Аста ла виста, беби! - Татьяна Полякова

Хотя сегодня суббота и у нормальных людей выходной, вовсе не факт, что я обнаружу его дома. У слуг народа дел невпроворот. Он вполне мог служить отечеству и по субботам. А если все-таки у него выходной, ничего не мешает ему отправиться на дачу с какой-нибудь девицей, которых у него пруд пруди. Будучи вдовцом, он мог не опасаться общественного мнения, но предпочитал встречаться с дамами в местах уединенных. «Хороша я буду, если он изменил своим правилам и я им кайф поломаю», — с опозданием подумала, сворачивая во двор дома, где жил Дед.

Дом был малоквартирным, с подземным гаражом и охранником, которого именовали консьержем. При виде меня охранник обрел бравый вид, улыбнулся и вежливо поздоровался. Я появлялась здесь редко, но меня он, конечно, узнал.

— Игорь Николаевич у себя? — спросила я с ответной улыбкой.

— Так точно, — доложил консьерж и вызвал мне лифт, хотя на второй этаж я могла бы подняться и на своих двоих. В доме всего три этажа, зато два лифта. Я решила не отказываться от благ цивилизации и вошла в кабину.

Когда я поднялась на второй этаж, Дед ждал меня возле распахнутой двери своей квартиры. В том, что охранник предупредил его о моем визите, я не сомневалась, а гостеприимству Деда порадовалась. Судя по улыбкам, которые он расточал, мой благодетель, пребывал в хорошем настроении. Впрочем, как я уже говорила, хорошее настроение на его откровенности никак не сказывается.

— Рад тебя видеть, — заявил он, заключив меня в объятия. — Отлично выглядишь.

— Спасибо, ты тоже, — не осталась я в долгу, и, кстати, сказала чистую правду. Дед и впрямь выглядел отлично. Есть мужчины, которых возраст украшает. То есть Дед и двадцать лет назад выглядел хоть куда, но седая шевелюра и сеточка морщин возле глаз придавали ему шарм, смягчив холодный взгляд и твердость подбородка, который он имел привычку выпячивать, когда злился или был просто чем-то недоволен. Теперь он вполне мог сойти за мудрого человека, снисходительного к чужим проступкам и глупости. Очень удобная маска для хищника, каковым Дед являлся в реальности. Впрочем, иногда он был способен на благородный поступок, и мудростью его бог не обидел. И то, и другое он умело использовал в своих целях.

Я не встречала человека, который равнодушно отнесся бы к Деду. Его либо ненавидели, либо обожали. И те, и другие не знали меры, негодуя или восхваляя его. Пожалуй, никто не знал его так хорошо, как я, а я его знала с тех самых пор, как начала глядеть на этот мир осмысленно. Могу сказать, что он одинаково достоин и ненависти, и любви. Он был другом моего отца, когда-то я его боготворила. Если бы наши отношения не развились в сторону, далекую от дружеских, возможно, я бы и по сей день относилась к нему с обожанием, но он стал моим любовником. Иногда это позволяет узнать человека так хорошо, что от прежних иллюзий ничего не остается. В моем случае иллюзии исчезли, а любовь осталась. Я не смотрела на него с обожанием, не жаждала его прикосновений, но вместе с тем он был очень близким мне человеком, и с этим уже ничего нельзя было поделать. Я перестала бороться и научилась с этим жить.

— Проходи, — сказал Дед, выпустив меня из объятий, и повел в гостиную. — Рад, что ты пришла.

Что их роднит с Тагаевым, так это терпение. Он делал вид, что мой приход — вещь обычная, и не торопился спросить, с какой стати я явилась утром в субботу к нему домой, не соизволив заранее предупредить по телефону.

— Ты один? — спросила я не без язвительности.

— Конечно, — удивился он, точно пребывал в монашестве, о чем, безусловно, известно всему миру. — Хочешь кофе? Или чай?

— Лучше чай, — кивнула я и вместе с ним прошла на кухню.

Дед принялся суетливо сновать по кухне, заглядывая в многочисленные шкафчики. Не очень-то хорошо он знал, что и где у него хранится. Я поднялась и сама приготовила чай, потому что, в отличие от него, все прекрасно помнила. Впрочем, не такая уж это заслуга, если учесть, что с тех самых пор, как Дед въехал в эту квартиру, здесь ничего не менялось. Он был консервативен и не особо жаловал перемены. В своем быту уж точно не жаловал.

— Ты отлично завариваешь чай, — счел он своим долгом заметить.

Когда Дед в хорошем настроении, он любит говорить мне что-нибудь приятное, но в хорошем настроении я его видела не часто, хотя он убежден, что это только моя вина. Скорее всего, и сегодня традиция не будет нарушена. Вряд ли Дед очень обрадуется, когда узнает, с чем я явилась.

