Заземление: Самое важное открытие о здоровье? - Клинтон Обер

В эпоху, предшествующую появлению Интернета, я был в числе пионеров, продвигавших первые в истории кабельные модемы и дистрибуцию новостей от новостных агентств всего мира через персональные компьютеры. Моими деловыми партнерами были те самые люди, которые создали CNN, НВО и другие кабельные сети.

Я оказался в высшей степени успешным предпринимателем и был вполне доволен жизнью. У меня был дом в горах Колорадо площадью больше 450 м2 с круговой панорамой и видом на Денвер и Скалистые горы. Мой дом был полон произведений искусства и всего, что только можно купить за деньги.

И вот в 1993 году вся эта прекрасная жизнь покатилась под откос. У меня развился серьезный абсцесс в печени — осложнение после процедуры прохождения корневого канала. 80 % печени было серьезно повреждено. Инфекция распространилась по всему телу. Функции всех внутренних органов пошли вразнос. Врачи не стали меня обнадеживать и посоветовали привести все свои дела в порядок.

Однако один молодой хирург сказал, что у меня есть шанс выжить — пусть и очень небольшой — в случае, если я соглашусь на экспериментальную хирургическую операцию по удалению большей части моей поврежденной печени. Он тоже не кормил меня радужными обещаниями, но это была единственная надежда, которая у меня осталась. И я согласился. После 28 дней болезненного послеоперационного восстановления в больнице и усиленной физической терапии я смог вернуться домой. Здоровье начало медленно ко мне возвращаться. Чтобы пройти несколько кварталов, мне потребовалось три или четыре месяца, а милю я смог прошагать только через полгода. Удивительно, но к концу девятого месяца после операции моя печень регенерировала до своего первоначального размера.

В поисках цели

Однажды утром во время этого длительного процесса восстановления я проснулся, выглянул на улицу и обратил внимание на то, что небо кажется мне как будто лазурнее, а зелень деревьев намного ярче, чем когда-либо прежде. Я снова почувствовал себя живым, но этот новый я сильно отличался от меня прежнего. Меня вдруг настигло абсолютное осознание того, что в действительности ни мой дом, ни гора нажитых мною вещей мне не принадлежат. Скорее, это я принадлежу им. Моя жизнь превратилась в сплошную череду забот о собственности. Я потратил всю свою жизнь, коллекционируя этот мусор и заботясь о нем, а потом стараясь добыть еще больше — вот, мол, смотрите все, какой я успешный! Я осознал, что стал рабом своей собственности, да еще и по собственному желанию.

В этот момент я принял решение освободиться и заполнить свою жизнь чем-то иным — чем-то отличающимся от материальной собственности. «Хватит с меня такой жизни, — сказал я вслух сам себе. — Хочу заниматься чем-то другим. Сколько бы той жизни мне ни осталось, я хочу посвятить ее остаток чему-то стоящему, какой-то достойной цели».

Я обзвонил своих детей. Они давно стали взрослыми и разъехались по всей стране. Я попросил их приехать и забрать из моих вещей то, что они захотят. «Все, что останется, я отдам на благотворительность», — объявил я.

Я продал дом. Продал бизнес своим бывшим подчиненным. Поехал и купил трейлер, оборудовал его самым необходимым и отправился в путь. Следующие четыре года я колесил по стране, ища самого себя и свою жизненную миссию. Порой подолгу задерживался у кого-нибудь из детей, но по большей части просто ничего не делал. Приезжал куда-нибудь и на некоторое время разбивал лагерь, ожидая какого-нибудь знака свыше.

Это случилось однажды вечером 1997 года в Ки-Ларго, во Флориде. Мною начинал овладевать зуд нетерпения. Ничего не происходит! Никаких знаков, никаких откровений. К тому времени я уже несколько месяцев жил на одном месте. Сидя на берегу и глядя вдаль на залив, я взмолился, чтобы мне указали путь. Я знал, что меня что-то ожидает… Когда я вернулся в свой трейлер, в уме у меня вертелись какие-то слова, и, помню, я автоматически записал их на клочке бумаги:

«Стань противоположным зарядом».

Что ж, для меня «стать противоположным зарядом» означало активно действовать, тормошить людей, расшевеливать их. Заряжать. Да уж, жажды перемен во мне накопилось достаточно, чтобы заварить хорошую кашу.

