Шпана (СИ) - Тамбовский Сергей

Поделился этими соображениями с подельниками, Лёха ничего не сказал, а Щука посмотрел на меня с уважением, но ответил, что для начала хорошо бы с твоим Чижиком разобраться, а то до левого берега можно просто не добраться, по дороге по ножику в спину каждый получит.

— Да, ты прав, — задумчиво ответил я, высматривая вчерашних пацанчиков, должны же они здесь где-то крутиться, время-то самое рабочее.

И высмотрел на свою беду Ваньку Чижика, он неожиданно вывернулся из-за угла очередного дровяного сарая, один, без сопровождающих.

— Здорово, Санёк, — сказал он мне без всяких эмоций, — ты, я смотрю, приоделся — деньжат где-то поднял что ли?

— И тебе не хворать, Чижик. Я теперь Потап, а не Санька, а у тебя как дела?

— Дела как сажа бела, — отшутился он, — с тобой важные люди поговорить хотят.

— Да ты чо? — удивился я, — а что за люди, о чём поговорить хотят?

— Сёма Шнырь и Боря Ножик, знаешь таких?

Я глянул на Щуку, тот моргнул мне в ответ, мол есть такие.

— Ну слышал, и что дальше? — продолжил я диалог с Чижиком.

— А то, что стрелку они тебе забивают сегодня вечером… на Стрелке, за твой беспредел а Гребнях спросят, так что готовься. Не придёшь, тебя сминусуют сразу, и жизни тебе на ярмарке более не будет.

— Интересно, — задумался я, — стрелка на Стрелке… ну где ж ещё её забивать-то, если вдуматься.

Чижик ничего не понял и просто стоял в ожидании моего ответа.

— Лады, я приду… а место и время можешь уточнить, Стрелка большая?

— За соляными рядами в восемь вечера, — уточнил Чижик, развернулся и отбыл туда, откуда появился пять минут назад.

— Ну что скажете, друганы? — спросил я у друганов.

— Попал ты, Потап, — сморщившись, ответил Щука, — ой как попал, Шнырь с Ножиком это ж два центровых бандита с ярмарки, я про них много чего слышал, но от встречи бог уберёг. Душегубцы они, люди говорят, им человека зарезать, как высморкаться…

— Это мы ещё посмотрим, кто кого зарежет, — бодро ответил я, хотя кошки на душе у меня заскребли отчаянно, сразу две штуки, большие и чёрные. — Делать здесь, как я посмотрю, больше нечего, пошли готовиться к стрелке… и Спиридона проведаем, до восьми часов времени ещё много…

Апостолы были убиты нашим обновлённым внешним видом — долго кружили вокруг каждого, щупали материю и кожу на сапогах, потом старший из них, Петька вроде, решился на предъяву:

— А нам когда такое справите?

— Потерпите, пацаны, — честно признался я им, — денег в обрез осталось, вот разживёмся, у вас не хуже всё заиграет.

Младший апостол надулся и ушёл вглубь дома, а старший встретил мои пояснения с пониманием.

— Как тут ваще дела-то? — продолжил я, — никто не заявлялся, ничего не случилось?

— Тихо всё было, — ответил тот, — а у вас чё нового?

— У нас стрелка с большими людьми с ярмарки. Вечером, за соляными складами. Все пойдём, вы готовьтесь. Теперь вот что — зови сюда Петюню, я инструктаж проводить буду.

— Чего проводить? — не понял Пашка.

— Расскажу, как действовать и говорить, если вдруг что… — туманно ответил я, Петька вернулся, весь надутый, но выслушал мою речь с достаточным вниманием.

— Значит так, пацаны… и мужики, — добавил я, глядя на Щуку, — мы теперь будем называться «Первая образцовая ярмарочная коммуна»… — и услышал сразу три вопроса:

— Почему первая? — от Лёхи, — Что такое коммуна? — от Петьки и — Что за образцы мы тут делать будем? — от Пашки.

Отвечать начал с конца.

— Делают изразцы, а образец это пример для подражания. Коммуна это от французского слова «община» — форма совместной жизни людей, у которых всё общее. А первая… ну просто не было такого раньше… по крайней мере на ярмарке точно не было. Это ясно или ещё пояснения нужны.

Пояснений больше никто не потребовал и я продолжил.

