Двенадцатая статуя - Стенли Эллин

Выйдя из офиса, Мел заметил, что дверца кадиллака Файла открыта и вся засыпана каким-то сероватым порошком. Он не сразу понял, что это сделано для того, чтобы обнаружить отпечатки пальцев. Такая мысль больше, чем остальные события дня, сделала для него исчезновение Файла страшной реальностью. Пока что вопросы, которые задавали полицейские, скользили по поверхности — не пришлось упомянуть ни Клаудию Варезе, ни спор о монтаже картины, но впереди новые допросы, и в следующий раз они копнут глубже…

Сай думал о другом.

— Прежде всего, — сказал он, — надо удостовериться, что мы в любой момент можем связаться с теми, кто нам нужен для финальных сцен.

— К чему это? — отозвался Мел. — Без Алекса, который занимался финансированием? Мы даже не можем ничего за него подписать!

— И не надо! — торопливо произнес Сай. — Этот его голливудский адвокат уполномочен заменять Алекса в его отсутствие. К тому же он вложил кучу денег в фильм и по жадности не уступает Файлу. Как только я свяжусь с ним и расскажу, что происходит, он сделает все, чтобы мы закончили картину. Я гарантирую.

— Только если Алекс просто куда-то делся, — сказал Мел. — А если он умер?

— Тогда наше дело плохо. Отснятая нами пленка — его собственность, и пока суд уладит все дела по имуществу, мы давно уже будем на том свете. Но никто не знает, жив он или мертв. Значит надо непременно получить согласие адвоката на завершение фильма в обмен на то, что мы передаем ему картину для выпуска и проката.

— Без допуска на съемочную площадку? — спросила Бетти. — Кто знает, когда мы снова туда попадем? Полицейский сказал: оставаться у себя и ждать, когда прикажут явиться на допрос. Для того, чтобы во всем разобраться, им понадобятся недели — или даже месяцы.

— Возможно, — согласился Сайрус, — но у меня предчувствие, что все произойдет гораздо быстрее.

Он не ошибся. Уже на следующее утро Мела вызвали к комиссару Одоардо Уччи в Главное управление полиции, и беседа оказалась довольно неприятной.

Хуже всего стало, когда комиссар, после серии манипуляций со своим носом, заговорил вдруг о враждебных чувствах, которые Паоло Варезе питал к своему работодателю, а после уклончивых ответов допрашиваемого проявил удивительную осведомленность о сцене, разыгравшейся в памятную для Мела дождливую ночь. Значит, уныло сказал он себе, Ванда действительно проболталась при первом удобном случае.

Он понимал, что при подобных обстоятельствах нет смысла уходить от ответа, и детально описал инцидент, утешая себя, насколько возможно, словами Сайруса о том, что раз Паоло не имеет никакого отношения к исчезновению Файла, ему ничего не смогут пришить.

Реакция Уччи последовала незамедлительно.

— Если бы вы сразу предоставили эту решающую информацию инспектору Конти…

— Решающую? Послушайте, комиссар, мы вышли из офиса через пару минут после Файла. Если бы Варезе попробовал сделать с ним что-то прямо там…

— Однако вы, сеньор, все-таки решили, что он может попытаться, не так ли?

— Верно, но очень скоро убедился, что ошибался.

— Думаю, что через некоторое время докажу вам обратное, сеньор. Точнее, до конца текущего дня. Поэтому вы и сеньора Гордон, оставайтесь, пожалуйста, в вашем отеле до этого времени. Будьте любезны, никаких телефонных разговоров, и, прошу вас, никаких посетителей.

Ближе к вечеру за ними заехал сам Уччи в полицейской машине.

— Куда мы едем? — спросила его Бетти, когда машина резко рванула с места.

— Туда, где находится ваша съемочная группа, сеньора, чтобы доказать, что загадка исчезновения сеньора Файла в действительности никогда не являлась загадкой.

— Значит, вы нашли его? Но где? Что с ним случилось?

— Терпение, сеньора, терпение, — почти игриво произнес комиссар. — Скоро вы сами узнаете ответ. Если, — добавил он мрачно, — у вас хватит самообладания.

Карабинер с автоматом пропустил их в ворота съемочной площадки; еще один, у дверей плотницкой мастерской, стал по стойке смирно, когда они вошли. За перегородкой, в конце помещения, где работал скульптор, их ждали несколько человек.

В одном конце комнаты были Сайрус и Мак-Аарон, в другом, между инспектором Конти и его подчиненным в штатском застыл, крепко сжав губы, взбешенный Паоло Варезе. А в центре, возвышаясь над всеми, на пьедестале стояло изваяние в натуральную величину.