Следующей из записанных мною мыслей была такая: «Статус-кво — это враг». Я не мог придумать этой фразе другого объяснения, кроме того, что я начал уставать от собственного статус-кво и ничегонеделания. Вот, пожалуй, и все. По какой-то причине я переписал эти мысли на желтую табличку и сохранил ее. Я понятия не имел, что они означают в действительности.

Когда я следующим утром проснулся, у меня вдруг мелькнула странная идея о том, что сказать что-то мне пытается сама Земля. Однако я не понимал, что именно. Но я чувствовал, что речь идет о чем-то важном и не терпящем отлагательства, и откуда-то знал, что за ответом нужно отправляться на Запад. Я приехал в Лос-Анджелес, но он показался мне чересчур сумасшедшим. После Лос-Анджелеса наступил черед Таксона и Финикса, но ни один из них не дал мне ощущения «правильного» места. Тогда я направился на север и однажды вечером, часов в десять, въехал в Сидону. Припарковался на стоянке для трейлеров возле залива. На следующее утро огляделся по сторонам — и был очарован красотой этой земли. Этот пейзаж взывал к моим корням — к детству, проведенному в сельской Монтане, в атмосфере культуры коренных американцев, которая целиком основана на контакте с миром природы.

«Останусь здесь, — сказал я себе, — пока не найду то, что ищу». И я остался — почти на два года. Завел друзей среди местных художников и галеристов. В качестве хобби — и чтобы занять свободное время — я занялся оборудованием освещения художественных галерей, имевшихся в городе в изобилии.

«Свет в конце тоннеля» вспыхнул для меня в один прекрасный день 1998 года. Я сидел на скамейке в парке и наблюдал за проходившими мимо туристами из самых разных стран мира. В какой-то момент, сам не знаю почему, мое внимание сосредоточилось на том, что было на ногах у этих столь разных людей. Я словно заново увидел тысячи кроссовок на толстой резиновой или пластиковой подошве. На мне самом были точно такие же. И у меня возникла вполне невинная мысль: все эти люди — включая меня — изолированы от земли, от земных поверхностных электрических зарядов под ногами. Я принялся размышлять о статическом электричестве и о том, не может ли такая изоляция как-то действовать на наше здоровье. Ответа на этот вопрос — ни положительного, ни отрицательного — у меня не было. Идея просто возникла в моем мозгу, сама по себе.

Я стал вспоминать о годах, которые провел в мире телевидения и кабельной коммуникации. До появления кабеля телевизионная картинка была полна ряби (мы называем ее «шумом»). Порой эта рябь принимала вид «снежка», полос и всевозможных видов электромагнитной интерференции. Если вы, читатель, еще слишком молоды, чтобы помнить это, вам наверняка знакомо явление радиопомех, которые возникают при подъезде к высоковольтной линии электропередач и проявляются в виде треска и шума.

У нас, в кабельной индустрии, необходимо заземлять и экранировать всю кабельную систему в каждом доме, чтобы помешать внешним электромагнитным сигналам и полям вступать в интерференцию с передачей, производимой по кабелю. Именно так мы обеспечиваем зрителю идеальный сигнал и отчетливую картинку, а заодно не даем сигналу кабельной системы просачиваться наружу, в окружающую среду, и нарушать, к примеру, радиопереговоры полиции или трансляцию телевизионных станций. Кабель состоит из жилы — тонкопроволочного медного проводника, изолирующего слоя и внешнего экрана — буфера. Экранирующий слой имеет электрическое соединение с землей. Он заземлен, чтобы земля могла либо поглощать, либо поставлять недостающие электроны и тем предотвращать вред, который наносят электрические заряды. Все кабельные системы должны быть заземлены и обладать тем же электрическим потенциалом, что и земная поверхность.

Статическое электричество — это не что иное, как искра или незначительный удар, который всем нам случается ощущать, когда мы касаемся металлической дверной ручки после того, как походили по комнате, пол в которой покрыт ковром (см. рис. на стр. 54), или поерзали по сиденью автомобиля Подумаешь, ерунда какая!

Но для некоторых отраслей промышленности это отнюдь не ерунда Уже столетия назад войсковым соединениям приходилось принимать меры по статическому контролю, чтобы предотвратить воспламенение и взрыв складов пороха Сегодня такие меры необходимы в нефтяной индустрии, где случайная искра тоже может вызвать взрыв Современной электронной промышленности электростатические разряды (ЭСР) ежегодно причиняют ущерб, исчисляемый миллиардами долларов, уничтожая высокочувствительные электронные детали и микрочипы ЭСР отрицательно влияют на выход продукции, стоимость и качество производства, надежность продукции и рентабельность предприятий.