Мир на краю бездны - Александр Шубин

Хотя положение в Германии, СССР и Азии нельзя рассматривать в качестве основных причин Великой депрессии, влияние таких величин на состояние перенасыщенного мирового рынка все же является существенным. Так, анализируя кризис 1920–1921 гг., Н. Д. Кондратьев среди его причин называет и такие: «сжимание рынка сбыта увеличивается тяжелыми условиями репарационной системы, в которые была поставлена Германия… Наконец, мировой рынок сбыта… сильно сузился благодаря тому, что Восточная часть Европы и прежде всего Россия, а также долгое время часть Малой Азии (Персия, Турция) находятся вне нормальных связей мирового хозяйства»[35]. Индия — более весомый фактор, чем Турция и Иран.

Ниспадающая линия кондратьевской волны неизбежно вела к кризису, а монополизация рынков, финансовый «пузырь» и резкие удары по нему со стороны «внеэкономических» факторов предопределяли резкое, «внезапное» начало Великой депрессии. Ситуация в Германии, СССР и Азии определяли время начала кризиса, усугубили его катастрофичность и во многом — долгосрочные последствия. Три «иглы», как раз в 1928–1930 гг. особенно болезненно вонзившиеся в раздутый до предела «пузырь» мировой экономики, по мере его «сдувания» продолжали воздействовать на мировую ситуацию все сильнее. Если в 1929 г. воздействие СССР, Германии и борьбы за Азию на ситуацию в мире было второстепенным, могло играть только роль провоцирующего фактора в судьбе мира, решавшейся между Нью-Йорком, Лондоном и Парижем, то в результате Великой депрессии воздействие «трех игл» стало решающим, и прежние гегемоны мира потеряли инициативу. «Варвары» вышли на арену и стали теснить «ойкумену».

Современные либеральные экономисты видят причины последовавшего в октябре 1929 г. краха в слишком жестком проведении либеральных принципов, в ошибках финансового регулирования: «Эта ошибка заключалась в том, что в момент, когда с экономической точки зрения надо было радикально смягчать финансовую политику, она наоборот, была кардинально ужесточена, что привело к биржевому краху и подлинной хозяйственной катастрофе»[36]. Впрочем, это была не ошибка, а идеология. Либеральный курс проводился со знакомым нам по 90-м годам догматизмом. Либералов-догматиков всегда критикуют умеренные либералы. В их спорах, увы, теряется главное — системные причины катастрофы.

Даже если бы политика проводилась умеренными либералами, крах был неизбежен. Можно было бы немного снизить масштабы катастрофы, но не избежать ее — финансовый капитал слишком далеко увел рынок от состояния равновесия, от возможности плавного спада. Да и внешние факторы не давали системе выправиться.

23 и особенно 24 октября началось стремительное падение акций Нью-Йоркской фондовой биржи. Сотни тысяч вкладчиков пытались спасти свои небольшие капиталы, усиливая панику. К концу октября в США обесценились акции на 15 млрд. долл. Разорилось почти 500 миллионеров (из 513) и около миллиона мелких вкладчиков. Потерявшие все бизнесмены отправлялись на биржу труда или кончали с собой.

Сначала большинству американцев казалось, что крах на Уолл-стрите касается прежде всего биржевых игроков. Даже видные аналитики, завороженные экономическими догмами саморегулирующегося рынка, утверждали, что положение вот-вот выправится. Это были наивные надежды. В условиях капиталистической экономики именно финансовая система была регулятором развития реального производства. Она разваливалась — разваливались и хозяйственные связи. К тому же перенасыщенный рынок не мог помочь финансовой системе возродиться.

Банки лишились средств, промышленность — банковских кредитов и собственных оборотных средств. Акции Юнайтед стил упали в 17 раз, Дженерал моторз — почти в 80 раз, Радио-корпорейшн — в 33 раза, Крайслер — в 27 раз. Общая цена акций упала в 4,5 раза. К концу года обесценились акции на 40 млрд. долл. Это значило не только разорение вкладчиков. Теперь у компаний не было средств на развитие производства. Обескровленное производство останавливалось, массы работников оказывались на улице. Наступала эпоха лишних людей. Личные доходы упали на 45 %.

Европа с любопытством наблюдала за бедствием своего партнера-конкурента. Но пройдет всего несколько месяцев, и волна кризиса докатится до европейцев.

