Песнь вторая. О принцессе, сумраке и гитаре. - Тиа Атрейдес

Нет, неправильно. Юноша поднял на неё взгляд, и то, что казалось надежно связанным черно-белой паутиной, вырвалось и устремилось к Шу. Словно весенние солнечные лучи искристым трепещущим теплом коснулись её. Весь мир вокруг поблек и пропал, стоило Шу встретиться с ним глазами. Аквамариновые, широко распахнутые навстречу ей водовороты, затягивающие в неизведанные, загадочные глубины. Полные удивления и восторга. Злые боги, восторга? Не ужаса и отвращения, не страха и страдания, а восторга, будто перед ним сказочная фея? Шу заворожено приблизилась к юноше, опасаясь, что вот сейчас он опомнится, поймет, кто перед ним на самом деле, и прекрасное наваждение развеется. Но он продолжал смотреть на неё с доверчивым восхищением, и Шу робко коснулась сначала его мокрых волос, затем виска… Ей показалось, или он и вправду улыбнулся? Боги, как же он красив… светлая нежная кожа, брови вразлет, твердые скулы и упрямый подбородок, прямой нос и четко очерченные яркие губы. И светлые длинные волосы. «Интересно, какого они цвета?» — подумала Шу, легчайшим прикосновением Воздуха высушивая пряди. Они оказались в точности, как его Искусство, золотые и сияющие.

Шу, позабыв обо всем, запустила обе руки в мягко струящиеся пряди, ловя удивительное ощущение… она не знала, как его описать. Будто мириады стрекозиных крылышек щекочут кожу, будто теплые волны прилива поднимают и тянут за собой, будто воздух бурлит и клубится ласковыми искрами и тихим нежным шелестом, будто нет на свете места безопаснее и роднее, и мир вокруг ярок, звонок и прекрасен… и хочется петь, и танцевать, и дарить всем подарки, и делать бессмысленные и приятные глупости. Шу, не отводя взгляда, касалась его бровей, скул, щек, перебирала волосы… Ей казалось, что от юного мага исходит жар, расплавляющий её разум. И ей казалось, что он тянется к ней, трется щекой о её руку, ловит горящими приоткрытыми губами её пальцы. Или не казалось? Но ведь так не бывает?

Шу стояла растерянная и счастливая, не замечая удивленных взглядов торговца, полностью захваченная происходящим чудом. Она не понимала, почему этот юноша не боится её, а позволяет прикасаться к себе, и сам ластится, словно котенок. Она не заметила довольной ухмылки господина Биуна, когда, с трудом оторвав взор от синих манящих озер, кинула ему кошель с десятком монет и жестом велела убираться. Она не знала, сколько прошло времени, пока она прислушивалась к его прерывистому дыханию и биению жилки на виске, мучимая одной лишь мыслью — как ей сохранить, как не лишиться нежданно свалившегося на неё дара богов.

Вместе с осознанием драгоценности нежданного подарка на Шу обрушилось понимание хрупкости, случайности этой встречи. Печаль скорой потери, невозможности… почти невозможности продолжения. Ощущение сопротивления — обстоятельств, чужой воли, судьбы… Шу боялась. До дрожи в коленках, до потемнения в глазах, боялась потерять вдруг обретенное… что? Принцесса пыталась хоть как-то осмыслить смутные образы, невнятные отзвуки. Кто он? Почему оказался здесь? Светлый не может быть преступником. Или может? Или его привезли издалека, где другие законы? Или его продали незаконно? Но вряд ли Биун решился на такое.

Шу казалось, что произошла какая-то ошибка, и, стоит ей узнать правду, и все закончится, не начавшись. Стоит ему сказать, что он не хочет быть рабом, и ей придется отпустить его. Навсегда. Просто потому, что держать его против воли она не сможет. И вероятное расставание станет неизбежным. Может быть, он сам захочет остаться с ней? Может быть, ему будет хорошо с ней, и он не захочет уходить? Шу не верила в такую возможность. Что же делать? Как удержать его?

