Тот, кто убивает дракона - Лейф Перссон

– Этот плакса никогда не станет настоящим полицейским, – констатировал его отец, возвращая своего единственного сына его больной матери и ее заботам. К шоколаду со взбитыми сливками и свежеиспеченным кренделям с корицей.

Сейчас, значит, пришло время снова. Фильм представлял собой получасовой репортаж из реабилитационной клиники на Среднем Западе для пациентов, которые перенесли относительно легкие кровоизлияния и закупорки сосудов сердца и головного мозга и сейчас возвращались к жизни.

Большинство из них сильно напоминали Бекстрёма. Если не принимать во внимание, что они перемещались при помощи ходунков, со слюнями в уголках рта, мертвыми глазами и вместо слов произносили непонятные звуки. Один из них, настолько похожий на Бекстрёма, что вполне мог сойти за его брата-близнеца, как раз удалялся от камеры, когда его уже приспущенные брюки свалились до щиколоток, и на всеобщее обозрение предстал огромный голубой подгузник, находившийся под ними. Тогда он повернулся в сторону камеры, растянул в улыбке влажные губы, взялся за подгузник и осознал, что случилось.

– No panties[4], – пробормотал пациент одновременно с тем, как мягкий голос диктора за кадром рассказал, что как раз данный экземпляр, которому фактически было только сорок четыре года, пусть он и выглядел как старая развалина, в течение многих лет злоупотреблял продуктами с высоким содержанием холестерина, а также пил в больших количествах пиво и бурбон, исходя из некоего нелепого представления, что прием последнего снижал негативное действие первого. В результате пару месяцев назад у пациента произошла относительно неопасная закупорка сосуда головного мозга.

В такой манере все и продолжалось, но Бекстрём уже закрыл глаза и немного замешкался, прежде чем нашел кнопку выключения.

Потом он быстро надел старый тренировочный комбинезон с эмблемой пикета, полученный, когда он был на курсах с гориллами из силовых подразделений, поскольку какая-то светлая голова из полицейского руководства решила, что им, возможно, придется сотрудничать в случае возможной чрезвычайной ситуации.

«Кто, черт побери, в подобном случае обратится к таким», – размышлял Бекстрём в то время, как не без труда зашнуровал свои только что купленные кроссовки, собираясь прогуляться по Кунгсхольмену.

Два часа спустя он вернулся, и, как раз когда вставлял ключ в замок своей двери, его озарило.

«Вот оно в чем дело, – подумал Бекстрём. – Чертов гений в белом халате придумал все с похмелья, и, если есть какая-то справедливость в этом мире, он должен повеситься на собственных кишках».

Только спиртное, никакой жратвы. Тогда кровеносные сосуды будут промыты, как горные ручьи весной, озарило его. И не надо быть доктором, чтобы прийти к такому выводу. Любой думающий человек знает ведь, что алкоголь вообще лучшее средство для расслабления из всех существующих.

Сказано – сделано, и еще через две минуты он позвонил в дверь своему соседу, бывшему боссу с телевидения.

– Ты разве не в отпуске, – пробормотал тот, стоя со стаканом замечательного солодового виски Бекстрёма в руке.

– Попросили задержаться на несколько дней, – солгал Бекстрём, – поэтому сейчас меня интересует, не мог бы я выкупить назад немного из того, что продал тебе накануне. Вполне хватит одной бутылки. Лучше немного солодового виски, если у тебя еще осталось, – добавил он и скосился на стакан в руке телевизионщика.

– Сделки не имеют обратной силы, – пробормотал телевизионный шеф и покачал головой. – Проданное тоже не возвращается.

Потом он просто-напросто закрыл дверь и запер замок на два оборота.

Бекстрём попытался уговорить его через щель для почты, но в качестве единственного аргумента телебосс захлопнул и внутреннюю дверь тоже.

В такой ситуации даже Бекстрёму пришлось сдаться. Он поплелся к себе в квартиру. Еще раз принял душ, почистил зубы и проглотил три таблетки, которые придурочный доктор выписал ему: одну коричневую, одну синюю и одну лиловую. Потом залез в койку. Выключил лампу, никакого прощального письма он ведь не собирался писать, и заснул так, словно кто-то ударил его по голове крышкой от кастрюли.

Когда Бекстрём проснулся, на часах было четыре утра. С ясного голубого неба безжалостно светило солнце, и он чувствовал себя даже хуже, чем когда заснул предыдущим вечером.

Он сварил себе черный кофе и сразу выпил три чашки. Запихал в себя остатки овощей и закончил бутылкой минеральной воды. Потом сразу вышел на улицу и проделал пешком весь путь до здания полиции в Сольне.

