Ярослава и Грач (СИ) - Дмитриевна Алёна

На кухне Яра села за стул, огляделась и только потом осознала, что пытается подсчитать, что ей может пригодиться на новом месте.

— Я могу тебя поздравить? — спросила Настя, выкладывая возле разделочной доски, зелень, хлеб и сыр.

— Что-то в этом роде, — смутилась Яра.

— И как, оно того стоило? — решила добить ее мать.

— Мама! — шепотом воскликнула она и добавила, тщетно пытаясь скрыть досаду. — Ничего не было!

— Ничего — это чего? — вскинула бровь Настя. — Разве секс — единственное, что может быть личного между мужчиной и женщиной?

Иногда своей прямолинейностью она доводила Яру до белого каления. Но мать научила ее называть вещи своими именами и не бояться этих имен. И это был ценный навык. Без него их с Григорием ночной разговор мог бы не состояться. Поэтому Яра взяла себя в руки и ответила спокойно:

— Стоило. Превзошло все надежды. Что папа?

Настя поставила перед ней тарелку с бутербродами и вареными яйцами.

— Скажем так, он учится видеть в этой ситуации положительные стороны, — улыбнулась она.

— О! — Яра даже не стала скрывать удивления. — Как ты это делаешь?

— Просто хорошо знаю, на что надавить, — подмигнула ей мама и засмеялась, и Яре в этом смехе почудилась ирония. — Научишься, дочь, ешь давай, а то в универ голодная пойдешь.

— Кстати об этом, — Яра взяла в руки бутерброд, покрутила и положила на место. — Я хотела попросить… Сегодня пятница… У меня завтра пар нет, а у Гриши выходной. Можно я… Ну в общем… У него переночую. Можно?

Заранее уверенная в отказе, она подняла на мать просящий взгляд, но та улыбалась.

— А тебе нужно мое разрешение? — спросила она. — Я тут две ночи подряд убеждаю твоего отца, что ты уже совершеннолетняя и вполне можешь сама распоряжаться своей жизнью. С другой стороны, мне приятно, что ты спрашиваешь, а не ставишь перед фактом. Можно. Напиши мне вечером, что ты до него добралась, хорошо? И Яра, богами молю, предохраняйтесь.

— Мама! — снова воскликнула Яра.

— Да вот в том-то и дело, что я уже четырежды мама, — вздохнула Настя.

— Ладно, я все поняла, — буркнула она. — Я в субботу вечером домой вернусь.

— За вещами? — спокойно спросила мама.

— Почему? — удивилась Яра.

— Эх, доченька, — вздохнула Настя, — не бери в голову. И еще кое-что. Знаешь, папа там сейчас Григорию наказывает, чтобы он о тебе заботился… Ну, в своей манере, конечно, а я вот что тебе скажу. Гриша о тебе и так, без папиных наказов позаботится, в нем я не сомневаюсь. А вот ты будь с ним помягче. Не воспринимай ваши отношения как нечто само собой разумеющееся. Отношения — это работа. Тоже заботься о нем, ладно? Я в ваши дела лезть не буду, так что можешь считать это моим материнским напутствием.

Яра кивнула, ей вдруг стало страшно от осознания принимаемой на себя ответственности и есть совсем перехотелось.

— Мама, — прошептала она, — все же хорошо будет?

— Конечно, — Настя подошла ближе и обняла ее. — Все у вас будет хорошо, доченька. Обещаю.

8.

Григорий вызвался отвезти Яру в университет перед тем, как поехать на работу, и они ушли вместе. Настя стояла у окна гостиной, наблюдая, как они идут к его машине. Грач что-то сказал Яре, и она рассмеялась, прежде чем сесть в салон.

Финист подошел сзади, обнял.

— Как-то быстро все, да? — спросил он, укладывая подбородок ей на голову.

— Не для них, — ответила Настя.

— Ну ты чего? — спросил он, прижимая ее к себе крепче. — Сама же меня вчера успокаивала.

— А теперь ты меня успокой, — попросила она.

— Все нормально будет. Григорий надежный. Ярка упертая. И вообще наша дочь.

— Это меня и пугает, — вздохнула Настя. — Финист…

— Ммм?

— Накорми меня курицей.

— О, маленькая моя, иди сюда.

