Разведчики 111-й - Владимир Пашинин

Проходит час, другой, Покрамович часто посматривает на часы. Ждут и разведчики. Они знают, о чем передано командованию. Подмога подойдет. Должна подойти!

Но пока ее нет. А уже наползает серое утро. Начинают двигаться отступающие немцы. В конце улицы показывается колонна. За ней по этой главной артерии города пойдут другие части. Останутся только заслоны пулеметных гнезд и фаустников — так было уже не раз.

Немецкая колонна все ближе, ближе. Ее обгоняет легковая машина, вырвалась вперед…

Покрамович взмахивает рукой. Ворота разлетаются настежь. С пронзительным свистом вылетают из-под арки разведчики. Развернувшись поперек мостовой, они режут колонну плотными непрерывными очередями. С верхних этажей летят гранаты. Клубы дыма, грохот несутся от стены — это пошли в ход захваченные в ячейке фаусты.

Немцам некуда укрыться среди домов. Где-то дальше — это видно сверху, с балконов — бьются в постромках лошади, машины дают задний ход и врезаются в пехоту.

Но и оставаться на мостовой становится опасно. Немцы начинают обстреливать. Разворотив гранатами окна, разведчики прыгают в них и из домов по обеим сторонам улицы продолжают огонь, стараясь отсекать короткие очереди в два — три выстрела. Завязывается бой, нужно экономить патроны.

Подползают немецкие бронетранспортеры. Крупнокалиберные пулеметы бьют по окнам.

— Менять позиции. Огонь из разных точек! — несется откуда-то голос Покрамовича. — Прицельный огонь! Только прицельный!

Оно и понятно: начни бить очередями — в минуту останешься без патронов.

И наконец! Танк вылетает из-за поворота в конце улицы, за ним второй, третий. Какое-то мгновение они стоят, поводя длинными стволами пушек и будто раздумывая, с чего начать, потом, разом ударив из пулеметов, выбрасывая из орудий языки пламени, срываются с места и крошат, рвут, корежат все на своем пути.

Грохот взрывов, лязг и скрежет гусениц, стук автоматов — все сливается в сплошной гул боя. Кажется, уже не разобрать, где свои, где чужие. Все перемешалось на улице. Но вот на крутой черепичной крыше, где только что были две немецкие каски, уже мелькнула кубанка Лыкова. Петров высунулся из чердачного окна и во все горло орет кому-то:

— Gewehr[16] давай! Отсюда здорово!

Внизу под ним, на балконе, Вокуев с винтовкой. Выстрелит, посмотрит, выберет цель и снова прижмет щеку к прикладу. А в подвальной выемке за бруствером из мешков — Алексеев. Немцы — народ аккуратный. В нишах ячеек они ровно раскладывают гранаты на длинных ручках, чтоб удобно было их сразу взять. И Алексееву удобно: ловко, сноровисто, как мальчишка камень, швыряет он их на ту сторону, в другое такое же гнездо. Не так-то просто накрыть его сверху.

— По гнездам! По фаустникам! Весь огонь по фаустникам! — кричит Покрамович.

Танки рядом. Их уже не три, их больше, и они всё подходят. Разведчики выпрыгивают из окон, выбегают из подъездов. Вместе с мощными, но подслеповатыми в ближнем бою машинами они прорываются к центру и дальше, за площадь. Там пошло быстро: засад уже почти не было, да и из них фаустники бежали. На противоположной окраине часть танков осталась у главной дороги, часть ушла и надежно заперла другие выходы из города.

Часам к восьми утра в Лауенбурге все было кончено. На улицах солдаты трофейных команд грузили оружие, сложенное немцами в штабеля. Под охраной двух-трех конвоиров пленные тянулись на запад, где теперь были уже наши тылы. А на восток, куда устремились черно-желтые стрелы дорожных указателей «Гдыня — Данциг», двигались наши войска.

Отправились в путь и разведчики. Сначала на танках, вместе со своими новыми друзьями, гвардейцами одной из частей корпуса генерала Катукова, проделавшими стремительный ночной марш, чтобы прийти им на помощь. Только механики-водители остались в машинах. Остальные разместились на броне. На башнях разложили немудреную закуску, выпили по маленькой и наговорились до хрипоты — старались перекричать гул машин. Вскоре, однако, пришлось расстаться. Танки пошли дальше по шоссе, а разведчики постояли на обочине, помахали им вслед рукой и свернули на лесную тропинку.

VIII

Ныне, взяв в руки военную историческую книгу или обратившись к энциклопедии, мы без труда можем узнать, что, пытаясь найти выход из катастрофического положения, немецкое командование создало в Восточной Померании сильную группировку (2-я и 11-я армии), ударом которой в южном направлении противник угрожал сорвать наступление советских войск… Развивая наступление, войска 2-го Белорусского фронта разгромили прижатую к морю 2-ю немецкую армию, после упорных уличных боев 28 марта заняли Гдыню, 30 марта овладели Данцигом, а 4 апреля ликвидировали остатки сопротивлявшегося противника на полуострове севернее Гдыни.

