Бабочка и Орфей (СИ) - Аспера Лина Р. "rakuen"

— Привет, — с нелюбезностью вынужденной встать ни свет ни заря «совы» буркает он, и я без обиды отвечаю: — Здравствуй.

Пока Вася разоблачается, закрываю открытое нараспашку окно: результат не особенно ощутим, но видимость проветривания создана. Потом вновь сажусь за Ольгин компьютер, с глубокомысленным видом обновляю почту и чек-лист рабочих заданий. Моё счастье, что я примерно знаю, чем она занималась на прошлой неделе, и способен без труда подхватить знамя бюрократического бумажкопроизводства.

Каким бы спокойным я не казался, с каждой сменой цифр на офисных часах мои внутренности всё сильнее закручиваются тугой пружиной. Следующим, если придерживаться типичного сценария, должен прийти именно Тим Сорокин. Однако формальное начало рабочего дня ближе и ближе, а никого нет. Ровно в девять в кабинет шумно заходит Дрейк: без стимула дедлайна он опаздывает практически всегда.

— Всем доброе утро!

Дрейк протягивает руку сначала скорчившему кислую мину Васе, потом, слегка паясничая, мне. Ольга бы, наверное, про себя возмутилась показушному жесту, я же просто не беру его близко к сердцу.

— А где Тимыч? — Дрейк замечает выключенный монитор на столе меня-Тима. Я в Ольгиной манере молча пожимаю плечами, Вася реагирует вербально: — Где-то. Забыл отчитаться.

В мгновение ока с Дрейка слетает всякая легкомысленность.

— Пойду у эйчаров разведаю, — он неаккуратно запихивает куртку в шкаф и уже стоит на пороге, когда его догоняет Васино напоминание: — Ты прежде к шефу на оперативку зайди, разведчик.

— Да, да, — Дрейк исчезает так же стремительно, как появился, а мы остаёмся ждать новостей.

— Тимыч в больнице. В реанимации, если точнее.

Известие, принесённое нехарактерно серьёзным Дрейком, ошарашивает, как сосулька, рухнувшая с крыши перед самым носом.

— И куда он умудрился вляпаться? — язвительный тон Щёлока — дань образу; я вижу, что он тоже не на шутку встревожен.

— Вроде бы полез проводку соседке чинить и огрёб суровый удар током.

— Аж до реанимации? Как-то не слишком правдоподобно.

— И тем не менее: в ближайшее время Тимыча можно не ждать.

— Раз можно, значит, не будем, — Вася откидывается на спинку кресла, с ленинским прищуром смотрит на Дрейка сквозь очки. — Пойдёшь друга навещать, а, Орест?

— В реанимацию посторонних не пускают, — вставляю я, и Дрейк кивает: — Вот именно. Пока его не переведут в общую палату, соваться туда бессмысленно.

— Ну-ну, — чем-то наши ответы Щёлоку не нравятся. — В какой он хоть больнице лежит?

— В первой, если эйчары не соврали. Потом точнее справки наведу.

Больше вопросов Вася не задаёт, но пасмурное настроение остаётся с ним и Дрейком почти до середины дня.

Около одиннадцати я сбегаю в комнату отдыха: перекусить и привести в порядок мысли и чувства. Наверное, это неправильно, только я чертовски рад, что Тим Сорокин сейчас в больнице. Нет у меня смелости посмотреть со стороны на самого себя в прямом, а не переносном смысле фразы. Хотя, Вася верно заметил про два дня в реанимации от бытового удара током. Странно и неправдоподобно. Но, с другой стороны, чем ещё заняться телу, когда душа болтается неизвестно где?

А вообще, забавно: со мной случилось то, о чём мечтает всякий подросток, обиженный на мнимое пренебрежение окружающих. Умереть и посмотреть, как все вокруг будут мучиться угрызениями совести, как поймут, насколько были неправы и не ценили доставшееся им сокровище. Я тоже увидел реакцию коллег на несчастье со мной, и мне очень приятно, что она отлична от равнодушия. Тут рацио прохладно напоминает об иллюзорной природе событий последних дней. Сдержанное беспокойство Дрейка и Васи такое же порождение моей фантазии, как, к примеру, упоминание Щёлоком Ореста.

