Утро 2020 года - Олег Северюхин

– Витя, не надо, - сказала Лена. - Этот человек находится здесь по распоряжению лидера нации и мы должны ему показать, как мы живем. Он человек прошлого века и многих вещей не понимает.

– К нашим ребятам попадет, все поймет, - буркнул Витя и сосредоточился на вождении автомобиля.

Глава 14

Дальше мы ехали молча. Всю программу показа я им поломал. Что-то во всем было не так. Как будто специально для меня сделали декорации Москвы. Пустынные улицы. Неинтенсивное автомобильное движение. Это в Москве-то, которая плакала и рыдала от автомобильных пробок в начале двадцать первого века. Единисты. Запрещение персональных компьютеров как пишущих машинок во времена застоя. Газет не дают. Есть ли они вообще? Всеобщая партизация. Поклонение лидеру нации. А ведь я его знал еще зеленым представителем «Нашего дома Россия» из второй столицы. Ладно, хрен с ними, пусть возят, куда хотят.

Мы еще с час покатались по улицам города и так же молча вернулись в мое пристанище. Я остался один. Где-то в час дня пришла миловидная девочка в белом передничке и в белой наколочке на голове и принесла обед. Все молчком.

Немного отдохнув, я выглянул в коридор. Никого. Точно так же я вышел на улицу. Немноголюдно. Зашел в метро. Никаких толп. Конечно, не час пик. Пошел в сторону женщины-контролера. Приветственно махнул ей рукой и прошел на эскалатор. Никто меня не останавливал. Доехал до «Белорусской», перешел на кольцевую и вышел на улицу. Сразу на выходе из метро слева есть небольшая кованая калитка. Быстро зашел в нее и пошел по проходу между зданиями. Вышел на Большую Грузинскую улицу и через арку прошел на Тверскую. Встал на остановке троллейбуса. Через некоторое время из арки появились трое мужчин, чьи лица я фиксировал в разных местах в метро. Так и есть - слежка. Главное, что я их выявил. Где-то еще есть половина бригады на автомашине, поэтому оторваться от них можно будет только в метро. Два человека сели со мной в троллейбус маршрута номер четыре. Я проехал две остановки и вышел. Снова нырнул в метро и поехал в сторону Краснопресненской. Место старое и проверенное. Как говорят, место намоленное всеми сторонами. Там мне удалось скинуть хвост. Сейчас они прочесывают прилегающие улицы и выбирают возможное направление моего движения в метро. Из центра уезжать не стал, потому что мои поиски будут сосредоточены на окраинах, куда я так стремился. На Гоголевском бульваре на скамейке сидел пожилой мужчина, а если говорить с моей точки зрения, то просто мужчина, года на два-три старше меня. С палочкой. В светлом плаще. Что-то знакомое проглядывалось в чертах его лица.

– Разрешите присесть рядом, - спросил я.

– Садись, садись, если не боишься сесть, - с хриплым смешком ответил мужчина. - Все, кто садится рядом со мной, садятся надолго и по-настоящему.

– Что же вы такого сделали, что всех, кто сидит с вами - садят, а вас не садят?

– Они все боятся меня. Однозначно. Я баллотировался на пост лидера нации, но они мобилизовали весь административный ресурс, чтобы уничтожить мою партию. Она стояла им поперек горла. Только я мог говорить правду. Только я мог стать лидером нации. И вот я сейчас сижу на скамеечке и кормлю голубей. Где, спрашиваю, коммунисты? А нет их. Были и все вышли. Мавзолей переделывают под нового хозяина. Ленина в земле похоронили. Хоть кто-то против пикнул? Только я сказал свое мнение, но все газеты и телевидение в руках единой партии. Обо мне даже и никто не заикнулся, а раньше все газеты считали за честь взять у меня интервью. И я им его давал. Да еще как давал. Где «яблочники»? На сухофрукты пошли. Где правые силы. Там и остались. Справа и в прошлом. Где аграрии? Все перебежали к единоличникам. Даже в моей партии оказались перебежчики и достаточно много.

Мужчина еще посидел, пошевелил губами и продолжил:

– Вот ты мне скажи, чье сейчас телевидение? Единой партии. Чьи газеты? «Новая правда», «Новые известия», «Новая Россия», «Новая независимая газета», «Новая литературная Россия», «Новая литературная газета», журналы «Новый огонек», «Новое знамя», «Новая Нева», «Новый октябрь», «Новая звезда»? Тоже под партией. Все стали новые, только мы стали старые, хэ-хэ. А ты чего ко мне с расспросами прицепился? Кто тебя подослал? Вербовать в единую партию? Не выйдет! Вы еще обо мне узнаете. Слушай, а у тебя закурить нет? Не курил, когда возможность была, а сейчас вот захотелось и стрельнуть не у кого.