Шу пришла в голову идея, неожиданности которой она чуть не рассмеялась. Но, на второй взгляд… крохотный шанс. Практически, надежда на чудо. Что, если не дать ему возможности ничего сказать? И сделать вид, что так и надо. Оставить его здесь, хоть ненадолго. На несколько дней, на неделю… сколько получится. Вряд ли он станет писать ей письма с просьбой отпустить его, и она сможет притвориться, будто не догадывается ни о чем… Лучше так. Ничего о нем не знать.

«Как его зовут? Ну почему я не спросила у Биуна? Хотя, наверняка тот и сам не интересовался. Надо как-нибудь его назвать». — Шу припомнила разговор на вчерашнем приёме. Про кошек. Она, кажется, обещала завести себе тигрового кота? Вот, завела. Тигрёнка. Тигрёнок. Она перекатывала это имя на языке, и ей нравилось, как оно звучит. И магу оно вполне подойдет — золотой тигренок с черными и белыми полосками. Очень похоже.

Из размышлений её вытряхнула Балуста. Как всегда, бесцеремонно, она осведомилась, собирается Шу торчать тут до утра, или всё-таки у неё другие планы на вечер. Шу очнулась от грёз и с ужасом сообразила, что всё это время так и продержала юношу стоящим на коленях, да ещё и со связанными за спиной руками. Она чуть не сгорела со стыда. Дура мечтательная! Хорошее начало, многообещающее. Её Высочество аж вздрогнула от злости на себя, идиотку.

— Эй, вставай, — она тихонько потянула его за плечо вверх, нащупывая и сбрасывая с его рук веревки. Попутно Шу удивилась, зачем понадобилось связывать юношу таким жестоким образом, будто он как минимум незаурядный боец. Светлый выглядел так, будто его тоже безжалостно вытаскивают из сладкого сна. Поднявшийся на ноги, он оказался довольно высоким, Шу доставала ему макушкой как раз до уха. — Привет.

— Здравствуйте, Ваше Высочество, — чуть ироничная и почему-то беззащитная улыбка и мягкий, обволакивающий, чуть хрипловатый, выразительный баритон менестреля. Жаль, что не придется его слушать. Но, может быть, потом?

— Молчи, чшшш! — Шу легко коснулась его губ пальчиком, призывая к тишине и накладывая заклятие молчания. Слабенькое, стоит к нему чуть прикоснуться, рассыплется. — Ни слова. Идем, Тигрёнок, — она взяла его за руку и повлекла за собой.

Удивленный взгляд в ответ. Юноша с любопытством озирался по сторонам, пока Шу вела его на второй этаж, в кабинет. Балуста, глядя на художества принцессы, только головой покачала укоризненно, но вмешиваться не стала. Ей совершенно не нравилось, что Шу затеяла странную игру со Светлым магом. Она видела, что оба они совершенно очарованы друг другом, и что-то в них было такое, неопределимое словами, делающее их неуловимо схожими. Не внешне, нет. Ничего общего во внешности, скорее полная противоположность, а что-то в мимике, походке, наклоне головы… Баль не понимала, что задумала принцесса, но считала, что сразу же не снять с него ошейник, и заставить молчать — по меньшей мере, свинство.

Хилл шел за принцессой, как во сне. Ощущение нереальности происходящего с ним немного развеялось, стоило ей заговорить с ним, но почему-то она велела ему молчать. И назвала Тигрёнком. Очень странно. И что она собирается с ним делать? Хилл не мог понять. Мир сместился с привычного места, и не желал возвращаться. Но ему нравилось. И непривычные звуки и краски, и ощущение тепла и безопасности, и прикосновение её ладони. Безопасности? Хиллу казалось, что он спит или сходит с ума. Безопасность раба в руках Тёмной колдуньи, пожирательницы мужчин? Бред и наваждение. Но раньше чутьё на опасность ни разу не изменяло, и он был совершенно уверен в том, что ему ничего не грозит. По крайней мере, в ближайшее время.