Чёрная зима - Инна Тронина

Свистунова покраснела, дёрнула щекой, но вступать в перепалку с таким серьёзным мужчиной не стала. Одетый от «Отто» представитель власти вызывал у неё трепетный восторг.

– Я имею в виду, что он был очень подозрительный. Не бомж, нет. Сама-то я его не видела. Но мама сказала, что одет он был в синюю куртку на искусственном меху. Юркий такой, невысокого роста. То ли капюшон так скомкался, то ли парень этот горбатый.

– «А теперь – Горбатый! Я сказал – Горбатый!» – процитировал культовый фильм Сарвилин и улыбнулся. – Это уже особая примета. Очень хорошо, если дело так и обстоит. Позвонили, Кирилл Анатольевич? – Обратился он к входящему в комнату Мельникову.

– Да. Это ужасно… Как будто неделю мешки таскал! – Тот уселся рядом с участковым. – Елена Юрьевна, должно быть, потеряла сознание. Пришлось разговаривать с её лечащим врачом…

– Всё у вас? – обратился Сарвилин к Свистуновой.

Он хотел попросить участкового выяснить, не звонил ли в милицию кто-то из соседей.

– Нет, не всё, – испугалась Людмила Ивановна.

Сарвилин взял из папки чистый лист бумаги и написал:

«Несмотря на поздний час, проведите опрос всех мужчин, проживающих в этом подъезде – не заходил ли кто-то в квартиру убитых и не вызывал ли милицию? Сами они могут и не признаться. Побоятся, что их заподозрят в убийстве. Для проведения последующей экспертизы их голосов используйте диктофон и кассету с голосом звонившего».

Сарвилин отдал записку Мельникову, а сам переключился на заскучавшую Свистунову. Та с величайшим интересом рассматривала расписанный золотом по кобальту настольный светильник с лампой-свечой под изысканным абажуром; тот стоял в углу, на инкрустированном бюро.

– Людмила Ивановна, вы, кажется, что-то хотели добавить?

Сарвилин видел, что у Мельникова уже появилась некая догадка, и тот хочет обсудить её. Но пока им было никак не уединиться, записку Кирилл писать не стал.

– Почти ничего, – призналась Свистунова. – Сама я наглухо закрылась в квартире, к дверям не подходила. Если честно, даже достала газовый пистолет – у мужа есть разрешение. Открыла только Александру, – Свистунова указала на участкового. – Он – парень правильный, и я хорошо его знаю. А так бы – ни за что…

Участковый, тем временем, успел куда-то исчезнуть и опять появиться. Виолетта записывала показания, на сей раз не стенографируя. Свистунова должна была прочесть их и подписать.

Участковый осторожно кашлянул в кулак:

– Сергей Борисович, я ещё одну гражданку привёл. Она того парня своими глазами видела.

– Да? Отлично! – Сарвилин потёр руки. – Людмила Ивановна, у вас всё?

– Ещё хочу добавить… – На лице Свистуновой выступили крупные капли пота. В квартире, действительно, было очень жарко. – Я из окна видела у нашего подъезда «Мицубиси» белого цвета… Не его, случайно? Эта машина и раньше сюда приезжала. Раз пять я её видела, но номера не помню.

– Она и сейчас там стоит. Кабы его, то уехала бы давно.

Сарвилин утратил интерес к Свистуновой и жаждал допросить новую свидетельницу.

– Это – автомобиль Салина, одного из погибших, – сообщил участковый.

– Вот видите? – Сарвилин со вздохом расстегнул куртку. – Итак, вы всё сказали?

– Да, у меня больше нет никаких сведений. Мама очень просила меня поберечься, потому что босяк проник в подъезд. Лицо, она говорит, у него жёсткое, злое. Взгляд – ненавидящий…

– Она рассмотрела лицо? – Сарвилин снова ожил. – Короче, мы так сделаем. С вашей мамой я должен побеседовать. А вы подпишите, пожалуйста, каждую страницу. – Сарвилин протянул Свистуновой бланки с показаниями. – После этого можете быть свободны.

Часть следственной группы работала прямо в спальне супругов Крапивницких, тоже хранящей следы погрома. Сарвилин зашёл туда и осмотрел просторную комнату, сам удивляясь, как простой микробиолог умудрился так круто забашлять.

Спальный гарнитур «Рондо» красного цвета, отделение с подсветкой в туалетном столике. По полу были разбросаны нити настоящего жемчуга, рубиновые бусы, серьги с бриллиантами, серебряный, с позолотой, браслет. Тут же блестели осколки разбитого зеркала. Сарвилин увидел у своих ног разбитую китайскую вазу. Сквозь пластины риф-штор виднелись огни ночной Москвы.

– Здесь никаких отпечатков?

Сарвилин заглянул за широкую двуспальную кровать и увидел ползающего по полу Щелчкова.

– Здесь тоже есть, – ответил Дима. – Везде есть. Будем разбираться, чьи они. – Он поправил очки на блестящем от пота носу.

