Чужая кровь - Оксана Семык

– Это замечательная идея.

– Фёдор Семёнович, врач запретил вам алкоголь, – заволновалась новоиспечённая невеста.

– Ради такого дела не грех и тяпнуть, – поддержал, сразу оживившись, Андрюшка.

Уж этот ни за что не упустит возможность лишний раз «принять на грудь».

Еле уловимым движением головы я послала Фросю за аперитивом.

После нескольких вымученных тостов в какой-то гнетущей атмосфере гости разбрелись по своим комнатам.

Когда чуть позже я зашла в кухню, чтобы проверить, все ли готово для ужина, я застала Фросю за мытьем посуды. Из-за шума бегущей воды стоящая ко мне спиной домработница не слышала моих шагов и сейчас, не подозревая о моем присутствии, громко бормотала:

– Вот стерва бесстыжая! Это ж надо! А он-то хорош! Старый хрыч! Да чтоб ты сдох, окаянный! Чтобы ты сдох!

Она сердито громыхала посудой в мойке, плюхая ее с размаха на стол, а потом вдруг схватила край надетого на нее белого фартука и начала утирать им глаза.

Я почувствовала себя так, словно подсматриваю что-то очень интимное, и предпочла тихонько выйти.

Похоже, это Фрося про Деда. Вроде прислуга, а тоже приняла новость об этой дурацкой свадьбе близко к сердцу. А чего Дед от нас хотел? Чтобы мы все обрадовались такому союзу? Это же курам на смех: дряхлый маразматик и юная хищница! Не бывать этой свадьбе! Надо что-то срочно предпринять. Но что? Как образумить упрямого старика? Я искала выход и не находила его.

Когда все семейство собралось в столовой на ужин, я изо всех сил пыталась делать вид, будто все в порядке. Приклеив на лицо улыбку, я одаряла ею даже Лидочку – эту ходячую проблему я постараюсь решить позже, а пока не портить же Деду юбилей!

Все гости оделись соответственно случаю: мы с Марией в вечерние платья, Лидочка так и осталась в том неприлично тесном наряде, в котором приехала, Карен надел темно-серый австрийский костюм в элегантную, чуть заметную полоску и шелковый галстук, и только Андрюшка, как всегда приперся в джинсах – заставить его надеть что-то иное оказалась не в силах даже я.

Дед появился в своем форменном кителе с генеральскими погонами и целым иконостасом орденов и медалей на груди. Я про себя отметила, что он предпочел нацепить все эти награды вместо орденских планок. Сколько же они весят! Охота ему их было сегодня на себе таскать! Все же не День Победы.

А впрочем, пусть делает, что хочет: это его праздник. Видать, решил поразить свою юную невесту. И, похоже, ему это удалось: Лидочка периодически бросала восхищенные взгляды на все это бренчащее богатство, но меня не оставляло впечатление, что при этом она лишь мысленно подсчитывала, почем можно загнать эти награды на черном рынке.

Подарки решено было вручить уже сегодня. Лидочка не подарила ничего. Французская дочь преподнесла имениннику мягкий пушистый свитер. Дед повертел его в руках, приложил к своему высохшему тельцу, одобрительно крякнул: «Теплый!» и передал юной невесте. Та скроила кислую мину, красноречиво говорящую: «Можно было бы расщедриться и на что-нибудь подороже».

Карен от всех нас, хотя, разумеется, Андрюшка, не вложил ни копейки, поздравил тестя и вручил ему подарок – дорогие швейцарские часы с дарственной надписью. Дед в ответ расцеловал зятя в обе щеки и по-детски восхищённо стал вертеть в руках часы, рассматривая их и прикладывая к уху.

Лидочка, как куклу, взяла его за плечи, подвела к ближайшему креслу и усадила. Дед, кажется, даже не заметил, что над ним произвели эту операцию, по-прежнему восхищаясь часами.

«Господи, – глядя на него, вдруг подумала я, – а ведь он всё больше сползает в маразм. Как же вовремя он написал завещание в мою пользу, а то ведь мог оставить всё хотя бы этой приблудной Лидочке! Что бы мы тогда делали?»

Словно подтверждая мои сомнения по поводу трезвости ума, Дед неожиданно встревожено заозирался, заёрзал в кресле и обеспокоено произнёс:

– Где мой шофёр? Я хочу, чтобы он тоже присутствовал здесь сегодня.

Мы с Кареном удивлённо переглянулись. Никогда раньше такого и вообразить было невозможно. Дед всегда сохранял большую дистанцию между собой и любым, кто стоял ниже него на социальной лестнице. К обслуге – шофёру и домработнице – обращался пренебрежительно, называл только по имени, без отчества, на ты. И уж тем более ему никогда раньше не пришло бы в голову выкинуть такой номер. Впрочем, это его день рождения. Хочет, пусть хоть свинью к себе за стол сажает.

Я отправила Фросю в гараж за новичком-водителем. Что-то слишком много непредвиденных гостей собирается присутствовать. Не нарушит ли это мои планы касательно маленького семейного праздника?

Вернулась Фрося с шофером. Он, войдя в комнату, обвел всех цепким взглядом и скромно сел на стул в углу рядом с домработницей, стоя ожидающей приказаний.

Можно уже потихоньку перемещаться за стол. Я приказала Фросе подавать закуски и обратилась к Деду:

– Ты у нас сегодня виновник торжества, поэтому твое место – во главе стола. А остальных рассаживай сам.

Я могла ожидать от старика чего угодно, но только не того, что по правую руку от него окажется медсестра Лидочка, а по левую – водитель Антон. Для меня это было явным доказательством того, что старик действительно тихо сбрендил и, кажется, скоро вообще перестанет узнавать своих. Стиснув зубы, я вышла из комнаты Что ж, Дед сегодня не устаёт меня удивлять.

Но оказалось, что он готовил нам еще один сюрприз. Когда ужин был уже в самом разгаре, и мы тостовали уже не по одному кругу, Дед вдруг встал и произнес:

– Я тоже хочу сказать здравицу.

Все замолчали. У меня вдруг появилось нехорошее чувство, что добром вся моя затея с юбилеем не кончится.

И тут Дед вынул из-за пазухи пистолет.

Глава 7

Я сразу узнала дедово наградное оружие, которое он не раз показывал нам с Андрюшкой.

Что старик еще задумал?

Лидочка боязливо отодвинулась, сидящий рядом с Дедом Антон мгновенно как-то весь подобрался, не спуская глаз с вороненого дула, благо, оно было направлено в дальний угол комнаты, а не на кого-то из присутствующих. Фрося шумно ахнула, остальные замерли, боясь пошевелиться и гадая, заряжен ли пистолет.

Дед усмехнулся и сказал, обводя взором гостей:

– Я прожил долгую жизнь. Всякое в ней бывало, – тут он посмотрел мне прямо в глаза, потом отвел взгляд и продолжил. – Но я всего себя положил служению родине. Я до сих пор помню свой первый бой. В самом начале войны. Я был тогда молодым, необстрелянным лейтенантом, только окончившим военное училище. Взвод, которым я командовал, участвовал в отражении контратаки немецких пехотных частей. Вокруг рвались снаряды. Гибли наши солдаты, едва успев подняться из окопа. Мне было страшно, но я шел вперед и вел своих людей за собой. Потом было еще много боев. Какие-то уже забылись, какие-то мне не забыть никогда. Я дошел до Праги, был тяжело ранен, и лишь тогда война для меня окончилась. Я до сих пор ношу в теле два осколка. Именно их я считаю своим главным доказательством воинской доблести, а не эти ордена и медали.