Ведьма Дженни может объяснить - Евгения А. Алексеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это всё настоящее? Они настоящие! Но как?!
— Это старинный ритуал на плодородие, Бобби. — Лорен поднялась, и в руке у неё блеснула булавка с лунным камнем. В голосе отменная злость, но для Роберта злость была замаскирована под нежность. — Чтобы Дженни стала плодовитой, как плимутские груши в саду у Эбигейл Пайк.
Роберт дёрнулся, когда булавка Лорен змеиным зубом вонзилась в его большой палец, а потом и она сама припала к ранке, слизывая кровь.
— Да вы же пьяные! — Он наконец заметил мой задранный подол, разбросанные по ковру бутылки, разграбленный книжный шкаф (мы гадали по книгам, какую казнь устроить Мелиссе) и фаянсовую тарелку с двумя кусками пирога (уже знатно обкусанными).
— Мы думали, ты обрадуешься, если Дженни расплодится! — Лорен обиженно захлопала ресницами и шагнула обратно в темноту балкона, облизывая губы.
Роберт с подозрением осмотрел пораненный палец, потом взглянул на Лорен, застывшую как статуя на фоне древесных ветвей и звёздного неба, на меня, уплывавщую на лиственной волне в долину снов, буркнул "чёртовы ведьмы", сбежал вниз и загремел кастрюлями на кухне.
Укол — красная кровь — слюна ведьмы — чёрная кровь…
Может быть Лорен его прокляла?
Глава 3, в которой происходит историческая Погоня
Слава Исиде18 — я не стала свидетельницей супружеской измены. Когда щёлкнул замок на входной двери, я приготовилась услышать смех Лотти, звуки поцелуев и шелест сбрасываемой одежды. В каком-то смысле это был спасительный вариант: Роб с Шарлоттой в любовном угаре, а я даю дёру с шёлковым платьем и нехитрым бельишком.
Невероятно глупо с моей стороны воровать свои вещи из собственного дома, но что поделаешь. Возвращаться к Роберту, зная судьбу наперёд? Или уходить окончательно — от этой мысли у меня разрывается сердце. Поэтому я не собираю манатки разом, а просто периодически наведываюсь домой, высчитывая время, когда Роб торчит в редакции или разъезжает с кем-то из журналистской свиты в поисках нездоровой сенсации. То есть дом свободен практически круглые сутки.
Особое удовольствие вылазкам придаёт методичное поедание лакомств из холодильника. Воздушный ежевичный десерт с шоколадной крошкой. Нежный банановый йогурт. Мороженое с кусочками фисташек. Мммм… Сегодня я сходу ополовинила коробку с клубникой в 35 унций и задумалась. У Роберта ведь аллергия на клубнику, за каким чёртом он её купил?
Я планировала принять ванну с лавандовым маслом, переодеться и доесть ягодки, когда случилось вторжение. И надо же было оставить добычу на самом видном месте… Чёрт! Как можно быть такой дурой и не заглотить всё сразу? Судя по возмущённым воплям, доносящимся из кухни, Роб тоже так считал.
Ноги сами несут меня из спальни, вниз и на выход. Подмышкой шуршит пакет с розовым платьем. Оно нравится Лорен, а мы с ней вечером встречаемся в Музее Колдовства имени Салазара Спенсера: кое-что перепало в отдел оккультной литературы. Вообще мы планируем одно крыло бывшего дома Салазара переделать целиком под библиотеку и архив. Ещё склад всякой таинственной жути в подсобке не разобран…
Я крадусь. Роберт таится. Я шуршу злосчастным пакетом. Роберт навостряет уши и смачно чавкает. Самые крупные ягоды я откладывала на потом. Дура, дурацкая дура! Мы чувствуем друг друга сквозь стены. "Таись, сколько влезет — я всё равно быстрее!" (Ещё бы, все шабаши проходят у чёрта на рогах: дальние холмы, леса и пустоши надо преодолеть на своих двоих, чтобы оказаться на берегу реки, у благословенного круга из двенадцати белых камней в Ковенстеде19. Да, мы не летаем. Хотя Лорен может, я уверена. И не ездим туда на машине, потому что Мелисса — дура и хорошо ещё, что не заставляет добираться туда босиком).
Подозрительно тихо… Он решил, что я не пойду к чёрному ходу на кухне, и наверняка затаился у главного… Пакет подмышкой предательски шуршит, я несусь во всю прыть, Роб выпрыгивает мне навстречу. От столкновения я теряю равновесие и чуть подвернув правую ногу, опрокидываюсь, отползаю — и вот я снова на ногах. Разворачиваюсь и бегу обратно — хищные пальцы Роберта ловят воздух.
Дверь распахивается усилием четырёх рук, мы скатываемся по ступенькам невысокого крыльца и несёмся: ни один не издаёт ни звука. Минуем улочку с уютными соседскими гнёздышками. Мистер Дэвис поливает свою "американскую" лужайку, а миссис Дэвис отдыхает в гамаке, пока их неугомонные детишки — Нэнси и Юджин — носятся как угорелые.
— Какой чудесный новый шланг! — кричим мы. — Какой дивный солнцепёк, прямо Долина Смерти!
Озадаченные Дэвисы исчезают из вида, когда мы сворачиваем на Мэдисон Гарденс, и можно наконец выбросить "на ветер" противно шуршащий бумажный пакет. Обычно я не мусорю, а Роб не забывает надеть солнцезащитные очки.
Проходит минут двадцать, и Роберт начинает выдыхаться. И это притом, что я в неудобном сарафане и на каких-никаких каблуках, а он в брогах для игры в гольф. Я его жалею — дышать нечем! — и мы делаем остановку у бакалейной лавки. Я сразу начинаю царапаться в витрину: смотри, там сок, сок! Но деньги он не успел захватить. Потом мы замедляемся у здания банка. Потом ещё немного сидим у фонтана на маленькой площади у мэрии и еле-еле болтаем ногами. Роберт дышит открытым ртом, как собака, которую он до этого чуть не снёс своей тушей. По ступенькам спускается комиссар Пожарного управления, и Роберт тщетно пытается обратить на себя его внимание, тянет руку. "Мне нужно… с ним… интервью", — хрипит мой обессилевший муж. От жары и невероятных физических усилий мы раскраснелись до неприличия, волосы липнут ко лбу, запахи деревьев и растений тоже окутывают и липнут. Моя французская коса от такой переделки распустилась и запылена. Я бы сейчас выпила Лох-Несс со всеми чудовищами!
— И я бы… не отказался.
— Я произнесла это вслух?
— Да.
Мы из последних сил одолеваем Эшбери-стрит. Я-то понятное дело, стремлюсь в свой "ракитовый куст", в магазинчик, где меня укроет мама (кстати, не факт), а он на что рассчитывает? В какой-то момент Роберта чуть не сбивает на своём велосипеде Оливер. Этот "почтовый поганец" нас бесит, и сегодня мы бы наверное его даже задушили, но просто нет сил. Так что Оливер материт нас на всю улицу, а мы ускоряемся невероятным усилием воли, чтобы не въелся в память этот визг.
Наконец Роб валится на ступеньки Хэттлстоунской круглосуточной аптеки. Я вешаю
