Трудный переход - Мулдаш Уналбаевич Ерназаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Старый Калкаман внимательно слушал сына. Слова, произнесенные им, пугали его, но где-то в глубине души он гордился Караманом: вот каким джигитом стал его сын! И все-таки старик не мог преодолеть своего смущения:
— Сынок, я честно трудился всю жизнь. Вырастил тебя. Не присваивал чужого добра. Разве это плохая жизнь?
— Ты честный человек, отец. Но именно таких, как ты, всегда обманывали и баи, и муллы, и бии. Ты пас скот, а когда-нибудь в твоем доме в достатке водилось мясо? Ты ходишь согнувшись, а посмотри на Алдажара: ему не меньше, чем тебе, а выглядит молодцом, хоть сейчас молодую жену в юрту. Ему не приходилось гнуть спину, всю жизнь жил в свое удовольствие, не вылазил из-за дастархана, — страстно и возбужденно говорил Караман. — Десять лет, как пришла новая власть. В красной юрте ученые люди говорили: не будет скоро баев, не будет кровопийц! Весь их скот раздадут народу, никого не обидят. Нужно только помогать новой власти, ведь она заботится о нас, бедняках, — убеждал отца джигит.
Старик с сомнением покачал головой:
— Если б ты знал, сынок, сколько обещаний я слышал на своем веку. Всю жизнь прожил надеждою на лучшую долю. Не знаю, хорошо ли все то, о чем ты говоришь? Всегда жили степняки так, и предки, и мы. Как можно отбирать то, что принадлежит другому? Богатство досталось Алдажару от предков, забирать чужое — самый тяжкий грех, — Калкаман беспокойно смотрел на сына. — Я слишком стар. Мне больше думается о смерти, чем о жизни. А ты, конечно, должен думать о своей судьбе. Но я очень тревожусь, как бы с тобой не приключилось чего-либо худого, уж больно ты горяч и всему веришь.
— Не беспокойся, отец, богатство Алдажару нажили и приумножили бедняки. Вот теперь мы и получим справедливую плату за наш труд. Сполна.
— Ох, сынок, сынок! Неспокойно у меня на сердце. Снятся нехорошие сны. Вчера снилось, будто на тебя напал матерый волк, ты борешься, весь искусан, исцарапан, но в страшной схватке побеждаешь его. Видно, жизнь твоя будет трудной, и выпадет на твою долю нелегкая судьба. Это хорошо, что ты победил волка. Возможно, и правда все то, о чем ты говорил. Стар я. Когда был моложе, тоже кровь горячая была, — вздохнул старик.
— А я трудностей не боюсь, — Караман сжал кулаки, — без борьбы не будет победы. Мы должны разогнать черных волков. Когда их не будет, весь народ станет свободным и счастливым. Будем жить в красивых юртах и пасти свой скот. Никто не посмеет поднять палку над нашей головой.
— Сказки все это! — усмехнувшись, отмахнулся старик.
Но Караман, казалось, не услышав его, упрямо продолжал:
— Наши дети будут учиться, станут грамотными людьми. Раз новая власть за бедняков, значит, она справедливая, и мы должны верить ей, — у Карамана весело заблестели глаза. — Тебя, отец, я одену в самый красивый чапан, будешь жить еще сто лет и радоваться внукам и правнукам.
— Какие хорошие слова говоришь, сынок, — глаза старика мечтательно затуманились. — Пусть они сбудутся, пусть аллах даст тебе счастье. Ведь ты у меня единственный сын.
В душе Калкаман гордился сыном: ладный джигит и умом не обижен! Разве мыслимо было раньше, чтобы сын бедняка знал грамоту? И рассуждает джигит умно и ладно. Только бы берег себя. Ведь добром-то баи не отдадут своего богатства.
— Устал я что-то. Пойду в юрту, — опираясь на посох, старик медленно стал спускаться с сопки.
В ауле все пришло в движение: последние табуны и отары овец вошли в него. Женщины доили коров, джигиты и дети привязывали ягнят к когени[11], ловили одичавших лошадей куруком[12].
Усталые, с задубевшими от степного ветра лицами чабаны спешились, расседлали лошадей и ушли к своим юртам на отдых.
Задумавшись, Караман смотрел на далекие холмы. Легкий ветерок играл еще сочными травами, покачивал кустарник — будто зеленые волны пробегали по степи. «Природа не только прекрасна, — раздумывал чабан, — но и справедлива. Травы, кустарники, деревья берут от солнца, облаков, земли все, что необходимо им для жизни и роста. Почему же у людей устроено иначе?»
На горизонте показалась группа всадников, направляющаяся прямо к аулу. Когда они подъехали поближе, Караман, узнав своих друзей, побежал с холма вниз, радостно приветствуя их. Приехали аулнаи Жарылкап, Торетай, Алимбай, Шалхарбай, Казамбай и чабаны Тогатай, Жарлыбай и Тышканбай.
Караман и его жена Зауре приветливо встретили прибывших друзей. Заботливо придерживая лошадей за уздечки, помогли гостям спешиться.
В бедную семью старого Калкамана пришло веселье. Зауре с любопытством прислушивалась к оживленному, шутливому разговору мужчин:
— Что-то вы очень веселы сегодня! Наверное, у вас какая-то радость или хорошая весть. Могли бы поделиться и с женщиной!
Тогатай лукаво взглянул на нее:
— У тебя, Зауре, замечательный муж, видимо, и детки скоро пойдут. Вот, смотри на Карамана и радуйся. Какие еще радости могут быть у женщины?
— Ты прав, Тогатай. У нас пока, действительно, радостей, кроме этой, нет. Но вы, джигиты, много на себя не берите. Придет время, и мы сами решим, в чем наша радость, — шутливо пригрозила Зауре.
— Да, — улыбнулся Караман, — будьте осторожны, джигиты, с женщиной. По новым законам они теперь равноправны. Раньше без калыма нельзя было жениться, а теперь без любви и согласия с ее стороны и вовсе к девушке не подступишься. Зауре, я не отрицаю твоих прав, но не забывай: в новых законах не сказано, чтобы ты морила голодом своего мужа и гостей.
Приехавшие почтительно отдали салем старому Калкаману и, рассевшись на расстеленном корпеше, повели оживленный разговор, обмениваясь новостями. Жена Карамана сноровисто накрыла дастархан, внесла кипящий самовар. После чая на огромном самодельном блюде задымился аппетитный бесбармак.
— Наверное, последнего барана зарезали, — вздохнул Тогатай.
— Наш народ всегда радовался гостям, — заметила Зауре. — Когда в доме друзья, а на дастархане изобилие — это ли не радость. Все лучшее в доме берегли для гостей. Если мой муж говорит правду, скоро все заживем, словно баи. Нужно и своих близких встречать с достоинством.
Чабан Жарлыбай недовольно произнес:
— Одни разговоры. Пока