И Сокол подхватил Настю на руки, прижал к себе. Это был их старый пароль, возникший в ту далекую-далекую ночь, когда они впервые смогли назвать друг друга мужем и женой, и Настя вдруг испугалась и не далась ему, и вместо того, чтобы требовать причитающееся, Финист кормил ее курицей, которую им оставили в корзинке, а потом завернул в одеяло и уложил спать. И с тех пор эти слова всегда означали одно: успокой меня, спрячь, защити. Она произносила их редко, но когда это случалось, Сокол знал, ей действительно нужна его поддержка. И он никогда ей в ней не отказывал.

— Пойдем-ка, глянем, что у нас в морозилке.

И понес ее на кухню, не спуская с рук. Ибо проходить через виражи, закладываемые жизнью, проще, если вы вместе.

История вторая

«И мы вошли в эту воду однажды,

В которую нельзя войти дважды…»

Наутилус Помпилиус — Жажда

В пятницу у Яры четыре пары: три лекции и семинар, — все сплошь теория, и это пытка. Ей жизненно необходим карандаш в руки. И она вроде слушает и даже что-то записывает, но все больше выводит силуэты грачей на полях. Периодически ее бросает в жар, и, кажется, тогда она пунцовеет, потому что преподаватель на семинаре с вполне искренним беспокойством интересуется, не заболела ли она. Впрочем, это не мешает ему потом задать ей как-то вопрос, на который она возможно когда-то знала ответ, но который, как и многое другое, остался в дне вчерашнем. Прошедшая ночь сделала неважным слишком многое, и кажется, Ярин мозг решил, что раз оно неважно, то и память о нем хранить не обязательно.

И нет, она не больна. Онапредвкушает.

Потому что сегодня вечером они снова останутся только вдвоем, и она абсолютно уверена, что ее ждет что-то чудесное. Она никак не может добиться от своей фантазии подробностей, все в дымке и тумане, но это неважно. Нужно просто немного подождать. Он любит ее. Это все, о чем она могла мечтать. И он сказал, что они снова окажутся вместе в его постели. Ну, то есть не сказал прямо, но поцеловал ее в ответ, и, наверное, это следует рассматривать как «да».

Кожа на руках до сих пор хранит память о его пальцах в тех местах, где он вчера касался ее… Он будет ласков с ней, Яра в этом уверена. Она знает кучу фактов о грачах. Один из них такой: у грача очень большое сердце, двенадцать процентов от массы тела. Может быть, поэтому он умеет быть таким добрым и нежным. А еще брачный период у этих птиц приходится на начало весны. Вот совпало-то…

Яра с силой тычет ручкой в одно и то же место, прорывая бумагу. Подруга Ритка смотрит на нее с подозрением. Когда у Ритки случается очередной парень, она не успокаивается, пока не рассказывает о нем все, даже то, чего Яра ну никак не хочет знать. А вот Яра понимает, что вообще никому не хочет рассказывать про Гришу. Она хочет оставить его только себе. Присвоить. Заклеймить, если понадобится.

И сегодня ночью это произойдет.

С последней пары Яра не идет, летит. Запрыгивает в автобус и мысленно умоляет водителя ехать быстрее. Попадает в пробку, мается немного, а на ближайшей остановке выходит и идет пешком. Что ж до него так долго добираться-то? Он же на машине ездит, а не летает, как отец…

И пока Яра идет, она представляет. Она уверена, что все будет легко и просто. Будет как вчера: с налету, с наскоку, по наитию, так, будто нет ничего более естественного. Накинуться на него с порога?..

Но накинуться не получается, потому что Григорий открывает перед ней дверь, она заходит, он закрывает, и она понимает, что вся ее смелость, весь ее настрой, все ее предвкушение — все это не пожелало входить в квартиру вместе с ней. Осталось за порогом. Яру обуревает робость. Гриша не спешит обнимать и целовать, и она не знает, печалиться этому или все же радоваться.

— Хочешь есть? — спрашивает он. — Я тут приготовил…

Кажется, она хочет погулять еще немного вокруг дома. Зря она вышла из стоящего в пробке автобуса…

Что с ней происходит?

Весь ужин они держатся на расстоянии метра друг от друга, и какая-то странная несвойственная для их отношений неловкость наполняет пространство между ними.