Старшая сестра - Любовь Воронкова

Сима, прищурившись, слушала Зину. Глаза её опять загорелись весёлыми огоньками.

– Но до чего ж наша Зинка тихоня! И хитрая – всё как-нибудь потихоньку, осторожно, чтобы подружку свою не обидеть. Знаю я тебя! – И добавила уже серьёзно: – Мне кажется, что Зина права. Давайте так и сделаем. А поговорить с ней поручим Зине. Вот пускай Тамара в спектакле участвует, снежинку будет танцевать!

– А главное, надо подтянуть её по русскому и по математике, – сказала Маша.

– Пускай Зина поможет, раз она её подружка! – предложила Оля Сизова.

И все поддержали:

– Пускай Зина!

– Хорошо, – коротко ответила Зина.

С вопросом о Тамаре Белокуровой было покончено, и девочки с удовольствием перешли к другим делам. А эти «другие» дела были очень интересные.

Старшая вожатая принесла целый ворох белой, розоватой и голубой марли – для костюмов «снежинкам». «Снежинки» будут кружиться и танцевать вокруг оставленной в лесу сиротки Даши.

– Дашу играет Соня? – спросила Зина.

Ей почему-то подумалось, что Тамаре непременно захочется играть эту самую главную роль. Но она тут же возразила самой себе: а почему она так думает? Тамара ещё ничего никому не говорила. Она вообще держит себя так, будто и не знает ничего об этом спектакле.

– Да, Соня Поливанова из седьмого «А», – ответила Сима. – Она очень подходящая к этой роли. Правда, девочки?

– Правда! – раздались голоса со всех сторон. – Она очень хорошенькая. И тихая такая же, как та Дашенька…

– А нашу Зину тоже можно было… – сказала Сима. – И тихая и хорошенькая!

– Как не стыдно! – отмахнулась Зина и покраснела.

– И снежинкой могла бы, – сказала с улыбкой, подмигивая девочкам, Оля, – беленькая!

– Ни за что! Ни за что! – затрясла головой Зина. – Я и повернуться-то не умею. Перестаньте, девочки!

– Она нам красивую стенгазету сделает, вот увидите, – сказала Маша Репкина. – Уж это она сумеет!

– Полная характеристика! – смеялась Сима. – Зина, ты довольна?

– Довольна, довольна! – засмеялась Зина.

Как бегут дни! Вот уже и праздник Октябрьской революции проводили, и другой – Новый год – забрезжил впереди. Вот уже и снег ложится на тротуары…

Зина тихо шла по своей сразу побелевшей улице. Шла и глядела на падающий снег. Зине казалось, что она может глядеть бесконечно на эти пушистые снежинки, которые бесшумно появляются откуда-то из глубины светло-серого неба и всё летят, летят, теряясь в наступающих сумерках и лёгком дыме заводских труб…

«Моя подружка! Моя подружка! – Зина опять вспомнила про Тамару и поморщилась, словно от зубной боли. Но тут же и упрекнула себя: – Вот ведь какая! Как обещать – так это я. А как до дела дошло, так уж мне и не хочется!»

ЗИНА ИСПОЛНЯЕТ ДОЛГ ДРУЖБЫ

Зина и Тамара сидели за маленьким письменным столом. Горела настольная лампа, накрытая пёстрым шёлковым платочком. Из-за стены слышалась негромкая музыка – Антонина Андроновна любит слушать радиопередачи. Когда приёмник выключен, то ей кажется, что в квартире слишком тихо и скучно и чего-то не хватает. Дверь в соседнюю комнату была открыта, и Зина видела Антонину Андроновну, она лежала на диване, читала какую-то толстую растрёпанную книгу и щёлкала кедровые орешки.

Зине мешала музыка, не давала сосредоточиться. Наморщив брови, она старалась сообразить, с чего надо начать задачу. Тамара, с рассеянным видом слушая музыку, легонько постукивала ногой в такт.

– Ну вот, Тамара, слушай…

Тамара зевнула и поближе придвинулась к Зине, взяла карандаш:

– Ну?

Подруги принялись решать задачу. Вернее, решала Зина, а Тамара записывала.

Они записали первый вопрос.

– Ну, и что ты сделаешь дальше? – спросила Зина. Тамара задумалась.

– Ну, помножу триста двадцать на двенадцать…

Зина с изумлением взглянула на неё:

– Зачем?

– Тогда к трёмстам двадцати прибавлю двенадцать и потом разделю…

– И что будет? – Зина слабо улыбнулась. – Да ты ничего не поняла, Тамара! Давай сначала.

Зина терпеливо принялась объяснять задачу.

– А, вон что! – Тамара кивнула головой. – Ну, поняла, поняла. Надо разделить триста двадцать…

– Правильно, правильно! – обрадовалась Зина.

Но Тамара вдруг насторожилась, прислушалась:

– Канделаки поёт! Ой, как я люблю! Нани-на, нани-на!..

