдруг митрополит спросит, освящал ли Никита кольцо? Да и освятить захочет?! Но и тут Бог отвел: Его Высокопреосвященство рассеянно благословил уволенного начальника охраны, вроде как окончательно потеряв интерес и к нему, и к его сердечным делам. Надо думать, и к трудоустройству… Но перстень он увидел, пусть только ободок! Что бы это значило? Стало быть, кто-то перстень замечает, а кто-то – нет? Может, довериться? Или не стоит торопиться?

Так ничего и не решив, парень отправился восвояси. На выходе Никиту долгим взглядом проводил отец Владимир. Что-что, а уж взглядом здесь умели работать…

Уже выезжая из города Никита обратил внимание на следовавшую по пятам машину. Прибавил скорость – традиционно черный джип несся за ним как приклеенный. Свернул в проселок, – эти места он явно знал лучше преследователей, – стал кружить дачными тропами. Камень на руке сиял все ярче, словно азарт погони придавал ему энергию. Навстречу из ворот новорусского участка, – типичные башенки, эркеры, кирпичный высоченный забор, – неторопливо выезжал фургон, украшенный рекламой какой-то супер-пупер эксклюзивной мебели. Никита успел проскочить, а дорога для джипа оказалась на какое-то время перекрыта. Уф-ф, оторвался!

Настю он нашел за компьютером, ребят – на кухне. Сытых, розовых, довольных. Рассказал, что увольнение – не только их удел. На вопрос: «А чего Дамиан?» ответил, покосившись на любимую, что повел себя митрополит с этим, как его… с «византийским лукавством». Настя удивленно улыбнулась, – точь-в-точь педагог от внезапных успехов своего самого отстающего ученика.

В ответ друзья доложили, что ничего подозрительного вроде не заметили и что «живы будем – не помрем». Странным показалось лишь то, что в это время года на соседних участках наблюдалась какая-то жизнь. А Настя утверждала, что все эти летние домики зимой пустуют. Вроде никого конкретно и не видели, но кто-то там точно был – следы, ведущие к домикам, виднелись отчетливо.

В любом случае, недавнее преследование обозначило недвусмысленную перспективу: покоя им не дадут. Надо срочно сматываться, но – куда? Сашка помялся и предложил квартирку тещи, что недавно померла от жадности. Жена Сашкина вознамерилась ее продать, но наследственные качества характера не позволяли сделать это быстро. Так что пока «убитая» двушка в хрущевке стояла «безвидна и пуста».

Собрались по-армейски быстро. Настю извлекли из Интернета, погрузили в машину – с ноутбуком и сменой белья в охапку – и спешно покинули гостеприимную дачу, вычислить которую теперь не смог бы только ленивый – возможности спецслужб ребятам были хорошо известны. На выезде с садового товарищества услыхали позади шум мотора… Никита, проехав шлагбаум, выскочил и заглянул в сторожку, где валялся пьяный сторож дачного кооператива. Тогда он опустил шлагбаум и заклинил его намертво – чтобы выехать следом, надо было бы снести все напрочь. И тут беглецы ударили по газам! Как уж там преследователи разбирались со сторожем, да и они ли это были – осталось тайной, но слежки ребята не заметили до самой Москвы.

Когда под вечер приехали на место в район «Сокола» и кое-как разместились, позвонила Людка, жена Сашки. По обыкновению, сразу начала вопить в трубку, что к нему тут приходили какие-то люди, разыскивали, а она и не знает, где он, черт его дери, шляется и по каким шалавам его носит, и чтобы немедленно дул на мамашину квартиру – покупатели к восьми придут смотреть. Иначе ей самой придется ехать аж из Бирюлево, и мало тогда Сашке не покажется! Она так орала, что становилось непонятно, зачем Людка пользуется телефоном? Ее и так было бы слышно даже во Владивостоке.

Приняли решение до прибытия покупателей всем, кроме «хозяина», погулять в районе. Ноги сами привели ребят к церкви Всех Святых. Уже смеркалось, и в храме почти никого не было, только пара старух и богомольный, почти нищенски одетый юноша – из тех, кто никому толком не нужен и кому нет нужды объяснять, зачем это в XXI веке существует такой «пережиток», как церковь. Стоило только взглянуть, как истово он крестится в своем непонятного фасона пальтишке с облезлым, когда-то цигейковым воротником, по которому рассыпались кустарно стриженные соломенные волосы…

Витька, в глубине души почитавший религию суеверием, а себя – «продвинутым», поодаль глазел на росписи стен и сводов. Свою работу в Патриархии он, демобилизованный в никуда и умеющий только воевать, воспринимал как «хлебную должность», а не как религиозное призвание. Впрочем, так рассуждают и некоторые священники, чего же вы хотите от солдата? Религиозное призвание вообще – дело такое, интимное, сразу и не объяснишь…