Разорванный круг - Владимир Федорович Попов

— Я тебе верю. Но пойми меня: я всего-навсего слесарь. Касалось бы предложение механики — тут я бы не спасовал. А в этом деле… И вдруг его осенило: — Слушай, Илья, обратись-ка ты к Серго Орджоникидзе. Хочешь — препроводиловку напишу. Человек он доступный, примет — чего доброго, окажешься на коне.

Илья Михайлович заготовил письмо, дал машинистке перепечатать. Получилось без малого тридцать шесть страниц.

Взвесив в руке толстую стопку, секретарь парткома не сдержал кривой ухмылки.

— Да ты, Илья, что дитё малое. Нарком-то у нас на всю тяжелую промышленность один, а таких, как ты, писучих пруд пруди. Разве у него достанет времени каждое письмо прочитать и что к чему сообразить? Нет, милок, ты напиши на одной страничке, но так, чтоб легко суть схватить можно было. А все остальное — в приложение. Серго прочитает письмо, распорядится действовать, и тогда другие, у кого времени поболе, займутся приложением.

Впервые познал Илья Михайлович сложность краткого изложения мыслей. Тридцать шесть страниц текста заняли у него четыре дня, а злополучная страница далась только через неделю.

Прочитав ее, секретарь парткома одобрительно кивнул и взялся за перо.

Плохо слушались пальцы, привыкшие к тискам и молотку, и буквы ложились на бумагу такие, что машинистка через два слова на третье приходила спрашивать, что написано, но получилось письмо прямое и честное, как сам секретарь.

«Дорогой товарищ нарком Серго Орджоникидзе! Так собирать покрышки, как это мы сейчас делаем, нельзя. Товарищ И. М. Целин предложил способ мотать покрышки на барабане. Человек он хороший, и партком на него рассчитывает. Хотя спецы говорят, что из этого ничего не выйдет, попробовать надо. Американцы нам станков не продают, одна надежда на свои мозги.

Секретарь парткома Лобода».

Письмо отправили в Москву, и, понимая, какая громадная почта у наркома, Целин рассчитывал получить ответ не раньше, чем через месяц-полтора. Но пришел он намного скорее.

В субботний день, когда Целин, по своему обыкновению, торчал на сборке покрышек, в цех прибежала запыхавшаяся курьерша.

— Илья Михайлович, главный инженер вас вызывает!

Целин похолодел. Доселе он главного инженера в глаза не видел. Слышал только, что человек он крутонравый, не в меру строгий. Решил: наверно, начальнику чем-то не угодил, надо обмозговать, как вести себя.

Приемная была до отказа заполнена народом, но, когда в сопровождении курьерши Целин протиснулся к секретарю, тот без промедления впустил его в кабинет.

Пожилой инженер с сухим впалощеким лицом аскета, в пенсне, тотчас отпустил посетителя и вежливым жестом предложил Целину расположиться в кресле. Коротенький, щуплый, Илья Михайлович сел в мягкое шевровое кресло и как провалился. Одна голова оказалась сверху.

— Напрасно вы ко мне сами не зашли, — заговорил главный инженер с задушевной интонацией. — Мы с вами, уверен, нашли бы общий язык. Признаться, молодые специалисты не часто попадают в наше поле зрения, но, поверьте, злого умысла тут нет. Руки не доходят, текучка заедает. Ну и… Добрая русская пословица гласит: «Дитя не плачет — мать не разумеет».

Не успел Илья Михайлович прийти в себя от сердечного приема, как вошедший секретарь подчеркнуто корректно доложил:

— Все в порядке, Вячеслав Гордеевич. Комната товарищу Целину выделена. — Положил на стол ордер, добавил: — Второй этаж, солнечная сторона, вид на Неву.

Главный инженер стал расспрашивать Целина, как ему живется, как работается и освоился ли он уже с Северной Пальмирой. А в душу облагодетельствованного человека невольно закрадывалось подозрение, что либо его не за того принимают, либо тут разыгрывается какой-то фарс.

Кончилось все неожиданно. Главный инженер открыл папку, на которой стоял штамп «Весьма срочно», достал из нее телеграмму.

— Поезжайте в Москву, Илья Михайлович. Вас вызывает народный комиссар тяжелой промышленности товарищ Орджоникидзе.

— Это, очевидно, по поводу моего предложения о новом способе производства шин, — высказал догадку Целин.

— А-а! — обрадовался главный инженер, полагавший, что Целин жаловался наркому на плохое отношение к молодым специалистам. — Ну, вот и хорошо! — Вызвал секретаря: — Билет товарищу Целину готов?

— Готов, Вячеслав Гордеевич. Мягкий вагон, нижняя полка.

Первый раз в жизни ехал Илья Михайлович Целин в мягком вагоне. Долго сидел у окна, всматриваясь в непроглядную темень, испытывая удовольствие от мерного покачивания вагона, а заснув, то и дело с тревогой просыпался, как будто мог проехать Москву.

В приемной наркома снова неожиданность. Вместо приторно-вежливого секретаря — кряжистый, косая сажень в плечах, мужчина с рубленым лицом, в тельняшке, выглядывавшей из-под расстегнутого ворота рубахи, верный помощник Серго матрос Семушкин. Встретил он приезжего грозно.

— Ты что это разные фантазии пишешь? Думаешь, у наркома без тебя работы мало? — Увидев, что Целин растерялся, молвил с подмигом: — Ну, ну, не привыкай робеть смолоду! Сейчас доложу. Только уговор: Серго — человек вежливый, так что смотри, больше пяти минут не засиживайся. Я уже машину ему вызвал, на «Серп и молот» ехать должен. Знаешь про такой завод?

— Знаю, — выдавил из себя Целин. У него перехватило дыхание от одной мысли, что вот так сразу, без всякой подготовки придется разговаривать с Серго.

Семушкин вошел в кабинет и тотчас вернулся.

— Валяй! — скомандовал он и угрожающе шепнул вдогонку: — Смотри, пять минут!

Целин перешагнул порог и остановился. На него в упор смотрел человек, которого хорошо знал по портретам. Орлиный взгляд, орлиный нос, гордая посадка головы.

— Проходи, проходи, — ободряюще произнес нарком.

И страх вдруг улетучился. Целин подошел к столу, пожал протянутую руку, большую, крепкую, теплую, чуть шершавую.

— Прочитал твое письмо, — приступил к делу Орджоникидзе. — Убежден в том, о чем пишешь?

— На все сто процентов!

— Вот и хорошо! Я, к сожалению, поговорить с тобой обстоятельно, как хотелось бы, не смогу. Извини, некогда. Но вот смотрю на тебя и вижу: человек ты — что надо. Правильный, одним словом, а раз так — широкая тебе дорога. У изобретателя какое преимущество перед остальными? Он поглощен своим делом и жаждет его осуществить. Поглощен и жаждет. Это великий стимул.

Нарком написал несколько слов на письме Целина и вручил ему вместе с объяснительной запиской.

— Поезжай с этим в Резинообъединение к начальнику.

— Так я уже был там, — не без робости обронил Целин, опасаясь, что, узнав о посещении начальника объединения, нарком, чего доброго, передумает.

Тщательно охорошив кончики усов, Серго снисходительно улыбнулся.

— Так то ты был один, а теперь мы с тобой вроде вместе будем.

Серго пожал Целину руку, пожелал всяческих успехов и проводил до двери.

— Главное — не остывай! Такая уж эта стезя — изобретательская. Не терпит уныния и отступления, — напутствовал напоследок.

Выйдя в приемную, Илья Михайлович не