Царица ночи - Нелли Хейл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Следуя наставлениям из свитка, она встала в центре поляны, разложила перед собой подношения и расшитое цветами полотенце, прежде предназначенное в подарок Матвею. На него легли обереги и бусы, сделанные из дерева и красивых камней. После она разделась донага и едва не вскрикнула – в тело словно впились десятки ледяных иголок. Фая поспешно распустила косу, оставив волосы струиться по плечам и груди, прикрывая бедра. Они дали совсем крохотную толику тепла. Затем она встала на колени, подставляя лунному свету спину, и очертила вокруг себя полукруг, делая нужные отметки среди сухих еловых игл и шепча под нос выученную ранее молитву. Говорила она медленно, привыкая к словам на древнем языке, из которых точно знала всего одно – Марена, грозная повелительница ночи, олицетворение круговорота рождения, плодородия и смерти. Ее духу не нашлось места среди идолов на капище, но ее могущество было неоспоримо. Без ее воли на полях не всходили посевы, а трава для скота становилась горькой и сухой. Она правила в царстве за рекой Смородиной, и каждый, кто умирал, становился ее подданным.
Шло время. Фая не чувствовала пальцев ног и рук, вокруг не осталось звуков, кроме ее собственного прерывистого дыхания, но мысль о том, чтобы остановиться, ни разу не посетила ее. Лунный свет стал таким густым, что она не видела ничего за пределами круга. Завершая ритуал, она вытащила из кармана лежащей недалеко юбки нож и, дав ему искупаться в свете, приставила кончик к груди. Какие бы подношения она ни принесла с собой, дух не прислушается к желанию ее сердца, если сперва не получит его крови.
Это самое сердце билось с болью, утонувшей в стоне Фаи, когда она сделала надрез. Он повторял форму полумесяца с опущенными вниз концами, как было наказано в свитке. По лезвию побежало тепло. Она быстро прикусила губу, напоминая, ради чего пришла сюда. Боль уйдет, исчезнет и шрам. А что ей всего дороже, останется с ней навсегда.
Прижав платок к груди, чтобы остановить кровь, она вытянула нож и позволила каплям крови упасть на каждый из символов, начертанных на круге. Те мгновенно впитались в землю. Ее жертва была принята. Фая положила окровавленный нож рядом и всхлипнула, комкая насквозь промокшую ткань и скрючившись над землей. Оставалось только ждать и надеяться, что луна, вечная помощница девушек в гаданиях и ритуалах, поможет ей и сейчас. Время шло, но вокруг стояла тишина. Внутри нее начало расти отчаяние, усиливая боль в груди при каждом вздохе. Зубы выбивали дробь от холода.
Когда слезы высохли, что-то коснулось ее волос у самой шеи – точно пальцы перебирали густые пряди. Она медленно подняла голову и замерла, встретив пронзительный взгляд янтарных глаз. Сверху вниз, выпрямившись во весь рост, на нее смотрела старуха, закутанная в черные лохмотья. Кожа ее была белая, как у покойницы, а седые волосы уложены вокруг головы короной. Не моргая, она смотрела в лицо Фае, которая больше не чувствовала ни боли, ни холода; ее тело было во власти невидимой силы, исходившей от старухи, и когда та заговорила, каждое слово отдавалось ударом внутри замершего сердца.
– Убери свою игрушку, пока я не передумала. Чужих благословений тут не надо.
Фая моргнула, не сразу понимая, о чем речь, но затем сжатую в кулак руку словно обожгло. Раскрыв ладонь, она посмотрела на конька. Веревкой-уздечкой он был привязан к ее запястью. Пришлось бросить его за пределы круга, в кромешную тьму, но у Фаи не было времени за него испугаться. Марена заговорила снова:
– Сегодня ты и твои люди возносили молитвы богам и просили помощи духов предков в грядущей битве. Зачем ты пришла сейчас ко мне?
Фая наконец обрела дар речи:
– Просить за того, кто мне мил.
На морщинистом лице не появилось ни усмешки, ни признаков узнавания.
– Коли среди его предков были великие воины, они ему помогут. Коли нет, после смерти его встретят как подобает.
– Он не может умереть! – Фая сорвалась на крик, но старуха даже не шелохнулась. Лишь тонкая седая бровь поползла вверх.
– И это говоришь ты? Решила, раз дары твои так искусны, получила надо мной власть?
– Пожалуйста, – отчаянно зашептала Фая, простирая к ней дрожащую руку, другой прижимая к груди платок. – Милостивая госпожа, прости меня. В нем одном заключена моя жизнь, и я сделаю что захочешь, чтобы он вернулся ко мне.
– Ах так. И почему же ты считаешь, что никто на свете его не заменит?
Вопрос был задан все тем же бесстрастным тоном. Фая опустила глаза, разглядывая следы собственной запекшейся крови на ноже. Были ли хоть на одном человеческом языке слова, чтобы объяснить, что́ значили для нее каждый взгляд и прикосновение Матвея? Стук его живого сердца под ее ладонью? Ласковые слова, которые он шептал ей просто так или в минуты страсти? Мечты, которыми делился с ней день за днем, строя их жизнь на годы вперед? Ей было нечего ответить.
– Я вижу, – пророкотал дух. Когда Фая подняла взгляд, уголок ее тонких губ приподнялся в подобии улыбки. Она была слишком напугана, чтобы заметить в ней торжество. – Молод он, хорош собой? Добр сердцем, надо полагать, и ласков?
Фая закивала.
– Что же ты готова предложить мне за его жизнь?
– Что пожелает твоя душа. – Она выпрямилась, глядя на нее немигающим, искренним взглядом.
– Ах, желаний у меня много, и некоторые не сбудутся никогда, – как бы про себя заметила Марена, воздев глаза к небу.
Затем ее взгляд небрежно скользнул по обнаженному телу Фаи, задержавшись на окровавленном платке.
– Душа подобно твоей, однако, в моем царстве бы пригодилась, – промурлыкал дух. – Такие чувства всегда делают людей краше, чем они есть.
Фая заставила себя не двигаться; внутри нее все кричало от ужаса. То, что она прочитала в книге, подготовило ее к этому моменту, однако оказаться в нем наяву было куда страшнее. Она не чувствовала ничего близкого к религиозному исступлению, о котором так