Обезумевший Тиберий, подумал Мел, и невольно отшатнулся. Внезапная догадка молнией вспыхнула в голове. Статуя имело явное сходство со скульптурой еще не пораженного безумием императора, которую они уже отсняли и убрали туда, где хранился использованный реквизит, но еще больше бросалось в глаза тождество этих искаженных черт и лица Александра Файла, изуродованного гримасой ярости.

— Не может быть! — испуганным полушепотом произнесла Бетти. — Неужели…

— Да? — сразу отозвался Уччи, и когда она молча качнула головой, сказал: — Мне очень жаль, сеньора, но я хотел бы, чтобы вы сами поняли, почему никакой загадки в действительности не существовало. Как только я сравнил статую с фотографией сеньора Файла, мне сразу все стало ясно. Влажное пресс-папье, наложенное на лицо, воспроизводит его так точно, что даже слой глины поверх маски, как бы искусно это ни сработано, не в состоянии скрыть подлинные черты. Тем не менее, — он кивком указал на инспектора Конти, — самую важную улику обнаружил мой помощник. Почти все статуи изготовлены до исчезновения сеньора Файла. Только вот эта закончена после. Для чего ее приспособили, совершенно ясно — и в высшей степени неприятно. Поэтому, если вы желаете покинуть помещение прежде, чем мы докажем факт совершения преступления…

Когда Бетти ушла, с трудом переставляя ноги как лунатик, которому приснился кошмар, охваченный чувством вины Мел подумал, что ему следовало бы проводить ее. Но он словно врос в пол, окаменел, будто загипнотизированный взглядом комиссара, который взял молоток и резец и подошел к статуе.

Это вызвало бурную вспышку гнева Паоло Варезе. Он набросился на Уччи, попытался отобрать инструменты и едва не опрокинул его на пол. Когда двое в штатском заломили ему руки и оттащили, он стал отчаянно вырываться, но потом стих.

— Не имеете права! — крикнул он Уччи. — Это произведение искусства!

— И очень удачное, — холодно ответил комиссар. — Почти блестящее. Его можно вывести отсюда по вашему желанию и отправить куда угодно, и никто в мире не узнает о том, что спрятано внутри. Хорошее ли дело, молодой человек, использовать такой талант, как у вас, чтобы скрыть преступление?! Но сейчас-то по крайней мере вы признаетесь, что совершили убийство?

— Нет! Что бы вы ни нашли в моей статуе, я никого не убивал!

— Да? Тогда, возможно, это заставит вас передумать?

Комиссар приложил резец к складке драпирующей фигуру тоги, и осторожно ударил по нему молотком. Потом еще раз, и еще.

Когда отвалились первые покрытые белой эмалевой краской куски, Мел закрыл глаза, но он не мог не слышать — один за другим — беспощадные удары по изваянию, и стук, с которым падала на пол засохшая глина.

Затем раздались иные звуки — металл наткнулся на металл.

И наконец, сердитое восклицание Уччи.

Мел открыл глаза. Первое, что он увидел — широкое лицо комиссара, приоткрывшего рот в почти нелепой гримасе недоумения. Такое же выражение застыло на лицах Сайруса, Мак-Аарона и полицейских: словно не веря своим глазам, все смотрели на раскрывшиеся перед ними внутренности статуи. Там виднелись железные прутья арматуры, проволочный цилиндр каркаса — и больше ничего.

— Не может быть, — пробормотал Уччи. — Это невозможно!

Словно желая выместить свое поражение на скульптуре, он с размаху ударил молотком по голове. Она отвалилась и осталась лежать на полу: пустая маска из папье-маше с кусками прилипшей к ней глины, окрашенной в белую краску.

Паоло освободился из рук полицейских. Он поднял маску и нежно провел пальцами по оставленным молотком вмятинам.

— Варвар, — сказал он Уччи. — Вандал. Неужели вы действительно подумали, что я убийца? Неужели надо было ломать мою работу, чтобы убедиться, что вы ошиблись?

Ошеломленный случившимся комиссар потряс головой.

— Молодой человек, уверяю вас, что все, все улики…

— Какие улики? Неужели я похож на какого-нибудь крестьянина с юга, который только и живет вендеттой? — Паоло сунул маску в лицо Уччи, а тот отпрянул, словно боялся, что она его укусит. — Вот моя месть — вылепить лицо так, чтобы целый мир узнал, что за скотина этот человек. И такой мести мне достаточно, потому что я художник, понимаете, художник, а не мясник! А теперь можете попробовать склеить статую сами, потому что мне здесь больше делать нечего. — Он посмотрел на Сайруса. — Я уеду сразу же, как только сложу свои инструменты, сеньор.