Леший - Алексей Писемский

- Ничего, - говорю, - вместе сосчитаем; не обочту, не бойся.

- Оно точно-с, только, сударь, помилуйте: сумма-то уже эта ни с чем несообразна.

- Отчего ж несообразна? У тебя, я думаю, в кармане лежит около того, а чего недостанет, я и в долг поверю.

- И сотой части, сударь, около того нет. Шутить надо мной изволите: я не больше того, как в шутку принимаю ваши слова.

- То-то и есть, любезный, - начал уж я ему говорить серьезно, - хорошо, что ты скоро догадался. Неужели же ты думаешь, что я из-за денег стану с тобой заодно плутовать и мошенничать?

И начал ему потом высчитывать вся и все: все ему его добрые деяния представил, как в зеркале; но... как бы вы думали, милостивый государь... у него достало духу от первого до последнего моего слова во всем запереться: по его понятию, правей человека на свете нет! Хоть бы маленькое раскаяние в том, что дурно делал! Толковал, толковал с ним так, что в горле пересохло, наконец, выслал от себя и с первой же почтою написал барину письмо с подробным изложением всех обстоятельств. Что будет на это письмо, не знаю-с, а жду ответа с большим нетерпением.

III

Следствие мы производили около двух недель. Перед самым потом отъездом исправник пришел ко мне с торжествующим лицом.

- Что это, Иван Семеныч, вы сегодня что-то очень веселы? - заметил я ему.

- Да-с, веселенек, - отвечал он. - Сегодня я получил письмо от барина Егора Парменова, которое душевно меня порадовало.

- Какого же содержания? - спросил было я.

- Ну, уж этого я теперь вам не скажу, а вы сами увидите, когда поедем назад через Марково, - сказал он и во всю дорогу, несмотря на мои расспросы, ничего мне не объяснил, а, приехав в Марково, велел собрать сход.

Егор Парменов сейчас явился к нам, бледный, худой, так что я его едва узнал.

- Батюшка Иван Семеныч, - отнесся он прямо к исправнику, - позвольте мне с вами два слова наедине сказать.

- Да зачем же наедине? - возразил ему тот. - Если тебе что нужно, так говори и при господине чиновнике. Секретов у меня с тобою не было, да и быть не может.

- Это дела-с собственные мои, домашние, так как я получил от господина моего письмо, с большими к себе и жене моей выговорами, - за что и про что, не знаю; только и сказано, чтоб я сейчас же исполнил какое от вас будет приказание. Разрешите, сударь, бога ради, как и что такое? Я одним мнением измучился пуще бог знает чего.

- Приказание мое я объявлю тебе на сходке, - отвечал исправник.

- Сходка готова; только мне до сходки желалось бы знать ваше распоряжение, - проговорил Егор Парменов.

- А коли готова, так и пойдем, - сказал исправник и пошел.

Я последовал за ним, Егор Парменов тоже. Проходя мимо флигеля, в котором тот жил, исправник обернулся к нему и сказал:

- Потрудись, Егор Парменыч, зайти и за женою; надобно, чтобы и она там была.

- Да она-то там зачем же нужна-с?

- Да так уж, так надобно.

Егор Парменов пожал плечами, пошел во флигель, но скоро вернулся.

- Нельзя ли, батюшка, жены не требовать: женщина она непривычная, на сходках мужицких не бывала. Сделайте-с такую божескую милость освободите ее, - сказал он.

- Нет, любезный, нельзя, - такое уже дело идет, нельзя, - возразил хладнокровно исправник.

Егор Парменов вздохнул, махнул рукою и пошел опять во флигель.

- Иван Семеныч, не жестоко ли это? - заметил я ему.

- Ничего-с! Она вот услышит и распорядится с супругом лучше всех нас.

Мы вошли в сборную избу, где уж была целая толпа мужиков.

- Здравствуйте, братцы, - сказал исправник.

- Здорово, бачка! Здорово, кормилец! - раздалось со всех сторон.

- Как живете-можете?

- Поманеньку, кормилец! Как твое благополучие?

- Тоже помаленьку: живу да хлеб жую.

- И дай те господи много лет жить да здравствовать, - сказали мужики, все в один голос.

- Спасибо, ребята, - отвечал Иван Семеныч и потом, оглядев толпу, прибавил: - а что, Петр Иванов здесь?

- Здесь, судырь, - отвечал из толпы, выступив немного вперед, как лунь седой старик, который, по своей почтенной наружности, был как отлетный соболь между другими мужиками.

- Ну что, старина, каково твое здоровье? Поправляется ли?

- Нешто, судырь; не против прежнего, а все надо бога благодарить. С нынешнего лета начинаю напольную работу поработывать.

- Это-с, рекомендую вам, - отнесся ко мне исправник, - прежний здешний бурмистр, старик добрый, богомольный, начетник священного писания.

