Все оттенки желаний - Марина Крамер

– Только йодом не заливай, у меня аллергия! – Я встаю и пытаюсь рассмотреть, что же именно у меня на спине.

Черт… вот это да… рассек кожу от лопатки до поясницы наискосок… твою мать… Не то чтобы больно, но что я дома-то говорить буду?! В партизан играли, под «колючкой» лезли?

– Давай «пантенолом» зальем?

– Ты посмотри, урод, что ты наделал! Как ты вообще посмел?! Что я теперь буду дома врать, а?!

– Ладно, не ори, сейчас… да дай ты мне посмотреть нормально! – Он шлепает меня ладонью по заду и толкает на кровать лицом вниз. – Черт, а… я тебя сейчас расстрою…

– Только не говори, что там шить надо!

– Нет, шить не надо, к счастью. И шрама не будет – у тебя жира нет, нечему долго зарастать. Просто кровит очень сильно… Больно? – Я чувствую, как он касается губами. Щиплет, елки… – Лор, ну ты бы хоть заплакала, что ли… Хоть чуть-чуть, а?

Я не хочу плакать, вообще ничего уже не хочу. Да, секса тоже не хочу, но ему все равно. Странно, что хирурга так возбуждает вид крови…

Десять минут… все в крови – простыня, я, Костя… ужас, как на бойне…

– Пойдем в душ…

Стоим под водой, обнявшись, – это уже вообще как-то неправильно…

– Почему ты такая, а? Ты действительно меня не любишь? Или тебе просто нравится меня доводить?

Я опускаюсь на колени и смотрю снизу вверх – знаю, насколько сильно его это заводит. Он вцепляется пальцами в волосы, притягивает голову к себе.

Ну не могу я ему сказать! И не люблю я его – я вообще никого не люблю. Вот такая я сука… Я могу любить только себя. Больше – никого. И Костя – не исключение. Мне с ним хорошо, да… Но какое отношение это имеет к любви? Никакого. И чем больше он говорит об этом, тем сильнее я понимаю, что вообще нет никакой любви. Раньше, когда мне было семнадцать, я его любила. Он все жалел, что учиться будем в разных вузах – он поступал в медицинский, а я на юридический, однако половину пути мы могли ездить вместе. Утром встречались на остановке, забивались в переполненный автобус, тесно прижавшись друг к другу, и украдкой целовались. Мне казалось, что это будет длиться вечно. Мы не заговаривали о женитьбе, нам и так было отлично. И все шло хорошо, так хорошо, что все сказки мира казались недостаточно романтичными.

А потом я влюбилась. Влюбилась, как дура, ослепла, оглохла… И вышла замуж. Ненадолго, на полтора года всего. Ходила с синяками на лице, с вечными кровоподтеками на запястьях и на шее – муж быстро начал пить и в таком состоянии крепко поколачивал меня. Я терпела, думала, что исправлю, вылечу. Потом устала и развелась.

Костя ничего не сказал по этому поводу. Простил…

Из-за чего мы сильно поссорились, я уже не помню. А через месяц я узнала, что он как-то очень уж поспешно женился. Даже не помню уже, было ли мне больно. Я просто знала, что он вернется рано или поздно, потому что так, как со мной, уже не будет.

Он вернулся пять лет назад… Вернулся очень оригинально – именно так, как должен был. Поймал меня в больнице, когда я шла с консультации – лечила тяжелый бронхит. В больничном подвале-переходе полно таких закутков, где никто не увидит и не услышит…

Я не успела ни сказать, ни крикнуть – вообще ничего не успела, только получить ни с чем не сравнимый оргазм, фантастически быстрый и сильный. И меня это даже не шокировало в тот момент, хотя должно было, наверное… Я тогда спросила Костю – зачем? И он не стал выдумывать:

– Потому что ни с кем не могу уже. Даже с женой все не так.

Мне это совсем не понравилось, если честно – я не хочу быть причиной чьего-то несчастья (вот такая я лицемерная тварь).

А потом я оказалась в его съемной квартире и ни на секунду не усомнилась в том, что Костя снял ее для нас. Просто я привыкла ему верить.

Костя развернулся в этой квартире во всю силу таланта и фантазии… Решетка на окне – изнутри, кованая, стоит, как полквартиры. Стены вручную расписаны под подвал – кирпичами… Ну и все остальное-прочее… Короче, парень он с фантазией, чего уж там! И антураж любит еще сильнее, чем я…

Вот так… он меня простил, а я его – нет. Думаю, как раз за это – за то, что простил, забыл, не упрекнул… И никогда не прощу, наверное…

Я не знаю, как бы мы жили, если бы поженились. Скорее всего – никак. Потому что какой интерес жить вместе людям, которые угадывают желания друг друга? Когда один подчиняет, а другой подчиняется, не раздумывая? Это быстро приедается, наверное. Ну, в чем кайф, если я буду точно знать, как именно пройдет ночь? А так всякий раз что-то новое…

Летом на озерах встретились. Он с семьей, я одна. Столкнулись на пляже, я прямо озверела – отдохнуть приехала, а тут он, да еще с ребенком… Как будто забыла, что в это время он всегда там отдыхает. В позапрошлом году славно мы время провели… Костя снял номер в пансионате, а я жила на турбазе – всегда там живу, много лет уже из года в год. Такого блаженного кайфа у меня уже давно не было. Вдвоем, три дня, не расставаясь ни на секунду. Никогда прежде мы не проводили столько времени вместе, в одной кровати, когда засыпаешь, даже не успев толком оторваться друг от друга. И с утра – по новой… на пляж за ручку, как подростки, на обед – за ручку… и так все три дня.

Он меня рисовал на балконе, усадив с раздвинутыми ногами в кресло, а в этот момент на соседний балкон вышел какой-то дедулька и завопил – мол, устроили тут разврат… Костя только посмеялся:

– Дед, зависть – хреновая вещь.

И дед уморил нас, заявив:

– Эх, мне бы твои годы – отодрал бы твою козу валдайскую за милый мой!

Потом, когда дед ушел с балкона, Костя сел на пол перед креслом и долго меня целовал, заставив зажать зубами карандаш, иначе я перебудила бы весь пансионат своими воплями.

Когда на него находит вдохновение, он заставляет меня часами стоять или лежать в какой-нибудь дикой позе, а сам рисует, рисует… Меня очень удивляет – почему он не пошел в институт искусств, а рванул в медицинский? Он по-настоящему талантлив, насколько я в этом разбираюсь. И в медицине, и в рисовании, и в фотографии. В последнее время увлекся всякими фотошопами – вставляет мои снимки в разные фоны и интерьеры, делает из меня что угодно – от демонов до ангелов. Правда, все в темных тонах – он меня только так видит. Этими снимками и картинками завешана вся стена в комнате, и у меня порой крыша съезжает, когда я болтаюсь на стене напротив и вижу вокруг себя.

Я думаю, Косте нравится не столько процесс, сколько антураж и то, что я, когда надежно зафиксирована, теряю часть своей обычной стервозности и самоуверенности. И он может сделать все, что захочет. Может скроить страшную мину и изобразить злого демона, готового растерзать жертву, а может обнять двумя руками и так стоять долго-долго, пока я не взвою и не начну материться.