Сегодня это — история. А в те дни, когда она писалась оружием наших воинов, никто из них еще не мог точно назвать числа, когда будет занят тот или иной город, когда будут ликвидированы остатки противника. Но день за днем в беспрерывных атаках они отвоевывали метры земли, с каждым шагом приближаясь к морю.

111-я гвардейская дивизия через лесистые крутые сопки шла на пригород Гдыни — Янув. Еще не зная, с чем им предстоит встретиться, разведчики Покрамовича рано утром 11 марта вышли после ночевки из местечка Реды и, поеживаясь со сна, неторопливо потянулись красивой лесной дорогой среди соснового бора. Где-то должен был быть враг, но где? Тишина и спокойствие царили вокруг. Небольшая речушка пересекала дорогу. За деревянным мостиком с мирными сельскими перильцами стояла, как на картинке, водяная мельница. Дальше, метрах в ста, лента шоссе круто сворачивала. Покрамович выслал вперед дозорных, а остальные, ожидая, пока они выяснят, что там, за изгибом, закурили, прилегли подремать на утреннем солнышке. День начинался чудесный.

В эту тишину вдруг разом ворвались вой и грохот мин. Дозорные, лишь какую-то минуту назад скрывшиеся за поворотом, вылетели обратно. Их было четверо — столько и отправилось в разведку, но двое висели на плечах у товарищей.

Ранило Николая Никонова и Владимира Михайлушкина. Накануне, когда ночевали в просторном подвале большого каменного дома, у Михайлушкина разболелись зубы. Он ходил из угла в угол и заговаривал сам себя:

— Несмотря на непрекращающуюся и все усиливающуюся зубную боль, гвардеец Владимир Михайлушкин стойко и мужественно… Ребята, что бы такое сделать?

— Вырвать, — не отрываясь от письма, посоветовал Никонов. — Зацепи на проволочку к двери и сиди. Кто-нибудь войдет — и будь здоров.

— Так лучше сам вырви!

— Я не могу. У меня нервы, — по-прежнему не поднимая головы, ответил Никонов.

Но нервов у Никонова не было, а если были, то из стальных канатов. Ничто не могло взволновать его и хоть на миг вывести из душевного равновесия. Сейчас он, обнаженный до пояса и перевязанный, лежал на расстеленных ватниках и, закрыв глаза, тихо говорил:

— Нас сперва домой пусть отправят. (Домой — это туда, где обоз.) Надо ордена забрать. Документы.

А Михайлушкин, и в добрый-то час злой и желчный, ругался на чем свет стоит:

— И все эти чертовы зубы! Вконец замотали. Не сориентировался я. На шаг бы вперед ступить… Полметра надо было. А теперь не болят, холера их забери!

Осколки были у Михайлушкина в ноге, в руках, и зубная боль действительно отошла.

Подъехала ротная повозка. Раненых отправили. И велели ездовому немедленно возвращаться. Дело оборачивалось худо.

Иван Зайцев, возглавлявший дозор, доложил, что за поворотом дороги две небольшие лесистые сопки. Откуда-то из-за них и ударили минометы.

Рота разделилась на взводы и попыталась прощупать эти высоты. Что на них? Оказалось, что повсюду, где ни попробуй, плотная оборона противника. Был ранен Зайцев.

Тогда, разбившись на мелкие группы, рота пошла в обход сопок, стала нащупывать другие пути. Но всюду разведчики наталкивались на встречный огонь и отходили.

Да, долго отступали немцы. А теперь, стянув всю живую силу и технику на небольшой плацдарм, отчаянно защищали свой последний рубеж. Дальше отступать было уже некуда. С моря начали бить тяжелые корабельные орудия. Здоровенные, как чушки, снаряды ломали лес, рвали его, косили, он поредел, будто на вырубке. А дивизия шла вперед. Медленно, трудно, с большими потерями — но шла.

Наступило утро 13 марта. Еще с ночи разведчики Покрамовича были направлены в один из батальонов 396-го стрелкового полка, глубоко вклинившегося в оборону немцев. Он так вклинился, что оказался почти отрезанным: только узкая перемычка связывала его с полком. Но ведь шел 45-й, а не 41-й год, когда несколько просочившихся в тыл автоматчиков могли посеять панику: «В кольце!!!»

Теперь окружения не боялись — ни в штабах, ни в окопах. Батальону было приказано продолжать наступление, а добыть необходимые сведения о противнике командование поручило разведчикам Покрамовича.