- Благодарствую, что хвалить изволишь, а уж какое наше читанье: в книге видим одно, а делаем другое.

- Больно уж ты тогда барским-то гневом огорчился.

- Что делать-то, судырь, - отвечал старик с грустной улыбкой, - хлибки мы ведь уж оченно... что маненько не по нас, сейчас и в ропот, - к мирскому-то большую привязку имеем.

- Ну, а писать-то можешь еще? Не разучился? - спросил исправник.

- Пишу еще; земским я теперь от управителя поставлен: письма-то много.

- Как земским? - спросил Иван Семеныч. - Я этого и не знал. Это, значит, он тебя уж совсем своим подначальным сделал.

- Не знаю, судырь: его дело и его разуменье; только то, что должность эта мне маненько не по летам. Он вон уж и сам в очки смотрит, а я, пожалуй, годов на тридцать постарше его, - отвечал старик.

- А что, братцы, - начал Иван Семеныч после минутного молчания, обращаясь к мужикам, - как вы думаете и желаете, не лучше ли бы было, если бы вами опять начал управлять Петр Иванов, а Егора Парменова в смену?

При этом объявлении старик остался совершенно спокоен; у мужиков на всех почти лицах отразилось удовольствие, и все они переглянулись между собою.

Рыжий мужик, споривший с Егором Парменовым в тот наш проезд, первый заговорил:

- Это бы, ваше высокородие, лучше не надо быть, - в глаза и за глаза скажем. Егору Парменычу против Петра Иваныча не начальствовать.

- Это ты, братец, говоришь один, - возразил исправник, - а что скажет мир; говорите, братцы, все вдруг, как вы думаете?

- А что, бачка, миром те скажем, за Петра Иваныча мы окромя только бога молили, а от Егора Парменыча временем, пожалуй, жутко бывает! - послышалось разом несколько голосов.

- Один в деле, по рассудку, спросит, а другой просто те оказать обидчик: оборвет да облает - вот-те и порядки все, - добавил рыжий мужик.

На эти слова вошел Егор Парменов, вместе с женою своею, которая точно была премодная, собою недурна; оделась она, вероятно, для внушения к себе вящего уважения, в шелковое платье и даже надела шляпку, а в руках держала зонтик; вошла она прямо и довольно дерзко обратилась к исправнику:

- Что такое вам угодно от меня?

- Сейчас, милостивая государыня, - отвечал тот и, став посередине избы, вынул из бокового кармана письмо.

- Это я, - начал он, - читаю письмо вашего господина: "Милостивый государь Иван Семеныч! Приношу вам мою чувствительную благодарность за уведомление о беспутствах моего управителя - Егора Парменова. Оставить его в настоящей должности я считаю вредным для себя и для имения, и потому покорнейше прошу, по доброте вашей, принять участие и немедленно сделать распоряжение о смене его и о назначении в управляющие более благонадежного, по усмотрению вашему, человека; он же, как обманувший мое доверие, должен поступить зауряд в число дворовых людей".

Егор Парменов, побледневший, как преступник в минуты объявления ему судебного приговора, прислонился только к стене, а жена его зарыдала, - но, впрочем, проговорила:

- Что такое вы писали!.. Мы сами тоже будем господину писать: может быть, будет что-нибудь и другое.

- Пишите, сударыня; и я желаю от души вашему мужу оправдаться, возразил Иван Семеныч. - Но вместе с тем, чтобы ты меня, Егор Парменыч, впоследствии не обвинил, что я на тебя что-нибудь налгал или выдумал, так вот, братцы-мужички, что я писал к вашему барину, - и затем, вынув из кармана черновое письмо, прочитал его во всеуслышание. В письме этом было написано все, что он мне говорил.

- Солгал ли я, выдумал ли я тут что-нибудь? - заключил он, обращаясь к мужикам.

Управительница взглянула на мужа так, что мне сделалось страшно за него.

- Ничего этого и в помышлениях моих не бывало; я и смолоду этими делами не занимался, а не то что по теперешним моим заботам. Выдумать на человека по злобе можно все! - возразил было он.

Некоторые из мужиков усмехнулись.

- Ну как, Егор Парменыч, не бывало! - сказал опять рыжий мужик, видно, заклятой в душе враг его. - Доказывать-то на тебя не смели, а може, бывало и больше... где лаской, а где и другим брал...

- Вместо Егора Парменова, - заговорил опять исправник, - я назначаю, по вашему желанию, Петра Иванова. Желаете ли вы?

- Желаем, бачка, все мы того желаем.

- Стало, быть делу так. Ты, Егор Парменов, изволь сдать все счеты и отчеты руками, а ты, Петр Иванов, прими аккуратнее; на себя ничего не принимай: сам после отвечать будешь. Прощайте, братцы! Прощай, Егор Парменов! Не пеняй на меня: сама себя раба бьет, коли нечисто жнет, заключил Иван Семеныч, и мы с ним вышли и тотчас же выехали.