Влюбленные в Лондоне. Хлоя Марр (сборник) - Алан Милн

– Но не глотать, – поспешил добавить я. – Дорогая миссис Джоунс, вы простите меня?

Нэнси овладела собой.

– До свидания, миссис Дженкинс, – сказала она. – Надеюсь, вы хорошо провели время. Я попрошу горничную все убрать.

Она снова зашептала, отвернувшись от нас.

Мистер и миссис Дженкинс ушли, но Амелия и Тедди остались – готовые к любой новой игре.

Я попытался уговорить Нэнси нанести нам ответный визит. Она восприняла это без воодушевления.

– Не могу. У меня простуда.

– Это не важно!

– Но у меня две простуды, – не сдавалась она.

– Правда?

– И… и… чих.

Когда мы прощались, кое-что произошло. Вот как это было.

– До свидания, милая Нэнси, – сказал я.

– До свидания, дядя, – небрежно бросила она.

– До свидания, Нэнси, – сказала Амелия.

– До свидания, дорогая! – отозвалась Нэнси.

Меня охватила ревность. Это моя кузина! Не допущу, чтобы Амелия встала между нами. Я наклонился, чтобы поцеловать Нэнси.

Амелия, увидев это, наклонилась с другой стороны…

Нэнси не любит, когда ее целуют. Она сползла с подушки. Впрочем, мне это не помешало…

– Прошу прощения, – выдавил я, осознавая, что сделал.

Амелия выпрямилась, пылая от гнева.

– Какая нелепая ошибка, – продолжил я. – Нэнси… Нэнси, милая моя, мы ведь нисколько не сожалеем, не правда ли?

– Надеюсь, вы хорошо провели время, – улыбнулась Нэнси.

– Чудесно! – подтвердил я.

Глава XIV

Откровения

В ожидании поезда на Кью мы с Амелией коротали время у книжного киоска. Амелия приобрела женский журнал (тот, который «для девиц и замужних дам»). Замечено: покупка такого рода немедленно дает вам право перерыть весь лоток. Мы вместе глянули на «Скетч», потом, пока Амелия листала «Справочник по этикету», я заприметил серию «Как писать письма» (Ну, вы знаете, такие синие книжечки по шесть пенсов каждая.)

– Суп ножом не едят, – вдруг сказала Амелия. – В Англии так не принято.

– Не в этом сезоне.

– Его нужно есть ложкой, взяв почти посередине, ближе к концу.

– Концу чего?

– Ложки, разумеется.

– А, то есть не за саму рукоятку. Ну, я так и делаю. Циркулем отмериваю. «Мадам! Прошу великодушно простить, что, не будучи представлен, пишу вам. С тех самых пор, как однажды в церкви я сел позади вас, я вас боготворю. Я держу мясную лавку и неоднократно имел удовольствие обслуживать вас у себя в магазине. Я могу представить вам доказательства своей честности и воздержанности, а также готов написать вашему отцу, если вы того пожелаете». На подобное отвечайте неблагосклонно: «Сэр!..»

– Вы что, хотите сделать предложение, Тедди?

– Да, подумываю об этом. О, взгляните – альбом откровений! Давайте его купим…

Позже, у Амелии в гостиной, мы вместе стали его изучать.

На первой странице надлежало написать имя владельца, каковым, разумеется, являлась Амелия.

– Я заполню за вас, – предложил я.

Имя, возраст и прочие детали не заняли много времени. Дальше начиналось самое интересное.

– «Ваш герой в жизни?» – зачитал я.

– Ах, это просто. Тедди…

– Пощадите мою скромность. Кроме того, что скажет ваша матушка? Я, конечно, понимаю вас, и это очень мило с вашей стороны, но…

– Я хотела сказать «Тедди Рузвельт».

Но я отомстил.

– Кто это? – небрежно обронил я. – Американец?

Ярость Амелии была подавлена не без труда и двух подушек.

– «Любимый поэт?» Лонгфелло? – предположил я.

– Конечно.

– «Любимый литературный герой?» Это лучше напишите сами. Я прочитал только один американский роман, он назывался «Хижина дяди Тома» или что-то вроде того, так что не могу угадать вашего героя. А мой собственный роман, где героем являюсь я сам, еще не вышел…

– Самые ненавистные пороки, – перебила меня Амелия, – тщеславие и самореклама.

В большинстве альбомов вас спрашивают о любимом цветке. Если хотят пошутить, пишут «цветная капуста». Эта острота очень популярна в провинции. На самом деле, если постараться, можно заполнить альбом с юмором. Надеюсь, вы понимаете, что я привожу детали откровений Амелии с единственной целью – чтобы вы смогли оценить ее характер. Как любой уважающий себя житель Америки, «я никогда не демонстрирую подлинных высот своего остроумия». Я никогда…

– Самый ненавистный порок, – повторила Амелия, – самореклама. Записали? Что там дальше?

А дальше было вот что.