На протяжении 1930–1932 гг. волны кризиса будут двигаться от одной европейской страны к другой. Прекращение выдачи американских и французских кредитов ударило по странам Центральной Европы, прежде всего по Германии и Австрии. В мае 1931 г. рухнул Венский банк. «Такое развитие углубило депрессию, которая вступила в новую международную фазу, поставив политическую и экономическую стабильность в Европе под еще большую угрозу»[37]. Это заставило поставить крест на выплатах по репарациям. Кризис в Германии ухудшил финансовое положение в Великобритании, банки которой кредитовали немецкую экономику. В 1931 г. она прибегла к девальвации, что больно ударило по Франции. Нестабильность валют, невозврат кредитов и репараций подорвали экономические позиции «банкира Европы». В 1932 г. кризис охватил и французскую экономику.

Мир необратимо менялся. Пройдя через невероятные потрясения, он вернется «на спирали своя» в похожую точку глобализации и либерального консерватизма только через полвека.

Великая депрессия нанесла страшный удар по уровню жизни миллионов людей, особенно жителей процветавших прежде стран Запада. Улицы городов напоминали табор кочевников — они был полны нищих и безработных. Те, кому посчастливилось сохранить работу, потеряли часть своей зарплаты. Фермеры не могли продать свою продукцию и купить даже самые необходимые промышленные товары. Цены на сельскохозяйственную продукцию упали настолько, что фермеры, даже продав урожай, не могли рассчитаться с долгами. Продукты продавались с трудом — у горожан было очень мало денег. Чтобы замедлить падение цен, фермеры сжигали принадлежавшее им «лишнее» продовольствие в то время, как миллионы людей в городах голодали.

Глобальный рынок раскалывался. Национальные экономики пытались защититься от разбушевавшейся экономической стихии с тем же рвением, с которым раньше стремились влиться в глобальный рынок и занять в нем выгодную позицию. В авангарде шли США. В июле 1930 г. они приняли таможенный закон, который должен был оградить перенасыщенный американский рынок от импортной продукции. Таможенный эгоизм самой развитой страны мира нанес новый удар по мировому рынку. Европа приняла ответные меры, таможенные барьеры еще сильнее сократили мировой обмен, усугубив спад торговли и кризис ориентированных на внешние рынки отраслей. Уровень мировой торговли в 1929–1934 гг. упал на треть.

В каждой стране бедствия проявлялись по-своему. В Германии с началом кризиса прекратился приток кредитов, и задолжавшую страну поразил как финансовый, так и импортный кризис. Поскольку Германия не могла платить по счетам и не располагала достаточными валютными резервами, она не могла импортировать сырье. Промышленное производство сократилось к 1933 г. на 40 %. Это окончательно лишило мировых финансистов надежд поправить свои дела за счет германских репараций. 20 июня 1931 г. президент США Гувер был вынужден объявить мораторий на германские долги, которые она все равно не могла выплачивать. 6 июля 1931 г. было достигнуто общее соглашение о замораживании долгов, всемирном дефолте на год. При дальнейших переговорах о репарациях, которые привели к их фактической отмене, Великобритания и Франция настаивали, что США придется «скостить» и военные долги: «Сколько бы администрация Гувера не доказывала, что репарации и долги по разному влияют на общественное потребление, Макдональд (премьер-министр Великобритании — А. Ш.) неизменно напоминал, что они взаимосвязаны»[38]. Европейцы не позволяли американцам выкарабкаться из депрессии за их счет.

Германию репарационные уступки не спасли. 13 июля 1931 г. лопнул Дармштадтер унд Национальбанк — один из крупнейших банков Германии. После этого правительство временно закрыло остальные банки. Безработица достигла 44,4 %, но при этом 22,6 % работников было занято неполный день. Большинство трудоспособного населения в отчаянии сидело без дела.

В 1930 г. кризис докатился до Великобритании. К 1933 г. объем промышленной продукции Великобритании сократился до 82,5 % по сравнению с 1929 г. То и дело бастовали металлурги, шахтеры и текстильщики. В 1931 г. произошли волнения военных моряков. Безработица в 1932 г. составила 25,5 % от общего числа трудоспособного населения. Чтобы найти средства на поддержку промышленности и безработных, волнения которых могли привести к социальному взрыву, британское правительство было вынуждено отойти от золотого паритета фунта стерлингов, а также провело сокращение заработной платы ряду категорий государственных служащих и уменьшило на 10 % пособия для безработных. В 1932 г., впервые с середины XIX века, правящие круги страны были вынуждены отказаться от свободной торговли и перейти к протекционизму. Воздвигая таможенные барьеры, Британия надеялась опереться на свою колониальную империю. Все-таки в «стерлинговый блок» входило 600 млн. человек.