— Спасибо, — улыбнулась я, желая показать, как ценю его стремление сделать мне приятное. Как известно, доброе слово и собаке в радость, а я почти так же чувствительна. В холодильнике нашлись пирожные, из чего я заключила, что кто-то из дам не так давно был здесь. Конечно, Дед в состоянии купить пирожные и сам, но только для гостьи, потому что к еде он был равнодушен, а ходить по магазинам просто ненавидел.

Чай мы пили в молчании, одаривая друг друга нежными взглядами. Дед наверняка гадал, что привело меня к нему, а я прикидывала, как бы половчее донести до него мысль о том, что ко всеобщему благу иногда полезно поделиться с ближними кое-какой информацией. Ни он, ни я первым заговаривать не собирались, но Дед приглядывался ко мне теперь с особым вниманием.

Через минуту выяснилось, что наши мысли были довольно далеки и несхожи, потому что он все-таки спросил:

— У тебя все в порядке?

В голосе слышалось беспокойство и неподдельный интерес. Тут до меня с опозданием дошло, что мой визит в субботу к нему домой, а не в кабинет в рабочее время, откуда Дед руководил народом, дал повод думать, что привела меня сюда не забота о его благе, а личные проблемы. Обидели сироту, и я прибежала к благодетелю жаловаться на жизнь. Так и есть. Дед взял мою руку, легонько сжал.

— Что произошло? .

— В мире много чего, — бодро ответила я, кляня себя на чем свет стоит за бестолковость. — В городе тоже, наверное, есть события. У меня лично — никаких.

Руку он выпустил и нахмурился.

— Я думал, что имею право… — недовольно начал он, но я перебила:

— Возможно, я испорчу тебе настроение, но мои чувства к тебе заставляют меня идти на такой риск, потому что…

— Заткнись, — прервал Дед поток моего красноречия. Хорошее настроение как ветром сдуло. Он смотрел на меня сурово, с явным недовольством, и я вздохнула, демонстрируя покорность судьбе. — В чем дело, черт возьми?

— Этот вопрос очень бы хотела задать тебе я, да боюсь как всегда не получить ответа. — Я скроила страдальческую физиономию. — Но надежда умирает последней, и я все-таки пришла. Можешь выгнать меня сразу, а можешь чуть позже. Лучше чуть позже.

— Иногда ты бываешь совершенно невыносима, — покачал он головой.

— Ты тоже, — вздохнула я.

— Ну, что у тебя? Говори.

— У меня, точнее у нас, труп.

— О господи… — Дед раздраженно отодвинул чашку. Я даже забеспокоилась, что он возьмет да и треснет по столу кулаком. Обошлось. — Я думал, ты пришла… еще обрадовался, старый дурак. Думал, соскучилась. Посидим, поговорим по душам…

— Я по душам как раз и не отказываюсь, — торопливо влезла я. — Если бы ты вдруг открыл мне душу… не всю целиком, рассчитывать на такое моего нахальства не хватит, а всего-то по одному-двум пунктам. Это бы значительно облегчило мне жизнь.

Дед продолжал смотреть на меня с неодобрением.

— И что труп? — поинтересовался он сердито.

— Труп сам по себе совершенно обыкновенный, но обстоятельства, связанные с ним…

— Тебе-то что за нужда с трупами возиться? — поморщился Дед. — Ты мой пресс-секретарь, и трупы совершенно не твое дело.

— Это как посмотреть, — вздохнула я. — Можно я тебе о нем поподробнее расскажу?

— От черта молитвой, а от тебя ничем, — махнул он рукой. — Рассказывай.

— Спасибо большое. Так вот, пару дней назад в больницу «Скорой помощи» привезли паренька с травмами, несовместимыми с жизнью.

— Это дело милиции, — не удержался Дед. — Тебе что, нечем заняться?

— Не мог бы ты выслушать мое повествование до конца, не отвлекаясь на комментарии?

— Мог бы.

— Еще раз спасибо. Итак, парень лежит в реанимации и, как это часто бывает, бредит. Кое-что в его бредовых высказываниях медсестру насторожило, и она сообщила в милицию. На звонок отреагировали, в больницу пришли, но услышанным не впечатлились.

— А надо было? — не выдержал Дед, как и большинство людей, он иногда был любопытен. — Что он болтал?

— Что-то про киллера, который вот-вот должен прибыть в наш город.

— И что? — Теперь он выглядел искренне удивленным. Я даже подумала: может, у меня в самом деле крыша съехала и всюду мерещатся заговоры?

— Ну… вроде бы киллер не простой, а из дорогих, так что цель у него должна быть серьезная.

— И ничего толковее у него вызнать не удалось?

— Не удалось. Бред, он и есть бред, а парень вдруг скончался. Он пули в сердце.

— Прискорбно, — совершенно серьезно заметил Дед. — Только я по-прежнему не пойму, тебе-то что за дело до всего этого? Мне известна твоя нездоровая страсть вечно лезть куда не просят, но… Говоришь, в милиции не впечатлились? Так, может, в его словах ничего и не было?