— Все решения сообща принимать будем, большинством голосов. Если голоса поровну разделятся, то мой решающий — есть возражения? Хорошо, что нет. Чем мы будем заниматься… днём что мы будем делать, это я ещё не до конца продумал, на днях расскажу… что-нито общественно-значимое, а ночью будем устанавливать свои порядки на ярмарке. Оружие я у всех вас отбираю, оно будет храниться в потайном месте, выдаваться строго на дело. Теперь полиция и власти… наверняка они нами заинтересуются, и очень скоро… говорить с ними я буду, вы молчите или болтайте что-нибудь несерьёзное, пусть они вас лучше за дурачков принимают.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Пацаны молчали, переваривая сказанное, а я тем временем продолжил:

— Программа на сегодня — у Щуки будет особое задание, сейчас расскажу ему лично, я с Лёхой иду тереть базар со Спиридоном, а вы двое остаётесь на хозяйстве до семи вечера. Потом все впятером выдвигаемся на Стрелку к соляным складам беседовать с двумя важными персонами, Шнырем и Ножиком. Детали расскажу ближе к делу. Всё понятно? Ну тогда отойдём в сторонку, — это я уже Щуке сказал.

Тихонько прошептал ему на ухо инструкции, повторил два раза для надёжности, он кивнул наконец, задал один уточняющий вопрос и скрылся в направлении левого берега. А мы с Лёхой отправились на свидание с целовальником Спиридоном.

— А чё ты ему скажешь? — допытывался по дороге брат, — он же вона какой, богатый да здоровый… или револьвером сразу грозить начнёшь?

— Понимаешь, братуха, — попытался объяснить я ему, — в Америке один умный человек недавно сказал, что добрым словом и пистолетом можно сделать вдвое больше дел, чем одним добрым словом. И я с ним согласен… надо совмещать эти два способа убеждения, а не по отдельности их использовать, тогда всё должно у нас получиться.

— Да что должно получиться-то? — не унимался брат.

— А вот на месте и узнаешь, так я тебе сразу и вывалил все подробности, — усмехнулся я, отпрыгивая от очередного трезвонящего в спину трамвая. — Разъездились тут, ироды, — беззлобно обругал я ни в чём не виноватое транспортное средство.

Приблизились к искомому «Трактиру Рукомойникова»… я ещё подумал, что ему больше пошло бы название «Трактир Рукожопникова»…

— Чё, сразу туда пойдём? — спросил Лёшка, — половой же взашей выгонит, туда таким мальцам, как мы, дорога заказана.

— Не, внутрь мы наверно погодим идти, — ответил я, — давай подождём, пока он наружу высунется.

Ждать пришлось довольно долго, я уже исходил кругами всю эту улицу Рождественскую в районе трактира и изучил все афиши, наклеенные на круглые тумбы. Уяснил между делом, что на гастроли к нам скоро приезжает Московский художественный театр, ещё без приставки «академический», и давать он собирается тут «Чайку» сочинителя Чехова А.П. Также в начале августе запланированы концерты Шаляпина, а ближе к сентябрю в цирк на Самокатной площади приезжает всемирно знаменитый борец Иван Поддубный. Любопытная тут театрально-концертная программа.

Наконец-то на порог своего заведения вышел Спиридон, важно отставил ногу в сторону, вытащил кисет с табаком и начал его нюхать, а затем чихать на всю улицу. Пора с ним познакомиться, подумал я, оставил Лёшку возле афишной тумбы и двинулся через проезжую часть прямиком к трактиру.

Подошёл к Спиридону вплотную, на полметра (или сейчас надо говорить пол-аршина что ли?) и посмотрел ему прямо в выкаченные мутные глазки.

— Чё надо? — недовольно спросил он, — иди, куда шёл!

— Не узнаёшь меня, Спиридон? — спокойно спросил я.

— Мало вас тут таких шляется, всех узнавать чтоб, — пробурчал недовольно он, но некие проблески в его мутных глазках я таки заметил.

— Я Саня Потапов из Благовещенки, — продолжил тем временем я, — ты нас с брательником из дому выгнал, когда матушка померла.

Узнал ведь, теперь точно узнал он меня, я это понял по некоторой суетливости, с которой он спрятал руки за спину.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Ну и чё дальше? — спросил он уже без всякого выражения.

— А дальше, дорогой Спиридон Михалыч, то, что пришла пора долги отдавать.

— Ты чет попутал, малец, долги это у тебя были, ты их мне и отдал, мы теперь в полном расчёте.

— А я вот так не думаю, — сказал ему я и предложил отойти в сторонку: — Здесь больно людно, зачем нужно, чтоб наши разговоры чужие слушали?