Любимая игра – бадминтон. (В провинции говорят «игра в волан».)

Любимое животное – Топотун. («Топотун» считается собакой. С виду это комок шерсти, но, как я уже отмечал, настоящий Топотун – или, как говорится, глубоко в душе, – считается собакой.)

Любимая еда – конфеты.

Любимый напиток – содовая. (Брр!)

Любимое занятие – осматривать Лондон. (Изящный комплимент мне – ведь это я показываю ей Лондон. «Мадам! Прошу великодушно простить, что, не будучи представлен, пишу вам. С тех самых пор, как однажды в церкви я сел позади вас, я вас боготворю. Я держу мясную лавку…»)

Любимый инструмент – банджо. (Кстати, она неплохо играет.)

Любимый вальс – «Дунайские волны».

И так далее. Когда мы закончили, Амелия любезно разрешила мне сделать страничку о себе. И тут пришел час отмщения.

Любимая героиня в жизни…

– Амелия.

Амелия отвернулась. Ну, вы знаете, как это описывают в романах: «Она отвернулась и потупила взор».

– Амелия, – повторил я, – наша кухарка. Она готовила великолепные пирожные безе. Ах, какое было время!

Ниже следовал вопрос о моих антипатиях. У меня их пять – семь литераторов, один политик, два игрока в крикет, один газетчик, один политический курс, каламбуры, пудинг из тапиоки, виски, все парикмахеры, еще два литератора, хоккей, Джон Гилпин[41], любители Вордсворта, один театральный критик и графство Эссекс. Когда-нибудь, по настойчивым просьбам, я напишу мемуары, где дам подробные объяснения. До этого момента я удовлетворюсь всего одним словом в альбоме Амелии – насекомые.

– Ваш любимый исторический герой, Тедди?

Воспитанный английский мальчик погрызет кончик карандаша и нацарапает имя единственного известного ему героя: «Нельсон». Воспитанный американский мальчик выведет «Джордж Вашингтон». Американская девочка, вероятно, – «Уильям Ллойд Гаррисон»[42]. А английская вспомнит какого-нибудь известного проповедника, реформатора или сэра Филипа Сидни[43]. Но в любом случае так трудно назвать кого-то одного. Хотя, если уж на то пошло…

– Колумб, – выпалил я. – Я многим ему обязан.

– Спасибо! – улыбнулась Амелия.

– Столь приятный слог свойствен мне по пятницам, – пояснил я. – Так как сегодня четверг, мне пришлось потрудиться.

Последним шел вопрос о цели в жизни. Девиц об этом не спрашивали. Предполагается, что цели у них нет. Они только и умеют что тосковать. Или же данный вопрос был исключен за ненадобностью, потому что у всех девиц цель в жизни одна и та же. Когда-то меня представили одной девушке, и получился следующий разговор. (Поневоле, знаете ли.)

– …я обожаю театр. Все мои друзья твердят, что мне нужно было идти на сцену, но матушка не пустила. А мне бы так подошли роли Евы Мур.

Я ответил:

– Мой младший брат мечтает стать моряком.

– Не знала, что у вас есть брат.

– Это аллегория, – пояснил я.

С тех пор я несколько раз успешно оживлял своего младшего брата. Он очень удобен, хотя несколько эфемерен.

Амелии, как она сама сказала, подошли бы роли Этель Бэрримор. Да, я, пожалуй, соглашусь.

Итак, мне нужно было назвать цель моей жизни. Я медлил. Сначала хотел написать «Стать знаменитым», но потом меня осенило, что это не цель, а судьба. (Реакция Амелии на сие высказывание была просто восхитительной!) Мысли приходили одна за другой, я их записывал и тут же вычеркивал, превратив альбом невесть во что.

Амелия то и дело заглядывала мне через плечо. Я бросил перо и посмотрел на нее.

– Я потом вам расскажу, – выдохнул я.

Глава XV

Наш конкурсный рассказ

Я зашел к Амелии на чай. Ее матушка ушла по делам, предоставив нас – таких славных детей! – обществу друг друга. Я уже понял, что Амелия что-то задумала, и тут…

Взяв вечернюю газету, Амелия обратилась ко мне:

– Не хотите заработать три гинеи?[44]

На мгновение я потерял дар речи. Еще никто не начинал со мной разговор подобным образом. Я почувствовал себя примерно так же, как Ласкер[45], чей противник начал бы игру с рокировки, вместо того чтобы, как мне кажется более естественным, пойти пешкой. (Впрочем, возможно, я не прав, так как не силен в шахматах.) И я ответил:

– Простите?

– Точнее, половину от трех гиней.

– А! Это больше похоже на правду. Один фунт одиннадцать шиллингов и шесть пенсов.

Амелия посмотрела на меня с восхищением.

– В детстве я выиграл приз по арифметике за деление в столбик, – пояснил я. – Приз был так себе, но моя тетушка все еще его хранит.