Мальчик, который умел летать - Гала Рихтер

Старик горестно качает головой и садится на пол, рядом со мной. Зачем-то трогает мой лоб, вытирает выступившую из-под повязки кровь. А, я же ударился.

— Что ты наделал, мальчик? Куда ты торопишься?

Пожимаю плечами и, поймав взгляд Тимура, задержавшийся на моих ногах, тяну с кровати одеяло, чтобы укрыться. Не хватало еще от него жалости.

Старик подхватывает меня на руки с легкостью, которую трудно ожидать от такого возраста, и кладет на кровать. Я смотрю на его руки — жилистые, узловатые, сильные. Они похожи на мои.

— Как ты, Кир?

Это спрашивает девушка. Я молчу. Дураку понятно, что плохо. Не то чтобы совсем плохо, хуже тоже было, просто…Просто молчу. Тут и говорить незачем.

— Ты прошел первое испытание, — говорит старик торжественно, — смог дойти до замка и не испугался гарпии.

Я не смотрю на них, я смотрю на Тимура. А он почему-то отводит глаза.

— Теперь вы оба будете жить в Замке Средь Миров и учиться всему тому, что нужно полетов, — продолжает девушка, словно перенимая мысль старика, — Это твоя комната, а Тим будет жить рядом. Занятия у вас начнутся, когда ты окрепнешь. Меня зовут Фиона, а вашего наставника — Леку. Слуги принесут тебе одежду и еду, если ты не в силах дойти до обеденного зала. А сейчас, нам нужно идти, ведь вы — не единственные ученики в замке.

Оба делают странный поклон и поворачиваются к двери.

— Мне нужны костыли, — говорю я. Фиона оборачивается:

— Они тебе не понадобятся в этом замке, Кир.

И закрывает дверь. Оставшийся в комнате Тимур садится на кровать, рядом со мной. Я вскидываю голову:

— Можешь дотащить меня до…до туалета?

Мучительно краснею. Я привык сам справляться. Даже Валерку никогда не просил. Тимур спокойно кивает:

— Да, конечно. Дверь вон в той стене — в туалет.

Садится спиной ко мне.

— Кир, цепляйся, донесу.

Доносит до уборной (таких богато украшенных туалетов я еще никогда не видел), выходит и закрывает дверь. Потом несет меня обратно, укладывает в кровать. Я снова натягиваю на себя одеяло, лишь бы только не видеть сочувствующего взгляда. Где же эти слуги, которые должны были принести одежду и еду? Неужели у кого-то вообще могут быть слуги?

Тимур сосредоточенно молчит.

— Как ты попал в замок? Тоже через горы? — спрашиваю я, — На меня напала какая-то тварь, я из-за нее потерял костыли.

— Это гарпия, — оживляется Тимур, — Леку сказал, что они охраняют вход в Замок. Что, большая была?

Утвердительно киваю, вспоминая громадные крылья и медного цвета клюв. Интересно, а кто такие эти гарпии? И есть ли они в нашем мире?

— Ты долго поднимался, — говорит Тимур, — Они сказали, что это часть твоего испытания. И гарпия, и горы. Я не знаю, почему, ведь… — он внезапно осекается.

Я смотрю на него и вдруг понимаю, что у Тимура нет ни ран, ни царапин. Он даже одет в ту же футболку, в которой был тогда, на кухне… Мне вдруг становится все понятно.

Я покрепче вцепляюсь в свое одеяло и часто-часто дышу. Наверное, так легче справиться. Тимур выдыхает:

— Кир, я хотел тебя найти. Хотел помочь! Мне не разрешили! — он смотрит то на меня, то в сторону, — Я хотел помочь…

Я выпрямляюсь на подушке, сажусь, чтобы смотреть на него почти на равных. Мне надоело смотреть на людей снизу вверх.

— Да пойми ты, — почти кричит он, — Я не хотел тебя обидеть, не хотел!

У него красное лицо, а в глазах опять сумасшедшинка. Я вспоминаю, как мы стояли в участке, пока его сестра подписывала документы…

"— Ты держись.

— И ты держись, Кир".

— А ты и не обидел, — выговариваю наконец тихо, — Обидеть только друзья могут.

Тимур выскакивает из комнаты как кошка, которую кипятком облили, столкнувшись в дверях со старой женщиной в сером платье. Она несет какой-то сверток, одежду, наверное.

— Ну что за мальчишки пошли, — ворчит она, — Не ходится им спокойно, что ж такое? — смотрит на меня, — Вот, одежду тебе принесла, старая вся разодралась. Помочь одеться?

Молча мотаю головой. Не надо.

— Есть здесь будешь или в зал пойдешь, к остальным? — это звучит как насмешка. На секунду я вспоминаю, как сидел у перехода. Некоторые не проходили мимо. Они смеялись.

— Здесь.

Я просто не дойду до зала.

Не смогу.

Я смотрю на небо. Когда лежишь на этой кровати, небо видно очень хорошо. Ночью оно такое звездное, как будто кто-то рассыпал драгоценные камни на черном платке. Красиво. Иногда мимо проскользают чьи-то тени. Наверное, это и есть те, кто умеют летать. Я могу лежать всю ночь и смотреть на звездное небо.

Там, где я жил раньше, звезд было не видно. А в доме на Кирова мы не смотрели наверх. Только Белка иногда любовалась закатом, но только когда ее не видели Валерка и Рыжая. Отвлекаться было опасно. Тот, кто любуется небом, на улице долго не выживает. Смотреть надо по сторонам, чтобы менты не поймали или кто похуже, а не наверх.

Я думаю о ребятах. О то, что им легче там, без меня. Я думаю о Сашке Жихаревой и о Тимуре и о своих словах.

Глупо это — считать другом человека, который в твоей жизни всего несколько дней. У таких, как я, нет друзей.

Почему же на душе тогда так погано?

Утром я просыпаюсь от того, что горный холодный воздух проникает в комнату и хлопает створками. Открываю глаза и вижу прислоненные к кровати костыли — оба. Странно, но это именно мои костыли: старые, потертые, слишком большие для моего роста. Но ведь один из них упал в пропасть.

Сажусь на кровати и прислушиваюсь к телу. Ноги болят. Но снова пытаться вставать я не буду. Подтягиваю костыли и опираюсь на них. Так проще.

Выхожу из комнаты и застываю. Передо мной лишь открытая каменная галерея, горы и рассвет. В рассветном свете скалы кажутся не серыми, а золотыми, драгоценными.

— Нравится?

Оборачиваюсь. Рядом стоит, скрестив руки, Фиона. Она сегодня не в платье, а в облегающих брюках и свитере, а волосы заплетены в косу. И как она подошла, что я не услышал?

Я качаю головой. А зачем врать, если и вправду нравится?

— Ты готов к занятиям? — спрашивает она, — Сегодня я планировала рассказать вам о замке.

Пожимаю плечами. Готов — не готов, какая разница.

Фиона похожа на молодую учительницу, только пришедшую после института в школу. В детдомах такие — редкость. Там все больше старые грымзы, которым надо оторваться за свои обиды. Злые, некрасивые. К нам однажды пришла такая девушка, так они ее выжили.

— Вижу, ночная практика у Тима удалась, — продолжает она, подбородком указав на костыли.

— Что?

— Он отпросился вчера вечером, чтобы достать тебе твои… — она запинается, — …приспособления для ходьбы. Мы были против, но ночная практика у него прошла успешно.