Змеиный Зуб - Ирина Сергеевна Орлова

«Она бы напополам согнулась, когда б увидела вашу халупу», – очень невежливо подумала Валь и улыбнулась ещё шире, чтобы трапеза закончилась на приятной ноте. Завтрак всегда должен быть хорошим началом дня. Так учила мама.

После она нарядила Сепхинора в охровый камзол и чёрный плащик, а сама надела агатово-серое платье из чистого хлопка с рукавами достающими лишь колен, чтобы не упариться, когда к полудню станет теплее. И отправилась в компании маленького дворянина вдоль кладбища Моррва к дороге, туда, где был почтовый ящик. Там они дождались почтовый экипаж и с ним поехали в Брендам.

– Что же за дела у такого малыша в брендамском порту, а? – весело спрашивал почтальон, давний знакомый из младшей ветви рода Луазов – баннерет Димти Олуаз. На его сюртуке герб Луазов, синий змей и цветок, занимал лишь половину, а вторая половина пестрила горностаевым узором.

– Я сопровождаю леди-мать, потому что леди не ездят без сопровождения, – важно отвечал ему Сепхинор. Валь улыбалась ему, а он – ей. Солнца сегодня было немного, но почему-то оно было куда теплее, чем вчера.

Скрипели колёса, болтался на краю коляски фонарик. Они сидели сзади, свесив ноги, и каменистая дорога убегала из-под сапог Сепхинора и антрацитовых мюлей, легкомысленно надетых Вальпургой. Она постоянно задирала мыски, чтобы туфельки без пяток не остались в дорожной пыли. Поворот на Девичью башню исчезал в пучинах вереска. Сиреневые заросли цвели, румянясь под скупыми лучами, и от каждого вздоха ветра вздрагивали, будто водная гладь.

Не было больше такого места в мире. Остров, на котором знали все оттенки жёлтого для описания глаз, все оттенки синего – для описания моря, все оттенки зелёного – для описания природы. Малахитовые сосны, сизый мох, зелёные до черноты ели, тёмно-нефритовые падубы. Трава, местами так похожая на зелёные волны, и волны, похожие на серебристые листья лохов. Змеиный Зуб был прекрасен, но нужно было немало постараться, чтобы быть достойным его.

Настроение у неё улучшилось само по себе, и она с нежностью слушала, как Сепхинор читает вслух.

– «Легарн вышел из кабинета, утирая окровавленные руки носовым платком. Он закрыл дверь на ключ, а сам ключ, прежде чем уйти, повесил на гвоздь в коридоре. На улице»… Ма, а почему он не забрал ключ с собой-то? Так труп быстрее откроют и начнут искать следы.

– Но он же пытался выдать это за самоубийство, – пояснила Валь.

– Но… – Сепхинор нахмурил лоб, а затем его глаза цвета спелой груши просияли. – А! Он хотел, чтобы стража думала, что Эоганн закрылся внутри.

– Именно, – проурчала Валь и взъерошила его волосы. Конечно, свекровь была против, чтобы Сепхинор читал «Смертные грехи Легарна», но её собственная мама тоже всегда возражала. А ей это нравилось больше сказок про спасённых от морских змеев принцесс. И если отец садился у камина не с газетой, а с каким-нибудь таким детективом в бархатной обложке, Валь была тут как тут.

В брендамском банке змеиного дворянства Валь и Сепхинор встретились с лордом Татлифом Финнгером, который управлял казной Видиров. Он получал своё жалованье от Беласка, но, поскольку рыбацкое дело Видиров открывал ещё герцог Вальтер, Татлиф также следил за счетом Вальпурги и платил за неё отчисления в казну. Иначе, конечно, ей пришлось бы заниматься множеством банковских дел самостоятельно. А этого она не умела.

– Значит, вы хотите, чтобы я нашел покупателя на ваши снасти и ваши лодки, – понимающе кивнул Татлиф. Валь вытащила из ридикюля листок, на котором отцовским почерком был расписан весь набор инструментов и лодок, и показала управляющему.

– Как вы думаете, сколько будет стоить? – спросила она аккуратно.

Пока они разговаривали за ширмой в углу для важных клиентов, Сепхинор не пожелал сидеть вместе с ними и шатался туда-сюда. Он во все глаза глядел на тяжеленную люстру, которая отражалась в начищенном мраморе пола, как в зеркале. Неприкрытая роскошь столь достойного заведения отдавала континентальным безвкусием, не характерным для островитян.

– Этого я вам пока не скажу, мисс Моррва, но иров на пятьсот вы можете рассчитывать.

Когда они вышли на людную центровую улицу, оба были озадачены – каждый по-своему.

– Что они там такое мастерят, что они такие богатые? Короны с бриллиантами? – спросил Сепхинор, взяв мать за руку. Она, между тем, хотела заглянуть в травяную лавку своей знакомой. Поэтому повела его за собой по багряной брусчатке ниже по набережной, чуть в сторону центра.

– Ничего, – пожала плечами Валь. – Они дают в долг так, что ты должен заплатить им чуть больше, чем взял. Хранят твои сбережения в безопасности за определенную сумму. Ещё они служат поручителями при сделках и берут за это процент. Чуть где какое подписание документов – они тут как тут с нотариальной печатью, и она тоже стоит денег.

– Мда. Ну, па-то хотя бы гроб сколотить может, он и змеятник недавно починил.

– Да, твой папа умелый плотник, – кивнула Валь. – А дед Герман – каменщик. Они честные труженики.

– Выходит, лучше б им иметь нотариальную печать, – меланхолично заключил маленький лорд.

В лавке Сизы, немолодой рендритской жрицы, Валь всегда брала столовые специи, басму и усьму, сборы трав от головной боли и от кровотечений, для успокоения нервов и для хорошего сна. В этот раз на полках у неё было почти пусто. Она охотно насчитала баронессе трав, бутонов и листьев для настоек и чая, но когда дело дошло до басмы, дала ей лишь небольшую склянку порошка.

– Это всё, что у меня нашлось, – вздохнула Сиза. Распущенные, как у всех рендриток, её волосы были неопрятны и спутаны. – Я помню, что тебе надо отложить, как только будет поставка, но теперь жди этих кораблей с юга. Все боятся выходить в море.

– Да будь оно неладно, – всплеснула руками Валь. Она сложила к бумагам свои покупки, и они с Сепхинором прогулялись до булочной. Потом засели на набережной, глядя, как блестят волны, и ели пирожки с моченой брусникой.

Труппа бродячих музыкантов играла рядом с фонтаном в виде двух сплетённых кобр. Звучали задорная лютня, бойкая скрипка и, конечно же, неизменно виртуозные островные флейты – вистлы и свирели. Артисты не стеснялись исполнять по кругу одни и те же танцевальные мелодии, но потом вдруг перешли в минор. Прислушавшись к музыке, Валь тихонько промычала себе под нос:

– Зов не погаснет, зов не утихнет.

Подчиняйся ему, отдавайся ему.

Остров воззвал, на страх твой, на гибель.

– Это пение Дола? – догадался Сепихнор.

Валь кивнула. Загадочный и монотонный напев нравился ей в детстве. Но потом стал символом разлуки.

– Ма, – Сепхинор перестал болтать ногами и коснулся её рукава.