Я дрался в 41-м - Артем Владимирович Драбкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы даже не знали, что идем на парад. Сказали: «Поедем в Москву на кратковременный отдых», — у нас ходили слухи, что некоторым частям давали отдых. Мы подумали, что нам наконец-то немножко дадут отдохнуть. Привезли нас под Нижний Новгород, в Гороховецкие лагеря. Там мы дня 2–3 стояли, нас привели в порядок, помыли, переодели, а потом, к 7 ноября, опять отправили в Москву, на парад.
Нас привели на Красную площадь, тогда снег шел, а у нас настроение хорошее было — стрельбу не слышишь, канонаду не слышишь. Куда мы попали? В рай попали! У нас такое ощущение было — когда не слышишь стрельбу, канонаду — такое ощущение, что в другой мир попал.
Принимал парад Буденный, а командовал Артемьев. Сперва пошли пехотные части, а потом мы — впереди наши 152-мм пушки-гаубицы на тракторной тяге, а за ними мы. Тогда я впервые увидел Сталина, Маленкова, Буденного. А ощущение было. Этот парад на нас так подействовал. Казалось — это уже Парад Победы!
А после парада мы вернулись на позиции, которые раньше занимали, за время нашего отсутствия немцы не смогли до них дойти. Потом началось наступление, немцев отбросили на 100–200 километров от Москвы. Во время наступления наш полк дошел до Бородино, и там я был награжден медалью «За Отвагу». В то время практически не награждали. Офицеров награждали, а солдат практически нет, но меня наградили.
Наступление шло, и тут командир дивизиона мне говорит: «Слушай, товарищ старший сержант, вам придется передвинуться вперед примерно метров на 200. Там на небольшой высоте кусты, попробуйте добраться до них и оттуда корректируйте огонь артиллерии». Я взял одного своего товарища, у меня в отделении семь человек было, доползли до кустов, и действительно — из кустов хорошо видны фашистские позиции. Я смотрю — немцы наступают, им до меня уже метров 70–80 осталось, мы уже слышим их голоса, отступать нам некуда, и тот батальон, который мы поддерживаем, — там солдат практически не осталось. Я другу говорю: «Делать нечего, вызываем огонь на себя». «Погибнем». «Другого выхода нет. Так или иначе погибать».
Передаю по рации командиру: «Дайте огонь на нашу высоту».
Командир дивизиона: «Ты что? Очумел что ли?! Почему ты вызываешь огонь на себя?» «У нас нет выхода, мы слышим голоса фашистов, они нас окружают». «Тебе что жить надоело!» Прямо матом ругает. Такое жуткое напряжение. Я говорю: «У нас нет другого выхода!»
Он понял меня. Говорит: «Детки, еще немного потерпите». Я своему напарнику, Астапову, он из Подмосковья был, передал это. Лежим, ждем, и тут слышим скрежет танков. Смотрим, в нашу сторону четыре Т-34 ползут, а за ними пехота. Мы обрадовались. Потом оказалось, эти танки пришли, чтобы наш дивизион поддержать. Они вперед пошли, немцев отбросили.
Знаете — это самый тяжелый момент из всей войны был, я его никогда не забуду. Это очень жутко — ты сидишь и сознательно ждешь свою смерть. Астапов аж поседел, а я практически потерял речь.
Через некоторое время командир дивизиона выходит на связь, говорит: «Ну, как дела, Жулматов?» Я еле-еле говорю: «Ничего, нормально». «Что ничего, как понять это твое слово, ничего?»
За этот бой я был награжден медалью «За Отвагу». Это была моя первая медаль, следующие награды я получил уже офицером.
Интервью — А. Драбкин
Лит. обработка — Н. Аничкин
Шаулин Владимир Алексеевич
Перед войной у нас часто тревоги были, и 22 июня тоже тревогу объявили. Мы сначала не знали, в чем дело, а оказалось — война. В первый же день немцы разбомбили наш аэродром и уничтожили самолеты, мы остались без колес. Началась обычная пехотная работа.
Правда, был один случай. В ночь на 15 июля группу десантников в количестве 60 человек выбросили в тыл к немцам. Привезли нас на аэродром и там поставили задачу. В районе местечка Горки Могилевской области скопилось большое количество немецкой техники, примерно 300 единиц. Они на окраине леса, в ржаном поле, ждали горючее. И вот мы, 60 человек, должны были обнаружить и уничтожить эту технику. И смех, и грех.
Пока мы собирались, пока летели — уже рассвет. Когда самолеты подлетали к немецким позициям, по нам открыли огонь, позже я узнал, что многие самолеты вернулись обратно с убитыми и ранеными десантниками. Самолеты начали бомбить немцев, а за бомбами прыгали мы. А с земли по нам огонь.
Я тогда командиром взвода уже был, до войны я зам-командира взвода был, а тут война, командира нет, вот мне и приказали принять взвод. Приземлился на опушке леса, со мной два солдата, а немцев там полно — танки, охрана, бронетранспортеры. К нам немцы бегут, кричат: «Рус, капут!!!» Я ребятам говорю: «Подпустим, поближе, а потом покажем, кому будет капут». Подпустили, открыли огонь. У нас кроме автоматов по две бутылки с бензином было, мы ими должны были рожь поджигать. В некоторых местах поджечь смогли, но немцев-то там. Сотни единиц одной только техники, а нас из 60 только человек 30 осталось.
Немцы опомнились, открыли по нам огонь из пулеметов. Куда деваться? Бегом в деревню, где у нас был назначен сборный пункт. Захожу в деревню, меня бабушка встречает: «Бабушка, у вас в деревне есть немцы?» «Немцев не видела. Видела, сверху летели ангелы, может, это были немцы». Я говорю: «Это мы летели, мы русские». «А может, вы немцы?» «Нет, что вы!»
Потом стали выходить к своим. Шли через Темный лес, немцы же в первые дни по дорогам шли, как на марше, а мы их обходили. В конце концов мы вышли на опорный пункт.
На фронте мы пробыли примерно полтора месяца, а потом наш корпус отвели к Москве. Там мы получили пополнение, начались занятия.
Интервью — А. Драбкин
Лит. обработка — Н. Аничкин
Бесчастнов Александр Матвеевич
В мае 1941 года я
