Таинственный Восток - Френсис Дэвис

— Ладно, — сказала она весело, — не хотите ли еще раз посетить этот музей? — Ей хотелось поскорее скрыться от солнца. Было бы ужасно, если бы появилась разница между линией загара и закрытой частью кожи.

Но он поднял голову к небу, глубоко вдохнул свежий воздух и сказал:

— Сегодня слишком хороший день, чтобы провести его в духоте музея. Пойдемте погуляем по парку. Я уже видел статую Ханса Кристиана Андерсена. Знаете, на какой сказке там раскрыта книга? — Карен вынуждена была сознаться, что не знает. — «Гадкий Утенок»! Я специально залезал, чтобы посмотреть! похвастался он с мальчишеской гордостью.

Когда они шли парком, Карен чувствовала приятное возбуждение. Шум уличного движения уступил место щебетанию птиц и возгласам детей, носящихся по лужайкам. Запахи молодой травы и клевера напоминали ей о доме, а воздух казался ярким, горячим и счастливым.

— Надеюсь, что вы не воспримете мои слова как критику, — сказал Эрик, — но я изумлен, что вы говорите на таком американизированном, таком разговорном английском.

— Я здесь обучалась, — ответила она вполне честно. — А вы, наоборот, произносите слова, как англичане.

— Большинство датских учителей, преподающих английский в школе, получали образование в Англии. Но как случилось, что молодая женщина, достойная находиться во дворце раджи, училась в Америке и работает в Нью-Йорке?

— Вы можете сказать кисмет,[8] или карма. — Она улыбнулась своей самой загадочной улыбкой, выругав себя молча за то, что не подготовила заранее ответы на вопросы, которые могла предвидеть с его стороны.

Он остановился посреди тропинки, взял обе ее руки в ладони и мягко сказал:

— Я хочу знать о вас все. Разве не было начертано, что тот, кто ищет сердцевину красоты…

-..найдет тайну, — закончила она. — Совершенное знание не дается никому. Он улыбнулся восхищенно.

— Это, конечно, правда. Но разве запрещено стремиться? Когда-нибудь я открою все, что только можно узнать о вас. Вы увидите, я очень терпеливый и целеустремленный человек. А теперь, если не хотите рассказывать о себе, расскажите об Индии.

Некоторое время они гуляли в молчании. Карен смотрела на озеро, воображая, что на его поверхности отражается Тадж-Махал. Затем, стараясь, чтобы ее голос звучал беззаботно и мечтательно, произнесла:

— Об этом можно говорить так много. Индия такая огромная, такая разная, такая древняя. Я не знаю даже, с чего и начать. — Она попыталась, чтобы ее слова звучали торжественно. — Индия непостижима. Ее можно воспринять только опытом.

Эрик задумчиво вздохнул.

— Расскажите лучше мне о Дании, — сказала она весело. Быть индианкой оказалось легче, чем она ожидала. Все, что требовалось, это держаться начеку и не поддаваться панике, и выглядеть достаточно таинственно. Эрик был так легковерен. Как говорится, в той фразе, которую повторяют в театре? Готовность отказаться от недоверия? Эрик был как раз такой — готовый принять все, чему нельзя верить.

Засмеявшись, он сказал:

— На всей земле нет другой страны, которая была бы так непохожа на Индию. Дания крошечная, а не огромная, однородная, а не разнообразная, ее легко познать. Я сам из столицы, Копенгагена.

— Я слышала, что ваши зимы ужасны. — На самом деле Карен не могла представить, чтобы где-нибудь существовали места с зимами хуже, чем в Манкато, но там, дома, миннесотцы любили хвастаться, какие у них бывают ужасные снежные бури. Она предполагала, что Эрик тоже такой.

Эрик добродушно улыбнулся.

— Это вы слышали о Норвегии и Финляндии. Данию, как и Англию, обогревает Гольфстрим. У нас очень редко бывают зимой морозы. Вот почему кататься на лыжах мы отправляемся в Норвегию. Вы когда-нибудь катались на лыжах? Должно быть, снег и лыжи кажутся вам чем-то очень странным.

— Мне нравится снег, но Эйлин Лорд ненавидит саму идею, чтобы кто-нибудь из нас подвергал себя риску. Поэтому я всего пару раз каталась на лыжах. Это было пугающе, но весело.

Он ободряюще положил руку ей на плечо, и она почувствовала, что прислонилась к нему так, словно это было самое естественное дело на свете. Как легко было с ним, как просто.

— Если я еще буду здесь, когда выпадет снег, я дам вам несколько уроков. Секрет владения лыжами заключается в движении ваших бедер. — Его рука скользнула по ее спине и легко задержалась на бедре, и тепло от его руки сразу пробежало по всему ее телу, как огонь. — Ваши бедра великолепно подходят для лыж — упругие и крутые. Я покажу, как надо ими двигать.

Она вскинула голову, чтобы взглянуть на него, ее щека касалась его бархатистого замшевого пиджака, его глаза смеялись ей сверху.

— Что вы имели в виду, когда сказали: «Если я еще буду здесь, когда выпадет снег»?

— Моя работа позволяет мне задержаться до ноября.

Разочарованное «ох» было все, что она могла выговорить. Значит, не будет чудесных уик-эндов с Эриком на лыжах? Но руки Эрика все еще обнимали ее талию, солнце все еще одаривало парк золотым светом, перед ними расстилались целые акры лужаек, а до ноября, подумала она, еще очень долго.

Он внезапно остановился на полушаге и вдохнул воздух.

— Что это за чудесный аромат? Карен фыркнула:

— Хатдогс?! Вон они продаются прямо перед нами.

— Я их еще не пробовал. Это, кажется, сосиски? — Он торопливо направился по траве к продавцу, но Карен удержала его.

— Только не с уличной тележки — их начинка, словно из мокрых газет.

— Я очень люблю сосиски, — восторженно заявил он и передернул плечами, что указывало на его стремление настоять на своем.

— Я была бы никуда не годным гидом, если бы не отвела вас туда, где вы могли бы попробовать настоящую еду, и я знаю такое место. Это на Колумбус-авеню. Доверьтесь мне, — добавила она и повела его через парк.

Уголки его глаз растянулись в улыбке.

— Иду, Индира, иду.

Когда Эрик придерживал для Карен дверь «Деликатесов от Менни», им пришлось пройти мимо стоявших на тротуаре четверых мужчин, о чем-то спорящих. Карен закрыла лицо руками и притворно чихнула. Она знала их всех, а с одним встречалась. Все они были из офиса «АВС-Ньюс»,[9] который располагался всего в четырех кварталах отсюда. Входя поспешно внутрь, Карен ругала себя за то, что не надела солнцезащитные очки. Но это было трудно — все время помнить, что ее могут узнать, она не умела никогда интриговать. Уходить было уже слишком поздно. Карен стремительно кинулась к одному из излюбленных столиков Роба, рассчитывая уловить его взгляд раньше, чем он успеет что-либо сказать.

Она смотрела в спину Роба, желая, чтобы он обернулся, но когда он сделал это, его глаза были совершенно пусты. Роб отвернулся, очевидно, озадаченный, потом взглянул через плечо и ухмыльнулся. Она не ответила на его улыбку, но посмотрела выразительно на Эрика, чье внимание было целиком поглощено рядами колбас, висящих над прилавками. Тогда Карен незаметно покачала головой. Роб кивнул два раза и подмигнул. Какое счастье, что большинство официантов Нью-Йорка — безработные актеры, мгновенно реагирующие на любой знак.