Тамара, подпевая Канделаки, вскочила, бросилась в комнату матери и включила приёмник на полную мощность.

…Приезжайте, генацвале!Нани-на, нани-на!Угостим вас цинандали!Нани-на, нани-на…

– Что ты делаешь! – испугалась Зина. – Разве можно так запускать?

Тамара звонким и чистым голосом подпевала Канделаки. Зина взглянула на Антонину Андроновну, ожидая, что она остановит Тамару, но та невозмутимо продолжала читать, пощёлкивая орехи.

В дверях появилась Ирина.

– Там опять соседи пришли, просят радио убавить, – сказала она.

Антонина Андроновна подняла от книги глаза:

– Опять пришли? Удивляюсь, какой невоспитанный народ!..

– Ну, вот ты опять им и скажи, – подхватила Тамара, – что мы к ним не лезем, пусть и они не лезут. Мы в своей квартире пускаем радио, а не у них!

– И скажи, что я полагаю, – добавила Антонина Андроновна, – что в собственной квартире я хозяйка и что хочу, то и делаю… Прямо житья нет, такая некультурщина – лезут в чужую квартиру, да ещё диктуют, как поступать и как не поступать! А для чего же радио изобретали, спрашивается, – чтобы оно молчало? И за что же мы тогда за радио платим, интересно знать?

– Но мне тоже надо уроки делать! – возразила Ирина. – Ведь оно сбивает…

– Оставь меня, пожалуйста, и не раздражай! – ответила Антонина Андроновна. – Когда будет у тебя своя квартира, в чём я сомневаюсь, тогда будешь поступать так, как тебе захочется.

– Да, уж так, как вы, поступать не буду! – проворчала Ирина и ушла в кухню.

Зина сидела, низко склонясь над учебником. Её лицо горело от стыда. Ей хотелось собрать свои книги и тетради и немедленно уйти из этой «собственной» квартиры и никогда-никогда не возвращаться в неё больше! Но Зина знала, что не уйдёт до тех пор, пока Тамара не сделает задачу, пока она не поймёт её как следует.

– Тамара, уже поздно, – напомнила она.

– Ну, иду сейчас! – неохотно ответила Тамара. – Ой, и надоели эти задачи! Ну что я буду с ними возиться, раз я всё равно не понимаю!

– Да ведь надо же решить! – взмолилась Зина.

Ей очень хотелось домой. Мгновенно представилось, как дома сейчас сидят все вокруг стола, занимаются своими делами. Может, Антошка уже сделал уроки, и теперь папа читает вслух «Конька-горбунка» – он вчера начал… А мама сидит и шьёт что-нибудь или вяжет. Домой!

– Давай повторим, – со вздохом сказала Зина. – Тамара, садись.

Тамара села и снова взяла карандаш. Первый вопрос решили. На втором Тамара начала барабанить пальцами в такт весёлой польке, звучавшей по радио.

– Может, в самом деле выключить приёмник? – негромко предложила Зина. – У нас дома мы всегда выключаем…

– Вот ещё нежности! – возразила Тамара. – Давай говори, что там дальше…

Будто после тяжёлой работы возвращалась Зина домой. Лёгкий снежок искрился под фонарями, острый морозец приятно освежал лицо. Сейчас Зина первый раз созналась самой себе, что она устала. Устала от этих занятий с Тамарой, устала от этой дружбы, где всё основано на чувстве долга, только на чувстве долга. А одного этого чувства мало для настоящей дружбы. Зине вдруг стало ясно, что Тамара ей совсем чужой человек и что сердце давно уже закрылось для этой подруги. И впервые ей подумалось: а может, права была Фатьма, когда в тот вечер, в лесу, отняла свою руку?

В эту минуту Зина оглянулась на зелёный домик, мимо которого проходила. Дворничиха Дарима, черноглазая, румяная, в красном с цветами полушалке, стояла у ворот. Зине вдруг очень захотелось забежать к Фатьме, посидеть вместе с ней у них на крылечке, глядя, как падает снег. А потом взять метлу да вместе с Фатьмой помочь тёте Дариме размести снег на тротуаре.

– Здравствуйте, тётя Дарима! – сказала Зина чуть-чуть зазвеневшим голосом.

Она была рада, что сейчас придёт к Фатьме и всё будет, как прежде. Хватит уж, хватит! Хоть и не верный друг Фатьма, но зато Зина – верный. И больше не хочет она жить без Фатьмы!

– Здравствуй, здравствуй, – ответила Дарима.

И Зина съёжилась, почувствовав в её голосе острый холодок.

– Фатьма дома?

– Фатьма дома. Только она, знаете, дворникова дочка. Не инженерова.

Зина растерялась:

– Тётя Дарима, что вы…

– А ничего я. Сама всё вижу. Сама всё понимаю. А между прочим, в Советском Союзе все – люди: инженеры – люди и дворники – люди.

У Зины слёзы подступили к глазам.