Сарвилин вернулся в гостиную. На месте Свистуновой уже сидела женщина с простым и приветливым лицом, не похожая не спесивых жён жильцов «Кропоткинского» дома. Тем не менее, новую свидетельницу тоже взяли не с улицы. Широкая юбка-шестиклинка с четырьмя разрезами, массивный плетёный поясом и двубортный приталенный пиджак серого цвета, красные туфли на невысоком каблуке – всё говорило о достатке. О нём же свидетельствовали и золотые, чисто советские серьги-бомбошки. Женщина явно не пользовалась услугами дизайнеров. Все вещи она надевала разом, смешивая стили и не подбирая цвета.

Стрелки на каминных часах показывали половину двенадцатого, но Сарвилин знал, что люди в этом подъезде не спят. Посланные им сотрудники звонят в каждую квартиру и пристрастно спрашивают мужчин, не заходили ли те к Крапивницким, не звонили ли по «02». Заодно они фиксируют на диктофон голоса, чтобы потом сличить с тем, записанным на магнитофон дежурной части.

Мимика на лице новой гостьи практически отсутствовала. Взгляд больших светлых глаз был сонным, а полные губы сложились в заискивающую улыбку. Такие носы, ноздрями наружу, Сарвилин не любил – ни у женщин, ни даже у мужчин.

– Вы с паспортом пришли? – любезно спросил следователь.

– Нет, он у меня дома остался. Я к подруге сюда шла, и консьержка меня знает. Зачем мне паспорт? Я давно хожу, со многими тут знакома…

– Тогда запишем с ваших слов, а потом проверим, – на всякий случай припугнул Сарвилин. – Фамилия, имя, отчество? Год рождения? Домашний адрес?

– Никифорова Ольга Васильевна, пятьдесят третьего года. Живу на Кавказском бульваре…

Увидев, что Виолетта записала данные в протокол, Сергей Борисович с трудом подавил зевоту. Его уже ничего не трогало и не ужасало; он хотел только спать.

– Где работаете, Ольга Васильевна?

– В «Президент-отеле», – горделиво сказала Никифорова, и щёки её порозовели.

– Вот как? – искренне восхитился следователь. – А кем?

– Уборщицей и посудомойкой на кухне, – уже тише сказала Никифорова.

Она оглядела свои вещички, явно пожалованные с плеча богатых постояльцев отеля, и сверкнула золотом зубов.

– А сюда к кому пришли? – Сарвилин заметил в дверях измотанного ожиданием Мельникова.

– Подруга моя, Люба Сосина, здесь в прислугах живёт у господ Тарасенковых, – совершенно обыденно, словно дело происходило сто лет назад, пояснила Никифорова.

– Да, Ольга Васильевна, так о чём вы хотели сказать? ненавязчиво поторопил её Сарвилин.

– Молодой человек, – Никифорова указала пальцем на Мельникова, – спросил, не видала ли вечером на лестнице подозрительных людей, которых раньше тут не было…

– Ну, и… – подался вперёд Сарвилин.

– Так вот, без десяти семь я как раз к Любе поднималась. Господа уехали за границу… как его… в Сингапур, а Любку оставили квартиру стеречь. Смотрю – лифт занятый. Стою, жду – ноги-то гудят после смены. И вдруг вижу – сверху спускается парень – горбатенький такой, весь косоватый. Волосы у него светлые, густые. Я ещё обратила внимание – очень хорошие волосы, прямо и не мущинские…

– Значит, он без шапки был? – уточнил Сарвилин, радуясь, что показания Свистуновой и Никифоровой совпадают.

– Да, без шапки, это точно. Курточка у него плохонькая, синяя, на синтетическом меху, с капюшоном. Здесь такие и не ходят – дом-то приличный.

– Вы говорите, косоватый… Глаза косые?

– Нет, фигура. Он тяжело больной, сразу видно. А глаза у него голубые, большие, с блеском. Я его хорошо запомнила. Лицом – красавец, а телом – калека. Он очень торопился. У него в руках был «дипломат», вроде, чёрный. Парень очень волновался. Честно говоря, был не в себе…

– Вы сможете составить фоторобот? То есть сконструировать его портрет, чтобы был максимально схож с оригиналом?

Мельников побарабанил пальцами по подлокотнику кресла. Он уже знал, что никто из соседей Крапивницких в милицию не звонил. Голоса, похожего на записанный, не оказалось ни у кого в подъезде. Кириллу дали прослушать его по телефону. Звонивший мог, конечно, голос изменить, но это наименее вероятно. Скорее всего, мужчина был нездешний и, самое главное, давно ушёл с тетрадями. Теперь, действительно, нужно искать только его…

– Да, должно быть, смогу. Неужто он четверых порешил? В одиночку? И ребёнка тоже?

– Я вам этого не говорил, – раздражённо сказал Сарвилин. – Вы точно его больше никогда здесь не видели?