– Что это у вас за тетрадочка, - спросил я.

– Мемуары пишу. Записки лидера политической партии. Вряд ли напечатают.

– Давайте я вам что-нибудь напишу, тогда обязательно напечатают.

– Ты что, Гоголь что ли?

– Гоголь не Гоголь, но буквы русские помню.

Взяв тетрадочку и ручку, я быстро начал записывать строчки, которые так и просились на бумагу. Не запишешь - забудешь, причем забудешь так, что никакими намеками не напомнишь обдуманный замысел.

Нации лидер, смотрящее око,Сам не у власти, но власти навалом,Люди толпой и товарища локоть,Митинг за лидера, речи базаром.Белым по красному пыжится лозунг:«Смертная казнь для народных врагов»,Пьяный мужик бьет фуражечку оземь,Слово не так - будет ад, семь кругов.В пятом издании избранных мыслейСказано просто - для счастья людейВдарим по миру кривым коромыслом,Страх наведем на заморских блядей.Каждое слово заносят в анналы,Есть институт разработки речей,С древней «Дубинушкой» роют каналы,Мальчик в приюте остался ничей.Каждого лидера делает свита,Место прикормлено - семга с икрой,Новый придет - оттолкнут от корыта,Скажут, все было старинной игрой.Нации лидер лежит в Мавзолее,Рядышком тоже, отец наш - грузин,Солнце встает, на Востоке алеет,Надо за водкой идти в магазин.

Мужчина почитал написанное и сказал:

– Ты где раньше был? Я бы тебя в свою партию принял и выиграл бы выборы. Стихи всегда воспринимаются как песня и запоминаются надолго. Тут вот стихи одного поэта в списке ходят. О России старой, а Новая Россия считает, что эти стихи ее позорят. А народу нравится. Нас все назад стараются поворотить, хотят к «золотому веку» привести. Покажу я друзьям твои стихи, есть у меня один редактор знакомый, не главный, но редактор, понимающий человек. А ты, давай, иди, тебя, наверное, уже ищут, мало у нас поэтов, которые по улицам свободно ходят и стихи свои в тетрадки незнакомым старикам записывают.

Глава 15

День клонился к закату. Можно было вернуться в теплый кабинет с кожаным диваном и чистым постельным бельем, чтобы дожидаться решения своей судьбы, а можно было и пожить в этом знакомом и незнакомом мире, где обитают совершенно незнакомые мне люди. Главное, что мне не знаком их дух и я не знаю, чем они живут. Куда можно податься? Конечно, в кабак. Не в ресторан, а именно в кабак. Около ресторанов и мест культурного досуга меня будут искать. Каждый человек находится на своем уровне и общается с людьми своего уровня. Появление на чужом уровне заметно всем и против чужака включается немотивированная агрессия, как на человека, несущего опасность для существования кого-то из них. Мой костюм нельзя было назвать шикарным, а отсутствие галстука делало меня похожим на жителей той ступени общества, где я хотел потеряться. Конечно, информация о моем появлении дойдет и до них, но пройдет некоторое время, прежде чем меня доставят на правеж к лидеру нации.

Кабак, а вернее, пивную я нашел в одном из дворов по характерному запаху и по тому, что в эту зеленую и обшарпанную дверь заходили одни мужики определенного вида, который создавался веками и его трудно было переделать любой властью, то закрывавшей, то открывавшей эти заведения.

Все пивные на одно лицо, а те, которые в развитии своем просто-напросто деградировали, стали похожими на пивные пятидесятых годов прошлого столетия: квадратные «а ля фуршетные» по грудь столики на высоких ножках, пузатые пивные кружки, граненые стаканы для компота, в которые под столешницей наливается водка, кусочки вяленой рыбы, сухарики и маленькие сушечки, окурки в тарелке из-под закуски и стоящий столбом дым от дешевых папирос типа «мэтр курим - два бросаем». То ли время пошло вспять, то ли я попал в какую-то параллельную страну, которая находится в начале застоя, лопнувшего и открывшего народу глаза на окружающий мир и показавшему, что благополучие зиждется не только на туалетной бумаге и палке вареной колбасы. Но пока до этого далеко.

Я встал в уголочке и стал наблюдать за посетителями. Честно говоря, такие люди есть всегда и везде и в любом обществе от самого благополучного до самого неблагополучного. Есть одна российская особенность - пожалеть человека одинокого и кем-то или чем-то обиженного. Через какое-то время изрядно подвыпивший мужчина со второго от меня столика обратил на меня внимания, задумчиво покусывая кусочек засохшей воблы.