Мистерия - Вероника Мелан

— Это не я! — Прошептала Тайра и почувствовала, что сейчас сломается — треснет изнутри, расколется и зашипит, пролившейся на раскаленную землю, влагой. — Я не… Что… Почему он умер? Почему?!

Ее лишь жестче подхватили под руки. Черноусый не ответил — вместо этого коротко скомандовал:

— Уведите эту колдунью с глаз долой.

Тогда она впервые за долгое время услышала это слово вновь.

(Oystein Sevag — Seen From Above)

Странно, но возвращаясь в те дни, Тайре даже теперь малодушно казалось, что было бы лучше, если бы Радж выжил. Ведь тогда осталось бы хоть что-то знакомое: кровать под лестницей, метлы в углу, серебро, которое нужно чистить и отражающиеся от стен зычные окрики. Пусть даже злые, но все же знакомые.

А так потерялось сразу все — качнулся под ногами мост, проломились под ногами прогнившие доски, и перила, щепки, веревки — все полетело вниз, в бурное и мутное, состоящее из грязи, течение.

Нет, в камеру ее бросили не сразу — первые пять часов ее допрашивал тот, кого она никогда прежде не видела и о ком в Рууре слагали пугающие мрачностью легенды — колдун Алу Брамхи-Джава.

Помнится, несколько лет назад она спросила о нем Кима — правда ли, мол, что колдун? И почему не мистик?

Тогда еще живой Кимайран покачал головой.

— Мистик — это тот, кто знает о даре, уважает его, умеет им пользоваться, хранит для себя и никогда не использует во вред. Колдуном же зовется тот, кто извлекает из полученных умений личную выгоду, направляет, наплевав на запрет Старших, против других, использует в злых целях. Такой человек чернит собственную душу, Тайра, порочит ее, и, значит, никогда не переродится в лучших условиях, а уйдет в нижний мир, чтобы раствориться в нем насовсем.

— Но зачем он это делает? Если знает, что так будет?

— Люди знают о многом, но не во многое верят — в этом проблема. Брамхи-Джава полагает, что сможет избежать суда Бога, но он ошибается. Он черен изнутри. Избегай встреч с ним, Тайра.

И она избегала бы.

Если бы могла.

За те пять часов, что она провела с ним наедине в темном и прохладном зале — зале допросов, расположенном в прилегающей к тюрьме постройке, — она поняла следующее: Радж Кахум был скотиной, но ему было далеко до Брамхи-Джавы — высокого, плотного, черноглазого и крайне неприятного на вид человека.

Черная с зеленым мантия, горбатый нос, пренебрежительно отвислая нижняя губа и вделанный в юру (*головной убор, напоминающий тюрбан — прим. автора) сверкающий красный камень делали его похожим на актера — пародию на самого себя, великого колдуна.

Да, на актера, если бы не клубящийся внутри физического тела сгусток из темных линий — зловещий клубок невероятной силы. Что это — душа? Или то, что от нее осталось? Черная, проданная неизвестно кому, изъеденная болезным грибком…

Единственный взгляд внутрь подсказал Тайре, что дар у стоящего перед ней человека есть, и это плохой дар, а, значит, нужно быть настороже.

И еще перед тем, как он произнес первое слово, она окружила себя похожим на зеркало щитом — через такой не увидеть, как ни смотри.

И началось.

Брамхи-Джава умел говорить. Он делал это так ладно, что в какие-то моменты ей начинало казаться, что он прав, что стоит признаться во всем, даже в том, чего она никогда не делала, но Тайра держалась.

Колдун был терпелив. Сначала он вопрошал о том, действительно ли Тайра поставила в доме Кахума растяжку? Нет? А, может, да? Это ведь прекрасно, если у нее есть такая способность, это ведь талант, а таланты правитель ценит и одаривает золотом. Затем упомянул о том, что Радж Кахум часто повторял слово «колдунья» — ведь не зря?

— Какие методы ты использовала? Изменяла свойства еды? Пыталась его приворожить? Вызывала в теле болезни? Воздействовала мысленно?

Он не упрекал — он будто бы даже восхищался мнимыми злодеяниями, пел им оду — пытался взять пленницу через гордыню, но Тайра не поддавалась, и, чтобы ни говорил Брамхи-Джава, хранила молчание. Слушала звук его шагов по мраморному полу, чувствовала, как мерзли, еще не израненные и не обожженные на тот момент, босые ступни, старалась не смотреть в отталкивающие черные глаза.

— Давай, девочка, расскажи мне все. Ты ведь знаешь, что в твоем теле заключены неподвластные многим способности, знаешь, как ими пользоваться — похвались ими!

Тишина. Тонкие, рассекающие полумрак зала, солнечные лучи, пробивающиеся через вертикальное зарешеченное окно. Ее тихое дыхание.

— А ты видишь будущее? Умеешь предсказывать то, что еще не произошло?

Ничего не предначертано, — хотелось ответить ей, — все может измениться. Как можно предсказать то, что может измениться?

Да, но оно может измениться только у тех, кто умеет менять, а большинство лишь плывет по течению, — ответил бы ей колдун, и тем самым добился бы поставленной цели — втянул бы Тайру в диалог.

Нет. Молчать. Чтобы он ни сказал.

— Зачем ты навлекаешь на себя беды, когда можешь получить прекрасную жизнь? Вурун Великий не будет требовать невозможного — он попросит лишь о малой части твоего таланта и позволит тебе быть свободной большую часть времени. Разве ты не хочешь быть свободной? Жить в собственном доме — богатой, красивой, независимой женщиной?

Человек с вделанным в юру камнем надавил на больное.

Хотела ли этого Тайра? Безусловно. Но сильнее чего-либо, она не хотела нарушать данное некогда самой себе обещание.

«— Не продавай душу за блага. — Просил ее Ким. — Не используй дар против воли Старших. Не иди туда, куда твоя интуиция говорит тебе не идти, Тайра. Любой грех — гордыня, жадность, жажда власти, алчность — это те пятна, что никогда не отмыть, и однажды данный тебе дар может быть утерян навсегда. Ты понимаешь это, Тайра?»

Она понимала. И потому пообещала себе никогда не ступать на дорогу нечистых помыслов. Нельзя. Потому что тем самым она предаст себя, Учение и старого учителя.

Но свой собственный дом — как же это заманчиво! Растения в горшочках, пушистые ковры и тишина. Может быть, даже фонтан во дворе…

Поддаться соблазнам так легко — невероятно легко. Одно лишь «да», и выдолбленные на душе стальные принципы в мгновение ока проржавеют, осыплются на землю гнилой стружкой, а на их месте останется черная дыра. И фонтан во дворе.

— Так ты расскажешь мне о своих умениях? — Черные глаза буравили ее, как сверла. Казалось, на их дне рассыпано битое стекло, и Тайра ходит по нему босиком. — Расскажешь?

И она в который раз за последние несколько часов промолчала.

С тех самых пор за ней наблюдали. Кто-то невидимый ей, ежедневно стоящий у ограждения «загона». Она никогда не видела своего персонального «надзирателя» в лицо, но постоянно ощущала на себе его цепкий изучающий взгляд — колкий и царапающий, стремящийся пробраться внутрь черепной коробки.