Под этот невесёлый вывод я отпиваю кофе, который готовил в процессе размышлений, и закусываю его рассыпчатым ореховым печеньем из кем-то оставленной на столе пачки. Вкусное сочетание, только не понятно: мне мерещится, или на меня в самом деле с подозрением косится дизайнер Лана, мелкими глотками цедящая пустой зелёный чай? Я задумчиво кладу в рот второе печенье, на третьем же до меня доходит: если Ольга причисляет себя к йогам, то не должна пить кофе из-за его свойства искусственно возбуждать нервную систему. И уж точно она не должна уминать за обе щеки высококалорийное печенье. Мысленно вздохнув, я отодвигаю от себя пачку, а потом и вовсе ухожу к окну. Кофе придётся допить и постараться впредь лучше отлавливать привычки Тима Сорокина.

В комнату отдыха заглядывает Дрейк: — Оль! Тебя там шеф обыскался.

Он как-то странно замолкает. Да в чём опять дело? Ему же не видно, что у меня в кружке.

Зато видно, где я стою вполоборота, прислонившись правой лопаткой к ребру оконного проёма. Это поза Тима и место Тима — я снова неосознанно себя выдал.

— Что-то случилось? — откашливаюсь и, играя в естественность, иду к маленькой раковине мыть так и не допитую чашку. Кофе-брейк закончился.

— Вроде бы он тебе поручал какой-то документ подготовить.

Документ?

— А, это. Понятно, — Ничего мне не понятно. — Он сейчас у себя?

— Должен быть.

Судя по всему, Дрейк отнёс мой прокол на счёт «мерещится же всякая фигня». Хорошо, что обычно люди не имеют привычки относиться с подозрением к чужим странностям. Теперь бы мне ещё сообразить, как поаккуратнее выяснить природу поставленного руководителем задания, и выторговать себе время на его выполнение. Ольга — человек обязательный, но загруженный. Она могла не доделать работу или ещё даже не приступать к ней.

— Михайловская, — взгляд шефа начальственно тяжел. — Статистика по жалобам пользователей в каком состоянии?

— Почти сделанном, — вру я на голубом глазу.

— У тебя час, чтобы закончить. Можешь идти.

С трудом удерживаюсь, чтобы не взять под козырёк.

Всё-таки если у нашего мужского коллектива из двух гениев и одной посредственности есть ангел-хранитель, то это, без сомнения, Ольга. Она и вправду практически закончила отчёт, а прозрачность её системы хранения файлов помогает мне быстро найти нужный. Ещё через полчаса готовый документ ложится начальству на стол, и я незаметно выдыхаю в ответ на благосклонный кивок шефа. Ну и понедельник: половины дня не прошло, а столько нервных клеток потрачено. Или я придаю слишком большое значение повседневной офисной мелочёвке? Нет, дальше так нельзя, иначе к концу недели у меня случится срыв. Даю себе слово смотреть на мир проще и оставшееся рабочее время целиком посвящаю написанию талмуда с руководством для пользователей нашего последнего проекта. О том, что сразу после новогодних каникул эти потуги придётся демонстрировать заказчику, лучше не задумываться. Хорошая коммуникабельность — именно та черта характера, из-за отсутствия которой я не стал подавать резюме на должность аналитика, когда почти год назад был вынужден искать новое место работы.

***

Неделя продолжается своим чередом, новостей о состоянии Тима Сорокина больше не поступает, и постепенно моя жизнь входит в определённое русло. Рабочие дни заняты вознёй с документами, вечера — чтением. Звучит скучно, но я всегда предпочитал хорошую книгу прочим развлечениям, а потребность в общении полностью удовлетворяется разговорами с коллегами. Я практически не готовлю, приспособившись покупать обеды и ужины в кулинарии рядом с нашим офисом. Ольга бы, конечно, не одобрила такой подход, но поскольку в мой обеденный контейнер никто не заглядывает, то я разрешаю себе это послабление. Хватит и того, что пришлось перейти с кофе на цикорий, а с печенья на сухофрукты. По сути, сейчас я живу одним терпеливым ожиданием, ведь галлюцинация не может длиться бесконечно. Однажды она тем или иным образом закончится — так же как когда-то закончилась опустошительная истерика чужого тела.