Погода стояла такая же дьявольская, как и накануне, и температура не поднялась пока выше двадцати лишь по той простой причине, что была еще ночь. Он добрался до работы, когда едва перевалило за шесть. Еле держась на ногах от усталости и испытывая огромное желание поспать и поесть. Один в целом здании, поскольку все его ленивые и недалекие коллеги храпели дома в своих постелях.

«Надо забраться куда-нибудь, где я смогу вздремнуть», – подумал Бекстрём. И, странствуя наугад, он в конце концов оказался в расположенном в подвале гараже.

– Черт, ну и видок у тебя, Бекстрём, – сказал находившийся там охранник и вытер пальцы о комбинезон, прежде чем протянул вымазанную машинным маслом руку.

– Убийство, – проворчал Бекстрём. – Не мог сомкнуть глаз целые сутки.

– Это не проблема, – сказал охранник. – Ты можешь воспользоваться мобильным наблюдательным пунктом борцов с наркотиками, который я оборудовал для них зимой.

Он открыл дверь обычного синего автофургона. Внутри находилось все, что требовалось в ситуации Бекстрёма. Помимо прочего, даже настоящая кровать.

Два часа спустя он зашевелился, поскольку ноздри ему защекотал аромат свежесваренного кофе. Вдобавок нечто иное, скорее всего из разряда галлюцинаций. Запах свежих булочек с сыром и маслом.

– Жаль, что приходится беспокоить тебя, Бекстрём, – сказал охранник, поставив на пол большой поднос и садясь на стул рядом с кроватью, – но трудоголикам из сыска понадобился их дом на колесах. Сидят, наверное, и наблюдают за какими-нибудь старыми наркоманами в Риссне. Я захватил с собой кофе и бутерброды, если ты голоден.

Бекстрём уничтожил три большие чашки кофе с молоком и две булочки с сыром, даже не поняв, как это произошло. Потом он поблагодарил своего спасителя, чуть не обнял его, но спохватился в последний момент и лишь пожал ему руку и крепко похлопал по спине.

Затем он пошел в тренажерный зал, принял душ и переоделся в чистую гавайскую рубашку, которая хранилась у него в кабинете. И уже около половины десятого утра комиссар Бекстрём сидел за своим письменным столом в криминальном отделе в Сольне. В первый раз за двое суток он чувствовал себя по крайней мере наполовину человеком.

11

Около десяти утра в пятницу в кабинет Бекстрёма пришел коллега Ниеми Йорге Фернандес по прозвищу Чико, который попросил аудиенции у руководителя расследования.

«Черные, черные, черные», – подумал Бекстрём и глубоко вздохнул. Вслух сказать это у него и мысли не возникло. Особенно после всех историй, слышанных им о Петере Ниеми, который ведь тоже был черным в каком-то смысле, северным черным, точнее говоря, и явно лучшим другом Фернандеса, пусть их и разделяла разница в двадцать лет.

– Садись, Чико, – сказал Бекстрём и кивнул в направлении стула для посетителей, откинувшись на спинку собственного стула и сложив руки на том, что осталось от его живота.

«Наверное, я потерял по меньшей мере десять килограммов», – подумал он, испытав легкое беспокойство по поводу того, что случилось с его телом, которое он всегда обожествлял.

– Я слушаю, – продолжил Бекстрём, улыбнулся и кивнул ободряюще посетителю.

У Фернандеса было о чем рассказать. Предыдущим вечером он присутствовал, когда судмедэксперт вскрывал их жертву убийства, и для начала подтвердил оценки Ниеми относительно роста и веса покойного, пусть тот сделал их на глазок.

– Рост метр восемьдесят восемь и вес сто двадцать два килограмма, – констатировал Фернандес. – Петер дока в таких делах.

«На кой черт это сейчас надо знать», – мысленно возмутился Бекстрём.

– Что ведь, пожалуй, стоит держать в памяти, размышляя о том, какими физическими возможностями должен обладать наш преступник, – закончил Фернандес. – А именно немалой силой для манипуляций с таким большим и тяжелым телом.

Помимо избыточного веса и просто сенсационно жирной печени Даниэльссон находился в удивительно хорошем состоянии, никаких серьезных замечаний со стороны патологоанатома, касавшихся его сердца, легких и кровеносной системы. Нормальное увеличение простаты и все такое в соответствии с возрастом. В остальном ничего особенного, принимая в расчет, какой жизнью он жил.

– Если бы он выдерживал всего несколько «сухих» месяцев в году и давал печени возможность восстанавливаться между пьяными раундами, наверняка смог бы прожить больше восьмидесяти, – подвел итог Фернандес.